Денежное обращение в любом государстве является прямым производным состояния экономики государства и его социально-политического устройства, оказывающим обратное воздействие на жизнь этого государства, а денежное хозяйство и обслуживающие его институты — важнейшим звеном государственного механизма. Денежные реформы, как правило, проводятся в переломные моменты истории страны. Они оформляют глубинные изменения, произошедшие в экономике, политике, социальной сфере.
Под этим углом зрения я хотела бы рассмотреть некоторые аспекты изучения одной денежной реформы — реформы Алексея Михайловича 1654-1663 г., на мой взгляд, одной из наименее понятых весьма многочисленными исследователями[1].
Любое исследование об этой и иной русской денежной реформы не будет корректным без учета специфики русского денежного хозяйства, что даже обусловило выделение «русской нумизматики» в особый раздел нумизматической науки.
Ряд важнейший факторов определили специфические особенности русского денежного обращения. Прежде всего — это географическое положение страны: изоляция от важнейших международных торговых путей, промежуточное положение между Азией и Европой, огромная протяженность территории с редким населением и множеством безлюдных пространств. Политическое устройство Русского государства — самодержавная власть — также наложила свой отпечаток на денежное хозяйство. Государственная монополия на чеканку монеты, начиная с денежной реформы Елены Глинской 1535-1538 г., смогла обеспечить единство монетного типа, весовой нормы и пробы русской монеты задолго до полной победы централизации государственной власти в стране.
Но главной, определяющей спецификой русского денежного дела была его полная зависимость от привозного сырья. Проблема монетного сырья была неизменно острой для русского правительства от древнейших времен до середины ХIX века. Промышленная добыча драгоценных металлов в России началась в середине XVIII в, но она еще долго не могла полностью удовлетворить нужды денежного производства[2]. Денежный металл, главным образом в виде иностранной серебряной и золотой монеты, доставлялся внешней торговлей и зависимость русского денежного дела от внешнеполитической конъюнктуры отчетливо прослеживается даже в новое время. К сожалению, ни наши экономисты, ни историки не обращали должным образом внимания на такой аспект изучения русской внешней торговли и внешней политики.
Следует заметить, что изучение истории денежных реформ в России также должно ориентироваться на проблемы сырья. Даже если начинать с реформы Елены Глинской, нельзя не заметить, что глубинной причиной ее проведения была появившаяся с начала XVI в. возможность обеспечения денежного дела сырьем — западноевропейскими талерами, массовое производство которых началось в Европе с XVI в., а импорт в Россию — в первой трети XVI в.[3]. Давно назревшие внутренние причины — необходимость унификации денежного хозяйства, ликвидация пережитков феодальной раздробленности и пр. — определились уже к концу XV в., но кризис серебряного производства в Европе до начала XVI в, пока не заработали серебряные рудники в Чехии, держал Московию на голодном пайке. Этим объясняется и массовое обрезание монет в первой трети XVI в., и повальное «воровство» — изготовление фальшивых денег, и передача откупщикам (денежным мастерам) чеканки монет при наличии «государевых» денежных дворов. И лишь появление в достаточном количестве нового сырья — талеров — создали возможность для проведения реформы.
Архаический вид русских денег (проволочная техника, ручная чеканка, крайний лаконизм изобразительных средств) также следует объяснять проблемой монетного сырья в России. Талеры — крупные серебряные красивые монеты, служившие международной валютой, — прекрасно знали в России, но здесь они служили только товаром, который покупали (меняли) на экспортные товары (лен, пеньку, лес, рогожи, сало, поташ, воск, меха), с тем, чтобы затем превратить их в сырье для чеканки или для ювелирного производства. Казне было выгодно покупать талеры по полтине (50 копеек) за штуку и делать из одного талера 64 копейки (середина XVII в.) В XVI в. несколько иное соотношение между ценой талера и выходом копеек из него тоже было в пользу казны. Ручной труд и скромное оформление монетного поля делали производство монет крайне дешевым. Все это, вместе взятое, способствовало консервации архаического русского монетного производства, сохранению в обращении проволочной копейки и счетных единиц.
Разумеется, жизнь настоятельно требовала отказа от устаревших проволочных копеек, перехода к общеевропейским стандартам, но здесь уже вступали в силу иные факторы. Для глобальных перемен в денежном деле нужны были запасы монетного сырья, а русская внешняя торговля могла получать его только через северо-западные города (Псков, Новгород, Мурманский берег), где хозяевами положения были шведы и прибалтийское купечество, или через Архангельск, функционирующий исключительно в летние месяцы. Настойчивая борьба за выход к Балтике и Черному морю, как известно, увенчалась успехом только в XVIII в.
В XVII в. проблема сырья для России стала особенно острой. Были сугубо национальные проблемы — полная изоляция от Балтики после Столбовского мира 1617 г., турецкая агрессия на юге, тяжелейшие последствия Смуты. На эти местные проблемы накладывались общеевропейские. Тридцатилетняя война (1618-1648) нарушила импорт серебра в Россию (письменные источники напрямую связывают прекращение привоза серебра в Новгород и Псков в конце 20-х г. ХVII в. с «войной» в «немецких городах»). Англо-голландская война 1652-1654 г. нанесла ущерб торговле серебром, в которой было задействовано более всего голландское купечество, и обороты архангельской торговли сократились. Другим фактором стала «революция цен» в Европе, которая сделала серебро чрезвычайно дешевым металлом, и русская внешняя торговля должна была значительно увеличить объемы импортируемой продукции для получения взамен ее необходимого количества серебра. Русская экономика, не ориентированная на рынок, на товарное производство оказалась в затруднительном положении. Заметнее всего это сказалось на состоянии русской монеты. Начиная с 1613 г. копейка уменьшилась в весе, в 1627 г. снизилась её проба, было отменено право частного заказа, а затем начался процесс систематического снижения веса, вплоть до последнего понижения в 1700 г. до 0,27 г. Однако все это нужно было как-то увязывать с теми прокламативными требованиями, которые предъявляла монете абсолютистская власть. Монета должна была быть Достойной визитной карточкой государства, что было просто не под силу крохотной проволочной копейке[4].
Причины денежной реформы 1654-1663 г. традиционно ищут на трех направлениях: необходимости удовлетворить фискальные интересы казны, особенно возросшие в связи с русско-польской войной за Украину (1653-1667); в острой нужде преобразования архаической русской денежной системы по западноевропейскому образцу; и облегчения экономического слияния с украинскими и белорусскими землями, вошедшими в состав Русского государства, ранее пользовавшимися польской (= западноевропейской) монетой. Действительно, все эти причины имели место, необходимость преобразований назрела. Но имелся еще один фактор, на мой взгляд самый существенный, и связан он был с проблемой сырья.
Уже говорилось о «революции цен» в Европе и связанным с нею удешевлением серебра, что для России обернулось увеличением поставок экспорта, к чему она не была готова. К тому же серебро доставлять через русские пограничные города было затруднительно из-за «прибалтийского барьера». Все это рассуждения априорные, так как сколько-нибудь детальных исследований динамики ввоза серебра в Россию в ХVII в. не существует.
Зато хорошо известно о широких поставках меди из Швеции, для которой медь и железо были главными статьями экспорта. В России Швеция нашла очень емкий и выгодный рынок сбыта. Медью торговали казна, медь везли крупные и мелкие торговцы через шведские владения на северо-западе России — Ижорскую землю и Корельский уезд[5]. Можно сделать предположение, что русское правительство решило заменить серебряное сырье медным.
В пользу такого мнения свидетельствует грамота от 12 июня 1654 г., где перечисляются номиналы от рубля до алтына, которые предполагается чеканить из меди — по 10 рублей из фунта. Правда, далее в той же грамоте сообщается о чеканке серебряных рублей и полуполтинников согласно указу царя от 7 июня[6]. Видимо, грамота от 12 июня 1654 г. отразила первоначальный вариант о полной замене серебра медью, который вскоре был заменен компромиссным — чеканкой из серебра двух из пяти запланированных номиналов. Колебания в выборе серебряного сырья, как и окончательный набор номиналов 1654 г., отражают, по всей видимости, попытку кардинально решить проблемы с сырьем для чеканки русских монет. Но, даже отказавшись от чеканки всех номиналов из меди, правительство значительно сократило объем серебряного сырья для чеканки рублей и четвертин (полуполтинников) — они чеканились по весовой норме, почти вдвое уменьшенной против веса рубля, представленного серебряными копейками (рубль 1654 г весил 27-28 г., счетный дореформенный рубль — 48 г.). Это был первый этап к переходу к чеканке монет по принудительному курсу; тем более это относится к полтине, гривеннику, алтыну, чеканенным из меди.
Письменные источники свидетельствуют, что население не приняло новых монет («тарелей») и это послужило, по мнению исследователей, причиной отказа от их чеканки в 1654 г., и переходу к выпуску в 1655 г. «ефимков с признаком» (талеров с надчеканкой копеечного штемпеля и даты «1655», приравненных по ценности к 64 серебряным проволочным копейкам). Но уже осенью 1655 г. началась чеканка проволочных копеек из меди, по технике, весу и дизайну идентичных традиционным русским проволочным серебряным копейкам. Население «возлюбило» эти копейки[7], несмотря на то, что медь была в 60 раз дешевле серебра, несмотря на то, что медные монеты были монетой с откровенно принудительным курсом.
Исследователи много и совершенно справедливо пишут о просчетах и ошибках инициаторов реформы, которым были неведомы законы денежного хозяйства, из-за чего денежная реформа потерпела крах. И просчеты были, и, видимо, безграмотность тоже имела место. Но не было ли и еще несчастного стечения обстоятельств, сыгравшего роковую роль в судьбе реформы, что исследователи не принимают в расчет?
О серьезности намерений правительства перейти на медное сырье для чеканки денежных знаков, предназначенных для внутреннего рынка, говорят многие действия, предпринятые в 1654-1655 г. Если чеканку серебряных проволочных копеек осуществлял единственный государственный денежный двор в Москве — Кремлевский, он же Старый Московский денежный двор, то для чеканки медных проволочных копеек осенью 1655 г. открывались дополнительные денежные дворы в Новгороде и Пскове, открытый в 1654 г. Новый Московский («Английский») денежный двор тоже начал чеканить медные копейки, и, наконец, к этому же делу подключился Старый Московский двор. В 1655-1656 гг. медные копейки чеканили четыре денежных двора. Судя по данным письменных источпиков, свидетельствующих об отсутствии лажа на медные и серебряные деньги, медные копейки с принудительным курсом внутри собственно России были приняты сравнительно спокойно. Впрочем, население принялось усердно зарывать клады с дореформенными монетами, что сопровождало обычно каждую денежную реформу.
В 1656 г. началась русско-шведская война. В первый же год войны русские войска присоединили к России часть территории бывшей Лифляндии, расположенную по нижнему течению р. Западной Двины, и едва не взяли Ригу. Именно здесь Россия получила прямой выход на Балтику, что было закреплено Валиесарским перемирием 1658 г.
В Россию хлынул поток меди, которую ныне свободно провозили через вновь присоединенные территории русские и шведские купцы, хотя обеспокоенное бесконтрольной торговлей шведское правительство объявило королевскую монополию на вывоз меди. Видимо, эта монополия не очень соблюдалась до 1661 г., пока Кардисский мир не вернул Швеции все завоеванные Россией лифляндские земли. Но период с 1656 до 1661 г. был временем расцвета русско-шведской торговли медью; особое оживление наступило после 1658 г.
Я оперирую здесь исключительно данными нумизматики, которые дают основание видеть, что до рубежа 50-60х гг. XVII в. русское денежное производство переживало подъем. Псковский денежный двор, который должен был снабжать монетной продукцией пограничные с Россией территории, выпускал монеты с многозначительной символикой. Вместо безликого ездеца (всадника с копьем) на псковских копейках изображался государь во всем блеске его могущества (насколько позволяло крошечное поле монеты) — всадник в царском венце и одеянии, со скипетром в руках, а на оборотной стороне лаконичную надпись («царь и великий князь А.М. всея Руси») заменила пространная легенда с перечислением вновь присоединенных территорий — «Государь царь и великий князь А.М. всея Великия и Малыя и Белыя Руси самодержец»[8]. Более того. В важной стратегической крепости на Западной Двине, городе Кокнесе (Кукнойс, Куконауз, переименованный русскими в Царевичев-Дмитров город), видимо, в 1658 г., был открыт денежный двор. Двор этот тоже выпускал медные проволочные копейки с пространной легендой, сообщающей о Руси Великой, Малой и Белой. Монеты Кукенойского двора также были ориентированы на внешний рынок[9].
Учреждение в Кукенойсе в 1658 г денежного двора, расширение территории Псковского денежного двора и заметное увеличение его штата в том же году, устройство в 1658 г. в Москве еще одного денежного двора — Нового Дворцового — все это факты, свидетельствующие о бурном расцвете денежного производства в России в эти годы. Они же служат показателем тесной зависимости русского денежного производства от состояния внешней торговли, от возможности ее снабжать сырьем денежное дело[10].
Казалось бы, стратегическая задача денежной реформы была решена: благодаря шведской меди, в изобилии и без особых препятствия поступающей на русский рынок, снималась острота проблемы с сырьем, которое к тому же было значительно дешевле серебра. Русское население на первых порах в целом спокойно приняло медные копейки с принудительным курсом. Но именно в этом изобилии сырья и заключался тот просчет инициаторов реформы, который свел на нет все видимые ее достижения. Перепроизводство медных копеек породило их инфляцию. Это обстоятельство заметил уже в 1661 г. проницательный немец Мейерберг[11]; развитие событий к 1661 г. не оставляло иллюзий в благополучном исходе реформы. К официальному перепроизводству копеек добавилась извечная российская беда — повальное воровство. Началось массовое производство фальшивых («воровских») копеек. Этим грешили городские и сельские жители, у себя на дворах устраивающие мини-денежные дворы — ведь при ручной примитивной технике чеканке это было несложно, к тому же широко продавались «глаткие» копеики — медные заготовки для чеканки. Денежные мастера на своих рабочих местах чеканили деньги «на себя», тайком пронося медь (известны находки кладов медных копеек, спрятанных в помещении денежного двора, обнаруженные при раскопках Дворцового денежного двора в Романовом переулке). Воровала администрация денежных дворов, возами доставляя свою медь и приказывая мастерам чеканить копейки «на себя». Воровали высшие царские чиновники, получая «посулы» от администрации денежных дворов. Обо всем этом имеются множество показаний письменных источников.
Вторым просчетом реформаторов было использование медных копеек в качестве денежного жалованья служилым людям на театре военных действий — на Украине и в Белоруссии (напомним, что с 1653 по 1667 г. шла русско-польская война). Русские ратные люди брали медные проволочные копейки, но местное население не желало ничего на них продавать. Казачьи войска просто отказывались принимать эти деньги в качестве денежного жалованья[12]. Результатом были измены казачьих военачальников, голод и разброд в действующей армии.
Угрожающие симптомы начала кризиса денежного обращения проявились к концу 50-х г., одним из наиболее заметных проявлений которого стал лаж на серебряные и медные копейки. Тогда же правительство стало собирать серебро в казну, чтобы создать базу для оздоровления денежного хозяйства (введение монополии на продажу наиболее ходовых экспортных товаров, сбор казенных платежей исключительно серебром).
Окончательный удар по реформе нанесло изменение внешнеполитической конъюнктуры. Закрепить успехи в Лифляндии не удалось и в 1661 г. все завоеванные земли пришлось вернуть Швеции. Шведское правительство ужесточило монополию на вывоз меди, и русское денежное дело сразу стало испытывать дефицит сырья. В ход пошла бытовая медная утварь. Денежные дворы оказались «без дела». Медные копейки окончательно были скомпрометированы. Народные волнения в Пскове, «Медный бунт» 1662 г. поставили точку в неудачной попытке реорганизовать русское денежное дело, и оно вернулось после 15 июля 1663 г. к традиционной серебряной копейке, которая с трудом доживала свой век, все более и более затрудняя экономическое и политическое развитие страны.
Денежная реформа стала одной из самых первых в системе преобразований Петра I. Её содержание и конечная цель были, в сущности, идентичны реформе Алексея Михайловича — переведение русского денежного дела на общеевропейские стандарты, замена дорогостоящего серебра более дешевым сырьем, что достигалось снижением пробы серебряных монет и широким использованием меди. Правда, методы и темпы проведения реформы были уже совершенно иными. В результате страна получила вполне современную для начала XVIII в. денежную систему, сохранив все национальные традиции отечественного денежного дела. Успех реформы был обусловлен решением сырьевой проблемы. Победа в Северной войне обеспечила России выход на Балтику, основание Петербурга и возвращение бывших в шведском владении Ингерманландии и Корельского уезда создали благоприятные успехи для развития внешней торговли с западными странами. Развитие металлургической промышленности на Урале разрешило в первую очередь проблему сырья для чеканки меди[13].
_____________________________________________
[1] Базилевич К.В. Денежная реформа Алексея Михайловича и восстание в Москве в 1662 г. М.; Л., 1936; Спасский И.Г. Денежное хозяйство Русского государства в середине XVII в. и реформы 1654-1663 гг. // Археографический ежегодник за 1959. М., 1960; Мельникова А.С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого. М., 1989.
[2] Юхт А.И. Русские монеты от Петра Великого до Александра Первого. М., 1994.
[3] Потин В.М. Талеры на территории Русского государства в XVI-XVII // Прошлое нашей Родины в памятниках нумизматики. Л.,1977, С. 50-104.
[4] Мельникова А.С. Русские монеты от Ивана Грозного до Петра Первого.
[5] Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. Сборник документов. М.; Л., 1960; Шаскольский И.П. Русская морская торговля на Балтике в XVII в. СПб, 1994. Мельникова А.С. Пулковский клад монет XVII в. и денежное обращение в Ижорской земле и Корельском уезде при шведах. Вспомогательные исторические дисциплины. ХХVII. СПб, 1999. С. 70-106.
[6] РГАДА, Разрядный приказ, Севский стол, ф. 210, стб.157, л. 71.
[7] Котошихин Г.О. России в царствование Алексея Михайловича. М., 1906. С. 101-102.
[8] Мельникова А.С. Псковский и Новгородский денежные дворы в середине XVII в. // Нумизматика и эпиграфика. VIII. M.,1970.C.108-122.
[9] Мельникова А.С. О чеканке монет в Кукенойсе в середине XVII в. // Советская археология. М.,1964, № З. С. 141-148.
[10] Кренке Н.А., Мельникова А.С., Зайцев В.В. Новый Дворцовый Денежный двор в Москве XVII в. Очерки феодальной России. Вып. 4. М., 2000, С. 158-185.
[11] Путешествие в Россию барона Августина Мейерберга … в 1661 г., описанное самим бароном Мейербергом. // История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII-XX. Утверждение династии. М., 1997. С. 160-161.
[12] Рябцевич В.Н, Титок В.А. Русская монетная медь в кладах Белоруссии и Украины. // Древности Белоруссии. Доклады к конференции по археологии Белоруссии ( март 1969 г.) — Минск, 1969. С. 23,24.
[13] Юхт А.И. Русские монеты от Петра Великого до Александра Первого. М., 1994.
А.С. Мельникова. Сборник «Денежные реформы в России: История и современность». М., 2004. С. 28-36.