Уже в древности чеканка монет была одной из наиболее важных прерогатив верховной власти. Выпуск монеты с именем нового правителя — это особого рода подтверждение его власти, прав, политических успехов. В античности и в средние века не было современных средств информации и пропаганды, и только монета могла проникнуть в самые отдаленные уголки страны, охватить широкие массы людей, представить и объяснить те или иные события в нужном для эмитента свете, показать его божественное происхождение и величие.
После смерти в 68 г. Нерона все претенденты, боровшиеся за власть, — Гальба (68 — 69 гг.), Отон (январь — апрель 69 г.), Вителлий (апрель — декабрь 69 г.) — чеканили свою монету. Безусловно, большое политическое и международное значение имела чеканка в X-XI вв. древнейших русских монет. Изображение древнерусского князя на троне, легенды Владимир на Столе (престоле, троне), Владимир, а се его злато, Владимир, а се его серебро — «эго как бы политическая декларация, отводящая хорошо известные претензии константинопольского двора на подданство народов, принимавших новую веру от византийской церкви» [1].
Мысль о важном репрезентативном значении монет подчеркивал А. А. Быков. Говоря о монете, выпущенной Джемом Шахзаде, младшим братом султана Баязида II (1481-1512), он писал: «Эта выпущенная в Брусе в 886 г. х. (1481 г.), во время восемнадцатидневного султанства Джема, монета — красноречивое доказательство того большого значения, которое придавалось в Турции выпуску монет с именем нового правителя как средству, долженствующему всенародно закрепить переход власти в его руки» [2].
События в Китае после прекращения династии Мин (1644 г.) напоминают рассказанный здесь эпизод из времен гражданской войны в Риме после смерти Нерона: «Одним из первых мероприятий каждого из … эфемерных правителей (претендентов на престол. — В. 77.), действовавших на юге Китая и очень быстро сметенных народным восстанием, был выпуск собственных монет» [3].
Легенды и изображения подчеркивали величие и божественное происхождение власти. Римские императоры называли себя «великими», «августейшими», «отцами отечества». Цари Каппадокии, Сирии, Парфии, Бактрии добавляли к своему имени эпитеты «блестящий», «великолепный», «спаситель». Монархи средневековья и нового времени помещали перед своей титулатурой аббревиатуру — D. G. — Dei gratia («Божьей милостью»), мусульманские правители называли себя наместниками Аллаха на Земле. Монета в 10 цяней китайской династии Юань (1279-1368) имела надпись «Монета Великой Юань». Часто монеты прославляли военные успехи правителей.
Одновременно правители старались подкупить часть народа раздачей денег. Такие раздачи практиковались в императорском Риме. В средние века, особенно с XVI в., английские монархи в Страстной четверг раздавали беднякам монеты, получившие название «четверговых». Сначала это были обычные монеты, находившиеся в обращении, но с 1660 г. для этой цели стали чеканиться специальные монеты. Известна монета в 3 грёшеля герцога Легницы-Бжега (1622 г.) с надписью: Fuerstlich. Almos., т. е. Furstliches Almosen («княжеская милостыня», «княжеское подаяние»).
Несмотря на величественные монетные изображения, громкие титулы, попытки правителей заигрывать с бедняками, народ давал многим монетам насмешливые прозвища, в которых сквозило презрительное отношение не только к часто недоброкачественным деньгам, но и к выпускавшим их правителям. Фламандские двойные гро, на л. с. которых был изображен лев в большом турнирном шлеме, получили название Botdrager («носитель горшка»). Прусские грошены с изображением орла с распростертыми крыльями были прозваны Fledermause («летучие мыши»), некоторые низкопробные монеты Германии назывались Seufzer («стон», «вздох»), Wanzen («клопы»), Schinderlind («живодер», «мучитель») и т. п.
В периоды народных восстаний и революций чеканилась монета с иными изображениями и лозунгами. Много таких монет было выпущено в годы буржуазных революций в Нидерландах, Англии и Франции. Pugno pro Рatria («Сражаюсь за родину») — звучит призыв пергаментной монеты Лейдена, осажденного испанцами (1574 г.). На монетах Великой Французской революции конца XVIII в. появляется лозунг «Свобода, равенство и братство», в дальнейшем столь мало воплощенный в жизнь в буржуазном обществе. Там, где эксплуататорские классы оказывались победителями, монеты народных восстаний и революций старались изъять и уничтожить. Так было после расправы с Парижской коммуной 1871 г., так было и после поражения восстаний тайпинов в Китае (1850—1864) [4].
Еще большую остроту получают монеты, если на них нанесены граффити (процарапанные надписи и рисунки), если их изображения подверглись перегравировке или на них сделаны надчеканки, имеющие политический смысл.
Большая группа таких монет, видоизмененных перегравировкой или перечеканкой, — французские 10 сантимов периода франко-прусской войны 1870-1871 гг. Наполеон III, приведший Францию к поражению при Седане и полностью утративший престиж, изображен на этих монетах то в ночном колпаке, то в прусской военной каске, иногда с трубкой, надпись Empire francais («Французская империя») переделана в Vampire francais («Вампир Франции»). На некоторых монетах надпись 80 000 prisonniers («80 000 пленных») напоминала о катастрофе при Седане [5].
Исключительный интерес представляют антифашистские перегравировки и надчеканки на монетах Австрии и Германии, известные как по нумизматическим материалам, так и по доносам, поступившим в 1936-1944 гг. в гестапо. На этих монетах — серп и молот, пятиконечная звезда, надписи Rot Front («Красный фронт»), Antifaschistische Aktion («Антифашистское действие»), Nieder mil Hitler («Долой Гитлера»), Nieder mit Hitler dem Kriegstreiber («Долой Гитлера, поджигателя войны») [6].
Иногда монеты называют «металлической летописью», в приведенных же случаях их следовало бы назвать «металлическими прокламациями».
1917 г. принес смену изображений на монетах. Рабочий и крестьянин на рубле 1924 г., рабочий перед наковальней на полтинниках 1924-1927 гг., иная символика изображений гербовой стороны.
Монеты, однако, играли и играют роль не только в политической, но и в повседневной жизни людей. Археологические находки, письменные источники и этнография говорят о значении монеты в быту, обычаях и верованиях различных народов с глубокой древности до наших дней.
Античные, средневековые монеты и монеты более позднего времени имеют ушки для подвешивания или следы ушек. Многие монеты имеют дырки. Для рядового нумизмата-любителя такие монеты выглядят дефектными, и он относит их к одной из низких степеней сохранности. Ушки нередко спиливают, их следы сглаживают, отверстия заделывают. В то же время для сотрудника музея, для нумизмата-ученого монеты с ушками и дырками — наглядные свидетельства их использования в качестве отдельных подвесок-украшений или в составе монист. Металл, форма ушек, способ их крепления к монете могут дать интересные дополнительные сведения о жизни того или иного народа, о развитии ремесла, торговли металлами и т. д.
Монеты с отверстиями могли нашиваться на одежду. В Эрмитаже хранится башкирское нагрудное украшение «сакома» с огромным количеством нашитых на ткань копеек XVI — начала XVIII в. и крупных монет — полтин и рублевиков 1718-1726 гг.
Археологические находки монет свидетельствуют об их использовании в качестве серег, браслетов, перстней, пуговиц.
Использование монет в качестве украшений было распространено и в новое время. В связи с этим нюрнбергская фирма «Лауер» изготавливала в XIX в. австрийские, итальянские и французские серебряные монеты из белого металла с ушками, а золотые имитировала из латуни, специально снабжая их отверстием для подвешивания.
Уже в эпоху Возрождения бокалы из золота, серебра и олова украшались монетами. Позже в странах Центральной и Западной Европы такие бокалы, орнаментированные монетами, получили широкое распространение, особенно в Германии.
рис.1 Кубки, украшенные талерами.
В Музее прикладного искусства в замке Кёпеник (Берлин) находится кубок высотой в метр, украшенный 750 монетами и медалями. В ОНГЭ хранятся несколько чайных ложек, изготовленных из центральноамериканских монет XIX в., и украшенный монетами багор венецианского гондольера. Уже эти примеры говорят о том, как активно использовались монеты в ювелирном деле и в прикладном искусстве разных эпох.
Многие монеты применялись в качестве амулетов и должны были, по воззрениям людей своего времени, сберегать их владельцев от болезней, бед и опасностей. В средние века это часто были монеты с изображениями различных святых. Среди монет-амулетов наибольшую известность и распространение получили георгсталеры — талеры с изображением св. Георгия, поражающего дракона, чеканенные в ряде стран. Особенно большой популярностью пользовались мансфельдские и венгерские георгсталеры, вызвавшие изготовление многочисленных подражаний, уже с самого начала имевших значение не монет, а только амулетов.
От античности до наших дней был широко распространен обычай закладной монеты, когда под фундамент здания (как правило — под один из углов) клалась одна или несколько монет. Конечно, такой ритуал был связан первоначально с принесением жертвы при постройке дома. Мы уже в некоторой степени касались этого вопроса в разделе «Нумизматика и памятники архитектуры». Одной из разновидностей закладных монет были монеты, которые клались под мачту строящегося корабля. Этот обычай засвидетельствован от античности до нашего столетия [7].
Особо стоит отметить обычай «обола мертвых». Хотя монета, положенная в могилу, уходила из денежного обращения, она здесь дважды выступает в роли денег: в реальном мире и — по представлениям использовавших монету в качестве «обола мертвых» — в мире загробном. Уже древние греки клали в рот умершего обол — мелкую монету. Это свидетельствует о том, что уже тоща жизнь даже в загробном мире не могли представить без денег: обол предназначался для платы Харону — перевозчику душ умерших через реки подземного царства. Обычай «обола мертвых» получил распространение в средние века и в новое время у разных народов. Свидетельство тому — находки монет в погребениях при археологических раскопках, этнографические материалы [8].
Населению Руси приходилось сталкиваться не только с «законными» монетами, но и с фальшивыми. Уже среди куфических дирхемов и западных денариев встречаются медные монеты, покрытые тонким слоем серебра. Жители Восточной Европы проверяли тогда качество монетного серебра острием ножа, а некоторые исследователи считают, что и на зуб. Следы зубов на западных денариях отмечены в литературе [9]. На дирхемах, денариях и даже талерах можно заметить иногда царапины и небольшие срезы, сделанные с целью проверки качества металла. На дирхемах нередки надрезы, представляющие собой разметку деления этих довольно крупных монет на части, которые должны были служить своего рода разменной монетой — разница между чеканенной монетой и весовым серебром была очень мала. От таких царапин и надрезов надо отличать граффити в виде знаков и надписей, которые известны теперь на монетах и денежных слитках. На ряде древнегреческих монет имеются граффити, посвященные, вероятно, любимой девушке или женщине: «Прекрасной Дейниc, «Любимая Лала». На античных монетах встречаются также граффити, указывающие на собственность или на принесение жертвы. Недавно И. Г. Добровольским и И. В. Дубовым собраны и частично объяснены граффити на куфических дирхемах [10]. Граффити на западных монетах почти не исследованы. В издающемся многотомном корпусе монет, найденных в Швеции, отмечены граффити на византийском миллиарисии и на германских и англосаксонских денариях X-XI вв. [11]. Буквы (вероятно, инициалы одного из владельцев) встречаются на ряде монет, особенно на крупных серебряных и золотых монетах XVI-XVII вв.
Еще в домонгольское время монеты носились в кошельках. Свидетельством этого могут служить находки кошельков в культурных слоях древнего Новгорода и ряда других древнерусских городов. Кроме кошельков из кожи, были, вероятно, кошельки из полотна, о чем говорят остатки ткани, находимые вместе с монетами в курганных могильниках. Наличие монет у бедер, захороненных в древнерусских курганах, наводит на мысль, что кошельки в предмонгольское время были не только в виде мешочка — мошны, калиты, но и череса — кожаного пояса для денег.
Шведский дипломат и историк Петр Петрей де Ерлезунда (1570-1622), в начале XVII в., посетивший несколько раз Россию, описывает обычай кратковременно хранить монеты во рту, за щекой. «Купец берет деньги и, сосчитав, держит их во рту до тех пор, пока не отдаст товара покупателю и не найдет времени спрятать их; часто бывает у них во рту до четырех или до пяти талеров, когда они продают или покупают, однако ж разговаривают между собой без всякого затруднения для языка и не роняя изо рта денег до тех пор, пока не захотят их выронить нарочно» [12]. Это известие вполне заслуживает доверия: в античной Греции и еще в начале нашего века на Ближнем Востоке, в Индии и Северной Африке существовал тот же способ хранения монеты.
Дома деньги иногда хранились в обычном ларце, иногда в подголовнике — в ларце с наклонной крышкой, помещавшемся в изголовье постели под подушкой. Так, у гостя Гаврилы Фатеева (в 1676 г.) было «в подголовке денег пятьсот рублев, двести золотых, тридцать ефимков» [13]. Иногда монеты прятали внутри дома — у печи или в специально сделанном тайнике. Когда грозила опасность, монеты укрывали вне дома, превращали в клад. Немецкий хронист Альберт Штаденский рассказывает о таком случае: женой великого киевского князя Святослава Ярославича была Ода — сестра трирского епископа Бурхарда. Когда в 1076 г. Святослав умер, Ода вместе с сыном вернулась на родину. Часть своих многочисленных драгоценностей она взяла с собой, а часть должна была зарыть в русской земле. Рабы, зарывшие сокровища, были убиты, чтобы никто, кроме Оды и ее сына, не знал бы места, где спрятан клад [14].
Правда, по преданию, сын Оды, вернувшись на Русь, сумел найти клад и завладеть им, но если бы этого не случилось, сокровища пролежали бы в земле многие столетия.
Австрийский дипломат Августин Мейерберг (1622—1688), посетивший Россию в начале 1660-х гг., писал: «…деревенские жители, да и сами дворяне, живущие в своих деревнях и поместьях, обыкновенно зарывают свои нажитые деньги в землю в лесах и полях, по обычаю, заимствованному от предков» [15].
Экономические потрясения и войны всегда служили своего рода катализаторами образования кладов, в том числе и в XX столетии. Правда, в больших современных городах ценности теперь не обязательно зарываются в землю. Вот как описывает образование кладов Михаил Булгаков в «Белой гвардии». В тревожные дни декабря 1918 г., когда на Украине хозяйничали немцы и их гетмановские прихвостни, грабили и насильничали петлюровцы, хозяин дома в Киеве, где жила семья Турбиных, инженер Василий Иванович Лисович, по прозвищу Василиса, особо беспокоился о своих богатствах, которые он спрятал в трех тайниках. Однажды ночью Василиса, завесив окна, «взял стул, влез на него и руками нашарил что-то над верхним рядом книг на полке, провел ножичком вертикально вниз по обоям, а затем под прямым углом вбок, подсунул ножичек под разрез и вскрыл аккуратный маленький, в два кирпича, тайничок, самим же им изготовленный в течение предыдущей ночи. Дверцу — тонкую цинковую пластинку — отвел в сторону, слез, пугливо поглядел на окна, потрогал простыню. Из глубины нижнего ящика <стола>, открытого двойным звенящим поворотом ключа, выглянул на свет божий аккуратно перевязанный крестом и запечатанный пакет в газетной бумаге. Его Василиса похоронил в тайнике и закрыл дверцу». Тайник он аккуратно заклеил полосками обоев. «Пятипроцентный прочно спрятан в тайнике под обоями. Там же пятнадцать „катеринок“, девять „петров“, десять „Николаев первых“, три бриллиантовых кольца, брошь, Анна и два Станислава».
В тайнике № 2 — «двадцать „катеринок“, десять „петров“, двадцать пять серебряных ложек, золотые часы с цепью, три портсигара… пятьдесят золотых десяток, солонки, футляр с серебром на шесть персон и серебряное ситечке (большой тайник в дровяном сарае, два шага от двери прямо, шаг влево, шаг от меловой метки на бревне стены. Все в ящиках эйнемовского печенья, в клеенке просмоленные швы, два аршина глубины).
Третий тайник — чердак: две четверти от трубы на северо-восток под балкой в глине: щипцы сахарные, сто восемьдесят три золотых десятки, на двадцать пять тысяч процентных бумаг» [16].
Там, где экономика развита меньше, где владельцы сбережений живут ближе к природе, монеты даже во второй половине нашего века продолжали зарываться в землю. Вот как описывает один из эпизодов своего путешествия по Эфиопии польский писатель Мариан Брандыс: «Богатые эфиопские крестьяне — владельцу кофейных и хлопковых плантаций, скотоводы и жители районов, расположенные вблизи от дикорастущих кофейных рощ в провинциях Каффа, Уаллега, Илубабор и Гэму-Гофа, — зарабатывают очень много, но тратить деньги им негде. Поэтому они просто-напросто зарывают их в землю. Такой деревенский богач — в великой тайне даже от ближайших членов семьи — закапывает примитивный маленький, сейф, сконструированный из старой жестяной банки из-под керосина и ржавой трубы. После этого он регулярно, каждые несколько дней, опускает туда все деньги, вырученные от продажи кофе, хлопка или скота. Делается это ночью, с соблюдением всяческих предосторожностей, чтобы кто-нибудь из домашних случайно не нашел дорогу к „индивидуальной сберегательной кассе“. Через несколько месяцев крестьянин, который не ведет никакого учета спрятанных денег, теряет контроль над своими сбережениями и даже приблизительно не знает размеров закопанного сбережения. Между тем капитал растет. Касса Амануэль (эфиопский знакомый М. Брандыса. — В. П.) убежден, что на деньги, зарытые в крестьянских палисадниках в окрестностях Аддис-Абебы, можно купить всю столицу вместе с железной дорогой…
— Невероятно! — воскликнули мы с паном Беганеком (спутник М. Брандыса. — В. П.) в один голос.
— Значит, тот больной плантатор, у которого мы были, и его сыновья поступят так же?
Касса Амануэль мрачно кивнул:
— Конечно. Поэтому я и убеждал их отдать деньги в банк. Для них это было бы и безопаснее, и выгоднее — они получали бы еще и проценты. А банк мог бы пустить деньги в оборот и помочь правительству в строительстве новых фабрик и школ. Но крестьяне упрямы и предпочитают зарывать деньги в землю, как это делали их деды, прадеды и предки, жившие тысячу лет назад» [17].
Мы уже говорили о монетах-украшениях; теперь еще о некоторых обычаях, тесно связанных с использованием монет.
Тот же Мейерберг рассказывает, что «обычай требовал, чтобы все подносили какой-нибудь подарок родильнице». Когда в Смоленске разрешилась жена Петра Долгорукого, то князь Одоевский «с приличною щедростью подарил ей один золотой, а товарищ его 30 серебряных копеек, которые не составляют по весу и полуталера на наши деньги» [18]. Еще большее значение имели монеты в свадебных обрядах. Специальная статья акад. Н. П. Лихачева посвящена пенязям великокняжеских и царских свадеб [19]. В «Чине свадьбы царя Михаила Федоровича» 5 февраля 1625 г. говорилось: «…да на короваях же нашиты были сверху по тридесять пенязей серебряных, золочены: с одной стороны золоченой и чеканной, а с другой стороны белой и гладкой… а положено было в мису на три угла хмелю, да тридевять соболей, да тридевять платков золотных, участковых, длина пять вершков, а ширина поларшина, да тридевять белок, да 18 пенязей золоченых, да 9 золотых угорских» [20]. Описывая обручение Лжедмитрия I с Мариной Мнишек 20 ноября 1605 г., Ганс Георг Паерле рассказывает: «Перед началом обряда московский посол подарил невесте 6 связок соболей, несколько связок мехов чернолисьих, рысьих и выдровых, 15 золотых монет» [21]. О поднесении золотых монет в качестве подарка при браке царя говорит и Жак Маржерет [22].
В некоторых местностях в дореволюционное время был известен другой свадебный обряд, при котором дружко жениха «вынимает из кармана несколько мелких денег, кладет на деревянную тарелку и ставит на ней чарку водки», как бы внося выкуп родственникам невесты. С. М. Соловьев связывает этот обычай с древнейшей куплей невесты и более поздней платой за вывод и выводной куницей [23]. Надо еще упомянуть и древний обряд разувания. Он состоял в том, что жена в знак покорности должна была с мужа снять сапоги. В одном из сапог была монета. Если ей удавалось снять прежде именно тот сапог, это значило, что ей будет счастье [24].
Как и во многих странах, на Руси были распространены обычаи «обола мертвых» и закладной монеты. Зародившись в глубокой древности, они засвидетельствованы даже в XIX в. у русских, мордвы, чувашей и других народов. Чуваши бывшего Самарского уезда в прошлом столетии клали на могилу медную монету «умершему на табак». Как долго сохранялся обычай закладной монеты в России, говорит следующий эпизод из жизни Льва Толстого, рассказанный его сыном Сергеем Львовичем: «В этом же году [1871] началась пристройка к яснополянскому дому залы и двух комнат под нее… Теперь отец решил сделать фундаментальную двухэтажную пристройку с противоположной южной стороны дома. При закладке отец хотел по традиции замуровать в угол фундамента золотую монету, а так как в то время у него золотого не было, он взял у меня подаренный мне Ханной (англичанкой-гувернанткой. — В. П.) английский золотой соверен (фунт стерлингов). Эту золотую монету он замуровал в фундаменте тайно от каменщиков, пока они обедали, а мне потом возместил ее стоимость» [25].
В глубокую древность уходит обычай украшения икон монетами, как бы подносимыми в дар изображенным на иконах святым. На Руси они получили название цат. Слово цата означает «украшение», «монета». Факты такого использования монет весьма многочисленны.
Известно, что значительное число кладов находят под камнями. Найденный в 1868 г. в Муроме большой клад куфических монет, датируемый X веком, был зарыт под глыбой известняка [26]. Имеются сведения о находках монет под камнем в Псковской, Новгородской, Виленской, Херсонской губерниях, на берегу Днепра и т. д. Камень мог служить приметой, где зарыт клад. Однако этнографические данные говорят также о языческих пережитках поклонения камням в Могилевской, Витебской, Псковской, Виленской и других губерниях, а также о принесении им в жертву холста, льна, шерсти и денег.
Ряд кладов был укрыт в озерах и реках. Об этом рассказывают русские и украинские предания, а также данные о находках кладов в реках Днепр, Свислочь, Полисть, Волга, в озерах, ручьях. Если не все они, то во всяком случае часть, вероятнее всего, связана с поклонением восточных славян озерам и источникам, которым приносились жертвы. Об этом говорят летописи и древнерусские сочинения XI-XII вв. [27].
Не исключено, что часть находок монет, обнаруженных под деревьями или остатками деревьев, также связана с их почитанием и принесением им жертв древними славянами. Принесение жертв камням и озерам имело место и у древних саами (иначе лопарей, или лапландцев).
Ряд обычаев нашего времени тесно связан с древними жертвоприношениями, бросанием монет в водоемы. В этом отношении мировой известностью пользуется фонтан Треви в Риме, построенный в 1762 г. архитектором Никколо Сальви. Считается, что тот, кто желает снова увидеть «вечный город», должен в последний день пребывания в нем бросить через правое плечо в водоем фонтана монету. Некоторое время назад бассейн стал по понедельникам спускаться, а подобранные деньги передаваться в городскую казну. За 8 месяцев было собрано монет на 60 миллионов лир (не надо забывать, что лира очень обесценена и наш рубль равняется примерно 10 000 лир).
В письменных источниках мы постоянно сталкиваемся с использованием монет в качестве дара, поминка, иногда законного, а иногда приобретавшего значение взятки.
Княгиня Ольга получила в Царьграде дары монетами, которые лежали на «золотом блюдце», а «золота козна» былинного эпоса, из которой черпает дары богатырям князь Владимир, включает в себя монеты и слитки. В 1476-1483 гг. Иван III получил в Новгороде от разных лиц большое количество «поминков», среди которых не менее 250 корабельников (так на Руси называли английские золотые нобли и их подражания). Около того же времени псковичи поднесли ему 800 корабельников. В 1480 г. псковичи вместе с жалобой польскому королю Казимиру IV Ягеллончику на нападение ливонских рыцарей на их пригороды послали «поминки» от Пскова: «Королю пять рублев. Посадник Василий от себя дал королю рубль, Юрьи от себе дал полтину королю. Королевичам дали Василий и Юрьи по полтине, а всего того 16 полтин. Королеве от Пскова рубль, а посадник дал полтину, а Юрьи золотой угорский».
В 1547—1548 гг. новгородский владыка посылает в качестве поминков в Москву великому князю значительное количество золотых монет. «Поминки», обмен подарками был одной из форм средневековой торговли, товарообмена.
Капитан Маржерет писал: золотые монеты «поднимаются в цене за несколько дней до Пасхи, так как в это время и неделю после Пасхи они (русские. — В. П.) по обычаю навещают друг друга с красными яйцами и целуются, как мы упомянули выше, но, отправляясь навещать знатных и тех, в ком нуждаются, подносят вместе с яйцом какую-нибудь драгоценную вещь — жемчуг или несколько дукатов» [28]. Иоганн Филипп Кильбургер (? — 1721), посетивший Москву примерно через 70 лет после Маржерета, также говорит о повышении цены дукатов к Пасхе, «потому что тогда всякий, кто имеет какое-нибудь дело при дворе и в приказах, приносит знатным и самым главным в упомянутых приказах дукаты или в коробочке, или в бумажке вместе с пасхальным яйцом и пасхальным приветствием…» [29]. Здесь мы видим, что пасхальный праздник предоставлял на Руси XVII в. кратковременную возможность открыто и безбоязненно дать взятку. Конечно, взятки давались и при других обстоятельствах, но тайно.
В различных странах и в разное время используются монеты, нередко чеканенные специально, во время коронационных торжеств. Письменные и нумизматические источники говорят об этом и для России.
Вот как рассказывает о торжестве во время коронования в феврале 1498 г. внука Ивана III Дмитрия Ивановича Зигмунд Герберштейн: после венчания «великий князь дед удаляется в свое жилище, а Дмитрий в княжеской шапке и бармах отправляется из храма Пресвятой Девы, в сопровождении большой толпы бояр и их детей, в церковь Михаила Архангела, где в преддверии на помосте Георгий, сын великого князя Иоанна, трижды осыпает его золотыми деньгами (под деньгой разумей род монеты)» [30]. Маржерет описывает коронацию Лжедмитрия I в июне 1605 г. следующим образом: при переходе из храма Богоматери в Архангельский собор «по пути бросали мелкие золотые монеты, стоимостью в полэкю, в экю и некоторые в два экю, отчеканенные для этого случая…» [31]. Несколько иначе описывает ту же коронацию Ганс Георг Паерле: «Когда великий князь переступил через порог, Мстиславский бросил народу из золотого сосуда, подле него стоявшего, несколько золотых монет, ценою в 1, 5, 10 и даже 20 червонцев, бросали их польским послам и их свите» [32]. Яков Рейтенфельс, живший в Москве в начале 1670-х гг., пишет: при обряде венчания на царство бросают в толпу «множество золотых и серебряных монет, выбитых в память сего торжества» [33]. Известны коронационные рубли 1883 и 1896 гг., находившиеся в обращении.
Назовем еще один обычай, связанный с дарением монет: награждение монетами, прежде всего за воинские подвиги. Вероятнее всего, награждение монетами первоначально было денежным вознаграждением, денежной дачей по особому случаю, а затем превратилось в особую систему наград. И. Г. Спасский собрал и опубликовал большой фактический материал о таких награждениях XVI-XVII вв. [34]. Шведский историк Петр Петрей, издавший свою книгу в 1620 г., а в последний раз посетивший Русское государство в 1611 г., пишет: «…когда одержат победу, отразят, прогонят или истребят неприятеля, великий князь посылает каждому из них, особливо офицерам, золотые деньги, имеющие овальную форму и вылитые из хорошего золота, а нижним чинам серебряные и вызолоченные, в знак и в память того, что они храбро и богатырски держали себя с неприятелем, а когда придут домой, им выдается причитающееся жалованье». Известно также, что царь Михаил Федорович наградил англичанина Артура Астона, отличившегося при обороне Холмогор в 1613 г., послав ему «цепь золотую со своим изображением, соболей, 25 золотых денег» [35]. Адам Олеарий, дважды посетивший Россию в 1630-х гг., также пишет о чеканке золотых для награждения за воинские подвиги [36]. Другой писатель XVII в. — Юрий Крижанич — говорит еще более четко: «Здесь и в других странах воинам, сослужившим какую-нибудь службу, даются в подарок шубы, ткани, золото, серебро: золотая цепь, серебряный кубок, золотые копейки и другие жалованные деньги, чеканенные специально для этой цели» [37].
Рассмотренные случаи использования монет имеют в значительной степени отношение к этнографии, истории культуры, но они касаются и нумизматики: без учета таких случаев нельзя в полной мере понять роль монеты в тот или иной период, характер целого ряда монетных находок.
Монеты нередко упоминаются в поговорках различных народов, сказаниях и легендах. Широко известны предания о зарытых «золотых кладах». Наоборот, мелкая — медная монета рассматривалась как монета бедняков, которая даже при обогащении могла принести различные несчастья. В Государственном Эрмитаже находится картина французского живописца Н. Ф. Тассара (1800-1874) «Смерть Корреджо». В основе сюжета картины — легенда, записанная Джорджо Вазари (1511-1574). Он рассказывает, что знаменитый итальянский художник Корреджо (ок. 1489 — ок. 1534), получив оплату своего труда целым мешком мелкой монеты, измучился, неся его, вспотел и, испив холодной воды, заболел и умер [38].
В литературе не раз использовалась легенда, согласно которой М. В. Ломоносов, получив в 1748 г. премию в 2000 рублей медью, должен был везти ее на нескольких телегах [39].
Список использованной литературы:
- Сотникова М. П., Спасский И. Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X—XI вв. Л., 1983., с. 6
- Быков А. А. Монеты Турции XIV— XVII вв. Л., 1939, с. 10-11
- Быков А. А. Монеты Китая. Л., 1969., с. 30
- Там же, с. 36
- Miinzen in Brauch und Aberglauben. Ger- manische Nationalmuseum. Niirnberg; Mains, 1982., S. 32-33
- Maur H. Antifaschistische Agitation auf Munzen-dokumentatirische Beweise des Kampfes gegen der Hitlerfaschismus. — NB, 1981, Bd 11., S. 45-49; Miinzen in Brauch und Aberglauben. Ger- manische Nationalmuseum. Niirnberg; Mains, 1982., S.33
- Варшавский А. Суеверия под мачтой. — Вокруг света, 1966, № 4.
- Потин В. М. Монеты в быту, обычаях и верованиях Руси X—XVII вв. — В кн.: Экономика, политика и культура в свете нумизматики. Сб. науч. трудов. Л., 1982.; Потин В. М. Монеты в погребениях Древней Руси и их значение для археологов к этнографов. — ТГЭ, 1971, [т.] 12.
- Потин В. М. О серебряных монетовидных памятниках в кладах X—XII вв. — НЭ 1960, т. 2., с. 68
- 100; 101
- Corpus nummorum saeculorum IX—XI qui in Suecia rererti sunt. Gotland; Lund, 1977., pl. 46, 47, 49
- [Петрей П.] История о Великом княжестве Московском. — ЧОИДР, 1867, кн. 2, разд. 4., с. 399
- Московская деловая и бытовая письменность XVII века. М., 1968., с. 313
- Розанов С. П. Евфимия Владимировна и Борис Коломанович. — ИАН, сер. 7, отд. гуманитарных наук, 1930, № 8, 9., с. 623, примеч. 11
- Мейерберг А. Путешествие в Московию. — ЧОИДР, 1873, кн. 1, разд. 4; 1874, кн. 3-4, разд. 4., кн. 1, с. 179
- Булгаков М.А. Белая гвардия и другие романы. Кишинев, 1987 г., с. 29, 30
- Брандыс М. С паном Беганеком по Эфиопии. М., 1976., с. 142-143
- Мейерберг А. Путешествие в Московию. — ЧОИДР, 1873, кн. 1, разд. 4; 1874, кн. 3-4, разд. 4., кн. 4, с. 134
- Лихачев Н. П. Пенязи великокняжеских и царских свадеб. — ТМНО, 1893, т. 1, полутом 1., с. 1- 6
- Лихачев Н. П. Пенязи великокняжеских и царских свадеб. — ТМНО, 1893, т. 1, полутом 1., с. 2; 223, с. 232, 312, примеч. 213
- Паерле Г.-Г. Описание путешествия… из Кракова в Москву и из Москвы в Краков. — В кн.: Сказания современников о Димитрии Самозванце. С предисл. Н. Г. Устрялова. СПб, 1862, т. 2., с. 37
- [Маржерет Ж.] Россия начала XVII в. Записки кап. Маржерета. М., 1982., с. 82, 171
- Соловьев С. М. Очерк нравов, обычаев и религии славян, преимущественно восточных, во времена языческие. — АИЮС, 1850, кн. 1., с. 11
- Костомаров Н. И. Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях. СПб, I860., с. 170; 256, с. 240-241
- Толстой С. Л. Очерки былого. 4-е изд. Тула, 1975, с. 26
- Марков А. К. Топография кладов восточных монет. СПб, 1910., с. 5-6, 28
- История культуры Древней Руси. М.; Л., 1951, т. 2., с. 61—62
- [Маржерет Ж.] Россия начала XVII в. Записки кап. Маржерета. М., 1982., с. 171—172
- Кильбургер И. Ф. Краткое известие о русской торговле. — В кн.: Курц Б. Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915., с. 159
- Герберштейн С. Записки о Московитских делах. Пер. с лат. СПб, 1908., с. 31
- [Маржерет Ж.] Россия начала XVII в. Записки кап. Маржерета. М., 1982., с. 197
- Паерле Г.-Г. Описание путешествия… из Кракова в Москву и из Москвы в Краков. — В кн.: Сказания современников о Димитрии Самозванце. С предисл. Н. Г. Устрялова. СПб, 1862, т. 2., с. 56
- Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии. Пер. с лат. — ЧОИДР, 1905, кн. 3, разд. 2., с. 79
- Спасский И. Г. «Золотые» — воинские награды в допетровской Руси. — ТГЭ, 1961, [т.] 4.; см. также Спасский И. Г. Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. — В кн.: Материалы и исследования по археологии Москвы. М., 1955, т. 3 (МИА, № 40).
- Словарь русского языка. 3-е изд. М., 1985, т. 1,2., с. 390
- Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. Пер. с нем. СПб, 1906., с. 227-228
- Serrure R. Dictionnaire geographique de la France. Paris, 188, с. 445
- Березина В. Н. Французская живопись первой половины и середины XIX в. в Эрмитаже. Науч. кат. Л., 1983., с. 429
- Щелоков А. А. Свидетели истории. М., 1987., с. 19
В.М. Потин. Монеты. Клады. Коллекции. Очерки нумизматики. СПб, 1993 г. С. 198-206.