Обычные представления о начале русской нумизматики основываются главным образом на печатных источниках, отразивших ее становление как научной дисциплины.
А. В. Орешников придавал исключительно большое значение систематизационной работе известного московского собирателя А. Д. Черткова и считал, что лишь появление книги последнего в 1834 году дало русской нумизматике право называться наукой1. Попыткам историков конца XVIII и начала XIX века воссоздать картину денежного обращения древней Руси на основе данных летописания, но без достаточного знания самих монет А. В. Орешников отказывал в каком бы то ни было нумизматическом значении.
Действительно, на фоне неприглядного положения вопроса о древнерусских деньгах в исторической литературе того времени четко намеченная Чертковым сложная система денежного хозяйства феодальной Руси выглядит как откровение. Однако и А. В. Орешников не совсем прав, утверждая, что Чертков был создателем «классификации огромной, неразобранной до него массы монет»2.
Значение работы А. Д. Черткова в развитии русской нумизматики бесспорно, очень велико. Его книга помогла организовать и поднять на высшую ступень собирание и изучение древних русских монет. Но, не говоря уже о широком круге собирателей -современников Черткова, уровень, достигнутый классификацией и систематизацией древнерусских монет к 30-м годам XIX века, был в значительной мере результатом труда нескольких поколений русских нумизматов — забытых предшественников А. Д. Черткова в области собирания и систематизации русских монет.
«Дочертковский» период в русской нумизматической систематизации нельзя назвать бесписьменным. Не говоря здесь вовсе о рукописных каталогах, следует указать, что первый печатный каталог русских монет был издан (на латинском языке) в 1745 году3. Краткое обозрение русских монет собрания Кунсткамеры было помещено в С.Петербургском журнале за 1777 год4 и в изданной в 1776 году на французском и в 1779 году на русском языках книге И. Ф. Бакмейстера о библиотеке Академии наук и Кунсткамере5. На грани XVIII и XIX веков вышел из печати каталог русских монет Кунсткамеры в сильно сокращенном виде6. В 1819 году издан первый иллюстрированный каталог коллекции русских монет7.
До выхода в свет книги Черткова уже началось оказавшееся весьма плодотворным для русской нумизматики изучение иноземных монет, обращавшихся на землях древней Руси, и в 1832 году вышла книга X. М. Френа о монетах Золотой Орды8.
Несомненно, ни один из названных каталогов русских монет не выдерживает сравнения с каталогом Черткова. Однако появление русской нумизматической литературы в XVIII веке и, в частности, каталогов свидетельствует об определенной систематизационной работе, проводившейся у нас в то время. В 30-х годах XIX века вышли в свет еще две работы, имеющие не меньшее значение, чем работа Черткова; это систематизационная работа петербургского педагога-собирателя Л. Панснера9 и первый том исследования Шодуара10, явившийся, несмотря на щедрую дань автора теории кожаных лоскутов, первым опытом связного изложения истории денежного обращения в России, в котором сочеталось исследование монетного материала с большой работой над письменными источниками.
Появление в течение нескольких лет трех серьезных работ, в известной мере сохранивших свое значение до наших дней, свидетельствует о том, что к 30-годам XIX века в русской нумизматике назрели условия для определенных качественных изменений. Эти условия были подготовлены развитием любительского собирательства и большой работой по осмыслению и систематизации собранного материала в предшествующий период.
Древние русские монеты, так часто встречающиеся у нас в виде отдельных находок и монетных кладов, в отличие от других, также обращавшихся некогда на Руси монет, всегда имеют надписи на русском, родном языке. Уже одно это обстоятельство создавало особенно благоприятные и вполне естественные условия если не для очень раннего, то вполне самостоятельного зарождения русской нумизматики как одной из форм проявления интереса к отечественной старине.
Наиболее ранним этапом нумизматики является возникновение любительского собирательства. Частное собирательство, опережавшее по времени собирательство государственное, имеет в данном случае наиболее существенное значение, поскольку именно оно свидетельствует о рождении познавательного интереса к древним монетам как памятникам прошлого своего народа. Для появления такого интереса нужен, с одной стороны, известный уровень культуры народа, а с другой стороны, нужно, чтобы в процессе развития денежного хозяйства данной страны уже были в прошлом явления, порождающие понятие «старые деньги». Оба названных условия уже существовали в конце XVI — начале XVII века в Московском государстве11. После денежной реформы 1535 года монеты дореформенные, периода феодальной раздробленности, стали «старыми деньгами». К концу XVI века должно было утратить всякое значение наложенное на них в момент проведения реформы строжайшее «заповедание» и ничто не препятствовало тому, чтобы нашедший старинную монету русский человек на досуге задумался над прошлым своей страны и сохранил монету уже не как материальную ценность, а как памятник старины.
Развитие нумизматики как исторической дисциплины неразрывно связано с постепенным совершенствованием систематизации монет, которая является подлинной основой научной нумизматики и в известной мере остается и будет оставаться в числе ее важнейших задач. Вполне понятно, что без наличия так или иначе организованных коллекций, без кропотливой работы над самими монетами никакая систематизация вообще невозможна.
Вместе с собирательством постепенно возникала известного рода «общественность», обмен мнений и их борьба. Входя во все более тесное взаимодействие с исторической наукой, любительская нумизматика мало-помалу создавала и совершенствовала классификацию и систематизацию своего материала, собирала определенный запас знаний и представлений, среди которых, само собой разумеется, было немало и ошибочных. Разрозненные знания постепенно складывались в определенную систему.
После запоздалого возникновения интереса к прошлому нашей нумизматики — все в тех же переломных 30-х годах XIX века — все писавшие о частных коллекциях русских монет авторы, начиная с Черткова и Панснера, постоянно скорбели о гибели частных коллекций после смерти их владельцев и приводили немало таких примеров. Для XVII века такая участь коллекций старинных монет, состоявших преимущественно из драгоценных металлов, представляется еще более обычной. Выйдя из-под опеки вкладывавшего в них душу собирателя, старинные монеты в глазах равнодушных наследников или даже государства были только определенным количеством ценного металла. Память о собирателе изглаживалась, а от его деятельности не оставалось никакого следа.
Можно ли удивляться, что мы не располагаем никакими сведениями о собирании и изучении старинных монет в XVII веке?12. Приводимые ниже сведения о собирателях-систематизаторах, деятельность которых прослеживается на протяжении нескольких лет в самом начале XVIII века, помогают поверить в то, что у них было немало предшественников в XVII веке. Весьма вероятным представляется, что старинные монеты интересовали, в частности, В. В. Голицына, который и сам был причастен к выпуску ряда памятных монет-медалей (наградные червонцы за Крымский поход, Шепелевская медаль и другие). Кто-то показывал Мейербергу, приезжавшему в Россию в 1661—1662 годах, несколько старинных монет — денги Михаила Федоровича и Ивана Грозного и даже «самые древние серебряные копейки с надписью Владимир князь Киевский, государь всея России» (денга Василия Ивановича)13.
Что касается собирания и изучения русских монет в XVIII веке, то оно постепенно приобретало такой размах, что совершенно неизбежной стала серьезная постановка вопросов их систематизации. Ко второй половине века, когда на базе ряда частных коллекций сложилось выдающееся собрание русских монет в Минцкабинете Кунсткамеры, происходит, как мы увидим далее, замечательный перелом в русской нумизматике.
Хаотический круг представлений о деньгах древней Руси перестраивается в стройную систему. В составленном в начале 60-х годов новом каталоге собрания Кунсткамеры эта перестройка нашла яркое выражение.
Замечательная работа А. Д. Черткова явилась результатом деятельности нескольких поколений собирателей-систематизаторов.
Советская нумизматика не может не признавать заслуг прежних собирателей, любителей старинных монет, в области создания и сохранения того громадного нумизматического фонда, которым наша страна располагает в настоящее время, и в области разработки основ систематизации русских монет, на которой строится наша наука.
Изучение истории собирательства имеет и самостоятельный, чисто практический интерес для наших государственных музеев. Их исторически сложившиеся коллекции включили в себя множество монет, прошедших ранее через ряд собраний, да и теперь пополнение происходит не только за счет «свежих», только что ставших достоянием науки материалов. Выяснение истории тех или иных собраний способно принести порою очень неожиданные и интересные результаты.
В предлагаемых вниманию читателя очерках рассматриваются отчасти рукописные материалы XVIII и первой половины XIX века, отчасти уже опубликованные документы, которые в известной мере позволяют ознакомиться с развитием нумизматической мысли в России на протяжении XVIII и начала XIX века — примерно до конца 30-х годов, когда русская нумизматика обогатилась названными выше работами А. Д. Черткова.
ЭРМИТАЖНЫЙ АЛЬБОМ
В библиотеке Отдела нумизматики Эрмитажа имеется небольшая тетрадь альбомного формата, в переплете и футляре, с рисунками медалей и монет и рукописным описательным текстом на русском языке. Часть надписей на первых листах дописана другой рукой по-немецки.
Под более поздней суперобложкой с вытисненным названием «Рисование разных медалей» находится оклеенный цветистой аугсбургской бумагой переплет14. На вырезанной в форме сердца наклейке выписано: «Рисование Российских медалей и куриозных манетъ, которые деланы были для триумфов, радостей и печалей». Рукопись относится к первой половине XVIII века.
В альбоме 50 листов, нумерация которых начинается с № 50, что дает основание признать наш альбом продолжением такого же по количеству листов не дошедшего до нас нумизматического альбома. Пагинация доведена только до середины, два последних листа остались чистыми, а на листе перед ними находится только незаконченный рисунок без текста.
На переднем форзаце есть карандашные пометки. Две из них как будто приписывают авторство рукописи И. А. Шлаттеру15 — известному деятелю XVIII века в области монетного дела, предполагаемому автору первого изданного в России в 1745 году каталога русских монет и неосуществленного издания «Описание медалей на славные дела Петра Великого», которое было подготовлено им в начале 40-х годов16. Не исключена возможность, что наш альбом, составленный в 30-х годах XVIII века, некогда даже принадлежал Шлаттеру, однако не может быть и речи о том, чтобы предположить в Шлаттере составителя альбома. Знакомство с текстом убеждает, что его мог написать только природный русский. Впрочем, возможно, что имя Шлаттера усмотрели в не очень ясной третьей пометке на альбоме. В действительности она называет другое имя владельца: «von Schroll erhabt»17. Когда и как попала рукопись в Эрмитаж, установить не удалось.
На каждом вполне законченном листе альбома вверху помещен заголовок, содержащий название и определение предмета, а иногда и его местонахождение. Последнее представляет для нас наибольший интерес, так как составитель хорошо знал ряд нумизматических коллекций и называет собирателей Москвы и Петербурга первой половины XVIII века.
На первых восемнадцати листах (с 50 по 68) в более или менее последовательном порядке описаны русские и иностранные медали конца XVII и начала XVIII века на события русской истории, начиная с двух медалей «О взятии Азова». Наиболее поздняя — медаль 1727 года «О преставлении великой княжны Наталии Алексеевны». На правой стороне этих листов другой рукой и другими чернилами приписан немецкий перевод написанного слева русского текста.
«Кабинеты», в которых находились медали, не названы, но можно думать, что если не все, то некоторые были срисованы в Кунсткамере, так как некоторые названия и определения медалей в альбоме и в описях Кунсткамеры тех лет очень близки18.
Начиная с 69 по 86 лист, изображены русские нумизматические памятники допетровского времени, подобранные тоже в хронологическом порядке. Все монеты относятся к числу наиболее редких, главным образом золотых дарственных и памятных монет XVI—XVII веков. Эта часть альбома представляет для нас наибольший интерес, так как именно в ней имеются записи о собраниях и собирателях.
Описание монет на следующих шести листах нарушает прежде принятый хронологический порядок размещения материала. На двух из них изображены тоже русские монеты, но их следовало бы поместить раньше. Заполнение же последних четырех листов уже совсем беспорядочно и случайно: здесь помещен сперва один не нумизматический предмет — «образ калмыцкой медной», за ним — две армянские (киликийские) монеты XIII века царей Хетума и Льва, названные грузинскими и отнесенные к VII—VIII векам, а на последнем листе — незаконченный рисунок новгородской денги XV века.
В отличие от монет и медалей с русскими и латинскими надписями, которые не затрудняли составителя, легенды дорисованных в Эрмитажный список восточных монет только слегка намечены карандашом и рядом выписаны по латыни: Hietom (или Leon) zar Haivez, sive Armenorum. Латинским языком составитель владел и на одном из листов сделал в примечании выписку из книги на латинском языке.
Эрмитажный альбом не уникален. В Рукописном отделе Государственной публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина имеется такой же альбом с теми же самыми, нарисованными тою же рукой медалями и монетами, с точно такою же оборванной на середине нумерацией листов, которая тоже начинается сразу с 50-го. Точно повторенные русский и немецкий тексты в нем переписаны теми же почерками, что и в нашем списке19. Далее будет сказано и о третьем экземпляре альбома, вывезенном в 70-х годах XVIII века из России.
Однако Эрмитажный альбом при сравнении с альбомом Публичной библиотеки обнаруживает некоторые частные отличия, позволяющие предполагать в нем авторский экземпляр, так как только в нем одном имеются последние шесть листов, которые нарушают принятый в альбоме хронологический порядок размещения материала.
В Публичную библиотеку рукопись поступила, повидимому, в несколько потрепанном виде, но она сохранила все начальные листы. Поэтому трудно поверить, что она утратила шесть последних листов, как раз те, что нарушают последовательность в расположении материала и находятся в противоречии с общим направлением сборника. Кроме того, в сохранившемся в архиве Академии наук СССР Каталоге нумизматической коллекции А. И. Остермана имеется раздел «Реестр медалям, которых в кабинете … не имеется и надлежит оных приискивать». Он является списком рассматриваемого альбома, в котором опущено только два-три описания медалей, уже имевшихся в коллекции20. Эта копия заканчивается так же, как экземпляр Публичной библиотеки.
Выпуск в свет одним и тем же лицом рукописных копий нумизматического альбома с русской тематикой в 30-х годах XVIII века уже сам по себе свидетельствует о том, что тогда существовал у нас известный круг лиц, проявлявших интерес к старинным русским монетам. Текст альбомов сохранил для нас имена ряда нумизматов-любителей, о которых ниже следуют более подробные сведения.
„ГОСУДАРЕВ КАБИНЕТ»
Среди упомянутых в альбоме собирателей первой половины XVIII века назван Петр I. Систематизацией монет он едва ли занимался, но собирал монеты довольно усердно. В основном это были старинные русские монеты21. «Государев кабинет», сохранявшийся в течение нескольких лет как отдельная коллекция, упоминается в альбоме один раз, но из нее зарисованы две монеты. Выше высказывалось предположение, что там же зарисовывались и медали.
В 1728 году собранные Петром I монеты были переданы кабинетом для хранения в Кунсткамеру, где в 1742 году была составлена краткая опись на 28 862 предмета, которая довольно четко показывает состав собрания22. В описи совершенно беспорядочно перечислены сначала немногие золотые монеты и медали, затем серебряные и за ними медные.
Среди золотых (21 экземпляр с указанием веса) немного западных монет и медалей, семь античных монет с определениями и пять восточных. Некоторые из последних тоже имели определения, так как в описи указаны даты «от бегства Магометова». Из русских — червонец Алексея Михайловича и пять золотых копеек XVI—XVII веков вместе с двумя десятками серебряных вызолоченных.
В списке серебра сначала перечислены медали и «монеты» (в ограничительном значении, существовавшем в XVIII веке), затем уже «копейки» и мелкие серебряные деньги. Под серебряными «копейками» подразумевались любые допетровские и даже джучидские монеты. Хранились монеты разрозненно, вероятно, в надписанных пакетах, что и побудило переписать их группами, а некоторые даже поодиночке. Основную массу серебряных монет составляли клады, которые хранились целиком, отчасти даже с определением и указанием места находки. Их исчисляли и счетом и в рублях, даже в тех случаях, когда это были джучидские монеты. В описи значатся:
1. Клад в «двацать пять рублев, найденный в 1715 г. в Казанском уезде по Арской дороге, в деревне Констентиновке у крестьянина в погребу — 2500».
2. Клад, найденный в 1717 -году на винокуренных заводах Микляева. в Свияжском уезде, в земле: «российских денег князя Ивана Даниловича — четыре рубли — 400» (вероятно, какие-то монеты с титулом и именем «князь великий Иван», приписанные Ивану Даниловичу Калите, — И. С.).
3. В 1723 году Петр специально посылал во Псков своего гоф-юнкера Маврина за найденным там кладом русских монет. Псковский клад составляли «монеты Игоря» на сумму 95 рублей, то есть около 9500 наиболее ранних копеек Грозного, на которых еще не помещалось его имя. Надпись «князь великий и государь (ИГДРЬ) всея Руси» постоянно читали как «князь великий Игорь всея Руси»23. Петр, вероятно, узнал о «монетах Игоря» из челобитной по поводу наследства, оставшегося после умершего монаха Псковского Пантелеймонова монастыря Е. Скородумова, который за несколько лет до смерти оставил клад на хранение у одного посадского человека24.
4—6. Повидимому, кладами являются еще три группы русских монет:
а) «девяносто шесть копеек больших и сто четырнадцать копеек малых, деньги российские — 210»; б) «старинных российских копеек 26 рублей, 60 копеек, весом три фунта 40 золотников, которые поднесены стряпчим Марковым — 2660». Судя по среднему весу одной монеты (около 0,5 г), этот клад мог состоять в основном из копеек XVII века весом по 0,48 г с примесью более тяжелых старых копеек; в) «восемьдесят копеек серебряных, приняты у Молостова 20 мая 1718 г. — 80»25.
7—8. Два очень крупных клада восточных монет, повидимому джучидских, так как их, не задумываясь, посчитали, как копейки: «Татарских денег сто девяносто два рубля пятьдесят восемь копеек—19258» и «денег татарских двацать четыре рубли, семнадцать алтын, сысканных в Пензенском уезде в земле — 2451»26 . Среди серебряных «монет» привлекают внимание «татарские талеры» — вероятно, турецкие куруши (пиастры)27 и четыре «татарские» монеты, присланные в 1722 году казанским губернатором Салтыковым. Судя по их общему весу 2 ½ золотника, это не могли быть золотоордынские монеты. Из русских монет в разных местах списка дважды назван рублевик Алексея Михайловича.
Наконец, немного медных монет: копейки, денежки, полушки, несколько римских и «унгарских» монет, один «талер медный шведкой, который отдан у Борнголма в 1716 г.» (вероятно, плита. — И. С.) и большая серия медалей Людовика XIV28.
«Государев кабинет» упомянут в Эрмитажном альбоме на л. 73. Здесь изображена из этого собрания талерная медаль Лжедмитрия (табл. VII). Именно к ней в альбоме относится выписка из книги на латинском языке.- «С. I. Tritch. Programatae de lingua Slavonica (Берлин, 1727)». Описан вызолоченный серебряный экземпляр, который упомянут несколько позже в печатном каталоге 1745 года и в рукописном каталоге коллекции русских монет Кунсткамеры 1768 года29. В последней сделано примечание: «не известно, чтобы другая сей подобная у любопытных охотников в руках находилась». О. П. Беляев, издавая каталог Кунсткамеры в 1800 году, своими словами повторил это примечание30, хотя в его время уже существовали новодельные экземпляры31.
Таблица VII.
Медаль. Лжедмитрия. Альбом Эрмитажа
КОЛЛЕКЦИЯ П. С. САЛТЫКОВА
В архиве Академии наук сохранилось неподписанное письмо (черновик) от 6 ноября 1723 года, адресованное личному секретарю Петра I А. В. Макарову, из которого выясняется, что коллекцию монет имел предшественник и однофамилец А. П. Салтыкова — Петр Самойлович Салтыков, тоже казанский губернатор.
«Государь мой Алексей Васильевич
На Ваше письмо, в котором от меня требуете ведать, где старинные монеты от Казанского губернатора Петра Самойловича Салтыкова ныне обретаются и какая их цена, ответствую, что сундучок с оными монетами и с росписью об них отданной (выделено мною. — И. С.) в Кунсткамере обретается, а какая им цена, об том Вам донести не могу, понеже надобно осмотрить, на которое несколько времени надобно; ради того осмотрев вашу милость уведомлю. 1723 году ноября 6 дни. Покорнейший слуга ваш».
На обороте … an v. Makarof von Soltikof Medaillen-Cabinet, 1723 d. 6. Nov.32
Упоминание «росписи о монетах» свидетельствует о серьезном, организованном собирании и указывает, пожалуй, и на то, что монеты в основном скорее всего были русские. Приходится признать П. С. Салтыкова составителем одной из очень ранних нумизматических коллекций.
В конце XVII века боярин Салтыков был с 1691 по 1713 год воеводой, а затем губернатором Смоленска, откуда он перешел в Казань33.
Оба места следует признать весьма благоприятными для собирания монет. Салтыков умер в почтенном возрасте, вскоре после состоявшейся в 1719 году его отставки. Коллекцию он, повидимому, привез с собою в Петербург, отправляясь в том же 1719 году на Олонецкие воды. Дальнейшая судьба коллекции вместе с «росписью»-каталогом, находившимся на хранении в Кунсткамере, неизвестна. Запрос Макарова является еще одним свидетельством интереса Петра I к нумизматике.
КАБИНЕТ ПОПА ФЕДОРА,
КОТОРЫЙ ЖИЛ БЛИЗ ВОСКРЕСЕНСКОГО МОНАСТЫРЯ
Еще одна изображенная в альбоме монета срисована тоже в «Государеву кабинете» (л. 72): «Серебряной гривеник царя Федора Ивановича, на одной стороне ево персона на коне (слева, со скипетром в руке.— И. С.; табл. VIII). Обреталася в кабинете у попа, который подал его императорскому величеству старые копейки и он жил близ Воскресенского монастыря».
На рисунке изображена крупная, несомненно дарственная, монета Федора Ивановича со строчной надписью на оборотной стороне34.
Слово «кабинет» — вовсе не смешная оговорка составителя альбома, так как «поданные» Петру «копеечки» в действительности были подо-бранной и старательно систематизированной коллекцией древних русских монет, над которой длительно работал один из наиболее ранних из предшественников Черткова, известный нам только по имени.
В цитированной выше описи «Государева кабинета» 1742 года особо выделены и благодаря имевшимся на пакетах надписям описаны наиболее подробно две особые коллекции «поднесенных . . . вотчины Воскресенского монастыря попом Федором» в 1720 и вторично в 1724 годах35. Следовательно, в одной из них и находилась изображенная в альбоме редкая монета.
Первая коллекция состояла из 571 монеты и описана следующим образом:
«28 (словами, как и ниже) копеек скифских и сарматских или татарских» (то есть джучидских монет. — И. С.).
«37 копеек великих князей новгородских, киевских, владимирских и иных княжений русских».
«31 копейка великого князя Игоря».
«22 копейки великого князя Иоанна Даниловича Московского, нарицаемого Калиты, да сына его великого князя Иоанна Иоанновича Московского 12 копеек» (то есть какие-то различные монеты с именем Ивана. — И. С.).
«10 копеек великих и разных великого князя Василия Васильевича, нарицаемого Темным».
«11 копеек разных денег великого князя Иоанна Васильевича Московского» (то есть, вероятно, монеты Ивана III и княжеские копейки Грозного. — И. С.).
«57 копеек царя и великого князя Иоанна Васильевича».
«19 копеек с половиной царя Федора Ивановича».
«17 копеек царя Бориса Годунова».
«14 копеек царя Василия Ивановича Шуйского».
«5 копеек царя Дмитрия, что был рострига».
«10 копеек царя Владислава Жигимонтовича, польского королевича». «130 великих копеек и алтынов царя Михаила Федоровича, царя Федора Алексеевича и царей Иоанна и Петра Алексеевичев».
«5 копеек польских и немецких» (вероятно, копейки Христиана IV. — И. С.).
«30 копеек разных царей».
«137 копеек больших и малых».
«6 копеек азиатских»36
Вторая коллекция (576 монет) несколько шире первой по охвату материала и описана уже по-иному.
«20 (словами, как и ниже) копеек новгородских».
«38 копеек псковских».
«11 копеек с подписанием «князь великий Игорь».
«Копейка с надписанием «князь великий Александр» (вероятно, за имя принято отчество. Относительно надписи «князь великий Александр …» см. Орешников, стр. 25 и 190.— И. С.).
«3 копейки князя Михаила» (надпись «князь Михаил» — только на ростовских и иврейских; на тверских Михаила Борисовича — титул «князь великий». — И. С.).
«Копейка с надписанием «печать князя Василия Михайловича» (без слова «печать» — на кашинских деньгах). (Орешников, № 410. — И. С.).
«4 копейки с надписанием «князь Иван Андреичь» (полное соответстствие надписи на можайских деньгах). (Орешников, № 759 и сл.).
«Копейка старинная с надписанием «князь Василий Ерославич» (соответствует надписи серпуховских денег). (Орешников, стр. 142—144).
«11 копеек старинных с подписанием «денга тверская», а на другой стороне «печать князя великого» (см. Орешников, №№ 156—160 и 262 и сл. —Л. С.).
«64 копейки князя великого Ивана Васильевича, на которой на другой стороне надпись «Осподарь всея Руси» (Орешников. № 648 и сл. — И. С.).
«49 монет больших и малых европейских».
«45 больших и малых чужестранных же».
«76 копеек больших и малых азиятския».
«10 копеек с литерами азиятскими, на которых видится и русская подпись».
«9 копеек старинных с надписанием «царь и великий князь Федор» (Федор Иванович, без отчества. — И. С.).
«26 копеек больших и малых, на которых литеры русские и азиятские».. «6 копеек одинаких, на которых русская и азиятская подписи».
«34 копейки старинных с надписанием «князь великий Иван» (не позднее 1547 года. — И. С.).
«9 копеек старинных с надписанием «царь и великий князь Борис Федорович».
«Копейка старинная с подписанием «Государь всея Руси» (см. Ореш-ников, № 682—685. — И. С.).
«12 копеек старинных с надписанием «денга московская» (Иван III и Василий Иванович. Орешников, №№ 671, 672. — И. С.).
«Одна копейка российская».
«2 копейки одинакия».
«21 копейка старинная с надписанием «Царь и великий князь Иван» (Грозный после 15х47 года. — И. С.).
«2 копейки с надписанием «Земли русской» (на денгах Василия Темного. Орешников, 625, сл. — И. С.).
«9 копеек царя Михаила Федоровича».
«2 одинакие. копейки российския, найденные в Пошехонье».
«5 копеек российских одинаких».
«4 копейки с подписанием «печать князя великого».
«2 копейки старинных с подписанием «Всея России».
«32 копейки князя великого Василия Ивановича».
«3 копейки российские одинакие».
«29 копеек князя великого Василья».
«Одна копейка с греческой подписью» (вероятно, один из типов копейки Христиана IV. — И. С.).
«2 копейки великого князя Дмитрия Ивановича».
«7 копеек с российскими и татарскими литерами».
«3 копейки российские одинакие».
«Неразобранные сто пять копеек»37.
Различный способ выражения в обоих списках показывает, что составители описи 1742 года в какой-то мере придерживались определений, сделанных рукою Федора. Были ли эти определения списаны полностью, не было ли дополнительных определений внутри групп, мы можем только гадать. Однако последовательность расположения и описания материала, как мы далее увидим, составителями описи была сохранена. По-видимому, они опирались на имевшуюся нумерацию пакетов.
Нет надобности критиковать определения упомянутых монет, оспаривать существование монет Игоря или Ивана Калиты и т. д. Важно, что список 1742 года в известной мере восстанавливает для нас общую картину работы над древними отечественными монетами русского человека начала XVIII века, видевшего в них прежде всего памятники старины. Деятельность его прослеживается на протяжении нескольких лет, и можно отметить некоторый прогресс в систематизации второй коллекции по сравнению с первой. Судя по тому, что почти все монеты были представлены несколькими экземплярами, можно думать, что через руки Федора прошло несколько кладов.
Таблица VIII
Дарственная монета Федора Ивановича. Альбом Эрмитажа
„КАБИНЕТ” КУПЦА-ОТКУПЩИКА БАБУШКИНА
Об одном из описанных в альбоме очень интересных памятников русской нумизматики оказано, что он «имеется в кабинете у откупщика Бабушкина»38.
Это была «медалия старая, деланная при великом князе Иване Васильевиче, весом в 5 червонцев», отнесенная составителем альбома ко времени около 1560 года (л. 70; табл. IX).
Точно такая же медаль, а вернее всего, этот же экземпляр описан в печатном каталоге Кунсткамеры 1745 года39 и затем, после пожара «1747 года, в каталоге 1768 года, где рядом с описанием появилась маленькая звездочка, без объяснения. Такие же звездочки стоят еще возле десятка описаний, как на подбор, исключительно уникальных монет. Только возле некоторых медных приписано: «утрачена при пожаре». В издании О. Беляева 1800 года монета уже не названа.
Время окончательного исключения редкой монеты из Минцкабинета может быть уточнено. В архиве Академии наук имеется рукописная книга, написанная тою же рукою, что и опись 1768 года, и аналогичного содержания. Она составлена по случаю очередной ревизии Кунсткамеры и Минцкабинета. в 1770 году40. Каталог русских монет в этой книге переписан полностью и отличается лишь несколькими дописками монет под литерными номерами. Монета Грозного вписана на своем месте в каталоге и вторично отмечена в сводном перечне ревизованных монет. Однако обе записи зачеркнуты другими чернилами. Следовательно, монета была исключена после ревизии 1770 года41.
Не исключена возможность, что редчайшая монета — медаль Грозного — ушла из России около 1775 года. Она изображена на нумизматических таблицах, которые приложены к изданному в 1783 году в Париже второму тому «Истории древней России» Леклерка42 (табл. XIII, № 163). Последний указывает в предисловии, что среди вывезенных им в 1775 году из России материалов были монеты и медали.
В то время как более полутораста монет на таблицах воспроизведены с очень грубо исполненных в России рисунков, монета Грозного находится в числе немногих, тщательно срисованных с натуры43.
Отыскать какие-либо сведения о Бабушкине не удалось.
Таблица IX
Медаль Ивана Грозного. Альбом Эрмитажа
„КАБИНЕТ» КУПЦА ПЕТРА БАХРАМЕЕВИЧА МЕЛЛЕРА
Петр Вахрамеевич Меллер (ум. 1748), названный в остермановском каталоге купцом, в Эрмитажном альбоме упомянут запросто, без чинов и званий, неукоснительно указываемых для знатных владельцев кабинетов. Однако он принадлежал к видным людям своего времени. Совместно с братом Вахрамеем П. В. Меллер был владельцем Угодского и Истицкого железоделательных заводов, перешедших в их совместное владение в 1712 году после смерти матери, которая по 1693 год была во втором браке за Ф. Е. Ассемой. Заводы Меллеров были хорошо известны Петру I. Отец Вахрамея и Петра Меллеров, голландский купец Вахрамей (Вернер) Меллер, переселился в Россию во второй половине XVII века и вел крупную торговлю поташем и лесом, а в 1680 году основал Истицкий завод. В 1696 году Петр I осматривал завод и отковал на нем 18 пудов прутового железа, а приехав в Москву, побывал в гостях у Меллера, причем стребовал с него заработанное по алтыну с пуда44.
В кабинете П. В. Меллера зарисован рублевик Алексея Михайловича. На таблице (л. 78; табл. X) изображено два рублевика, причем первый вызывает сильнейшие сомнения как слишком правильной формой, так и совсем необыкновенными изображениями, оказавшимися на нем45.
Таблица X
Рубль Алексея Михайловича. Альбом Эрмитажа
«КАБИНЕТ» ФЕЛЬДМАРШАЛА ЯКОВА ВИЛИМОВИЧА БРЮСА
Одна из интереснейших записей в альбоме (л. 69) касается «кабинета» Я. В. Брюса и проливает свет на историю хорошо известного памятника, неоднократно упоминавшегося в нашей исторической и нумизматической литературе. Это так называемый «валашский талер» с изображением св. Николая на лицевой стороне и трудночитаемой славянской надписью — на другой (табл. XI). Очень долго этот золотой дарственный медальон приписывали Ивану III, и еще Н. М. Карамзин упомянул эту «медаль» в своих трудах как подарок Ивана III своей дочери Феодосии. Только в 1840 году Я. Я. Рейхель усомнился в русском происхождении памятника и высказал предположение о принадлежности его к культуре южных славян46.
А. В. Орешников, А. А. Куник и Н. И. Петров убедительно доказали румынское происхождение, медальона, изготовление которого, уже судя только по употребленному в надписи названию «талер», никак не могло относиться ко времени Ивана III47.
В Эрмитажном альбоме изображена лицевая сторона медальона, а для оборотной вычерчен только кружок, но в списке Публичной библиотеки даны обе стороны. Запись в альбоме гласит: «Прислана ис Ныренберг из немецкой земли к фельдмаршалу и кавалеру Якову Вилимовичу Брюсу 1723, весом в 18 червонцев. Делано от с. мира 7001 от р. Христова 1493 году при великом князе Иване Васильевиче, пожалована от него дочери своей Феодосии. Оная медаль ныне обретается у вышеупомянутого фельдмаршала в кабинете и можно знать, тем что она была прежде сего в Цареграде, что на ней есть клеймо турецкое».
Ниже описания помещены две выписки из летописей, в которых упоминается Феодосия. Следовательно, появившийся в России в 1723 году интересный нумизматический памятник со славянской надписью вскоре же вызвал определенного рода исследовательскую работу, имевшую целью найти ему объяснение в событиях русской истории. В данном случае не важно, что определение было ошибочным.
На 76-м листе описана еще одна «медалия» из кабинета Я. В. Брюса — девятикратный червонец Алексея Михайловича. Как и в первом случае, о нахождении монеты в кабинете Брюса говорится в настоящем времени.
В опубликованных материалах относительно передачи в Академию наук в конце 1735 года библиотеки и богатых коллекций Я. В. Брюса, которые он собрал отчасти за границей, сопровождая Петра в его путешествии, «отчасти здесь великим трудом и иждивением»48, почти нет данных о составе нумизматической части коллекции. В описи упоминается только мешочек с «образцовыми» пятикопеечниками, денежками и полушками в количестве 108 штук, в том же мешочке были 10 медных «шведских медалек» и 20 «азиатских».
Что касается обеих золотых вещей49, то, по всей вероятности, они находились в ящике, который был принят для доставки в Кунсткамеру запечатанным и не вскрывался (с надписью «Всякие разные печатки римских и других царей»50), но в архиве Академии наук находится особая опись золотых и серебряных монет и медалей коллекции Брюса, в которой упомянуты и обе названные выше медали51. Опись охватывает 125 золотых и около 800 серебряных предметов. Русские монеты, главным образом XVII века, составляют довольно заметную группу среди всех золотых монет, а среди серебра много медалей петровского времени. Особенно примечательна восточная часть коллекции. Она состояла, помимо немногих золотых, из 150 джучидских монет с определениями, не считая 400, оставшихся неразобранными.
Таблица XI
Валашский талер. Альбом Гос. публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина
«КАБИНЕТ» ГЕРЦОГА БРУНСВИЦКОГО
«Кабинет» Антона-Ульриха дважды упомянут в альбоме. В одном случае речь идет тоже о замечательном памятнике — червонце Ивана Грозного (л. 76) с изображением двуглавого орла и со строчной легендой (табл. XII). Во второй раз на листе с описанием рублевиков коллекции Меллера (л. 78) помечено: «такие есть у . . . герцога Брунсвицкого». Состав коллекции Антона-Ульриха остается неизвестным. Очень вероятно, что в 1733 году он привез с собою коллекцию, которую собирал еще в Германии, и сразу же стал пополнять ее в России местным материалом, а в охотниках прислужиться ему недостатка не было. Дальнейшая судьба его коллекции не прослеживается.
Благодаря упоминанию коллекции Я. В. Брюса и «герцога Брунсвицкого» в нашем альбоме, время его составления определяется очень точно, в пределах не более двух лет.
Как было указано выше, после смерти Брюса в 1735 году коллекции были переданы в Кунсткамеру52. Записи о Брюсе в альбоме указывают на то, что они были сделаны при его жизни, во всяком случае не позднее 1735 года.
Герцог Брауншвейгский (после свадьбы в 1739 году его стали звать уже не герцогом, а принцем) появился в России в 1733 году. Материалы в альбоме расположены в хронологическом порядке, и вещи Брюса и Антона-Ульриха чередуются, поэтому нет возможности предположить, что альбом заполнялся постепенно. Он был составлен в очень короткий срок — между 1733 и 1735 годами. Вскоре же после составления один из списков альбома оказался в руках Остермана.
Таблица XII
Червонец Ивана Грозного. Альбом Эрмитажа
КОЛЛЕКЦИЯ ГРАФА А. И. ОСТЕРМАНА
Упоминавшаяся выше коллекция русских монет Остермана также отмечена в альбоме.
Из этой коллекции на л. 74 описан четырехкратный червонец Михаила Федоровича. Эта монета описана и в каталоге остермановской коллекции и поэтому пропущена в выписках из альбома53.
Карьера Остермана закончилась одновременно с крушением Антона — Ульриха.
Приемка в Кунсткамеру «бывшего графа Андрея Ивановича Остермана в пожитках шкафца китайской работы под лаком, с золотыми и разными куриозными медальми и старинными деньгами» происходила в 1742 году54. Уже одна составленная тогда краткая опись показывает, что коллекция состояла главным образом из русских монет, разложенных в шкафу в большом порядке (1761 серебряная, 56 медных и 7 золотых).
Упоминание в приемочной описи рублевиков «принца Иоанна III первой и второй инвенции» свидетельствует о том, что пополнение коллекции производилось еще в 1740 году накануне падения Остермана. Кроме русских монет и медалей, в коллекции было 163 римских, 33 шведских и 513 персидских и турецких монет и около трех десятков китайских.
В делах упомянут находившийся при коллекции каталог, по которому ее и принимали, —«тем старинным монетам в переплете книга со изображением тех монет характеров и пропорции с расписанием на них знаков и чьего княжения». Для китайских монет был особый каталог — «книга же в переплете, доски оклеены гродетуром пунцовым, по обрезу вызолочена»54.
Большой каталог Остермана сохранился в архиве Академии наук. Он состоит из следующих четырех частей55
- «Реестр всем деньгам и новым медалиям, имеющимся в кабинете его сиятельства графа Андрея Ивановича Остермана» (л. л. 1—22, описание только русских монет и медалей).
- «Генеральный реестр именам владеющих российских князей, которых старые деньги имеются в кабинете; об оных деньгах значатся ниже сего в графах числа листов в рисовальных книжках по вышеописанному реестру и о ящичках, разгороженных в больших ящиках» (л. л. 23—28).
3. «Реестр медалям, которых в кабинете его сиятельства графа Андрея Ивановича Остермана не имеется и надлежит оных приискивать» (л. л. 29—30, по, графам как в 1-м разделе, — уже упоминавшийся список текста нашего альбома).
4. «Роспись российскому монетному кабинету и обретающимся в оном макетам» (л. л. 31—38. Поящичная краткая опись всех монет коллекции. В ящиках 1—8 — русские монеты, в ящиках 9—10 русские медали, в ящиках И—14 ближневосточные монеты,, в ящике 16.—китайские монеты, там же римские и другие56.
Едва ли сам Остерман имел какую-либо возможность заниматься своей коллекцией и уделять время работе по ее систематизации и описанию. Не касаясь пока что принципов систематизации, нужно отметить, что составление каталога, написанного чисто русским языком и по-русски, двумя разными почерками, было делом большого труда. В нем описаны все входившие в русскую коллекцию многочисленные монетные типы (266 номеров, без меди XVIII века) с выделением разновидностей, вплоть до вариантов штемпелей. Монета, в зависимости от ее редкости; которая обычно оговаривается, оценена в деньгах, а для некоторых отмечена уплаченная за нее сумма. Кем-то был сделан не дошедший до нас в подлиннике полный альбом рисунков со всех монет коллекции, который упомянут во 2-м разделе. Мало этого: к каталогу присоединен своеобразный указатель имен собственных, городов и сюжетов.
Можно не сомневаться, что составители и хранители коллекции» Остермана были русскими, находившимися у него на службе. В каталоге, на котором имеется пометка «Копия № 1», помимо окреп двух секретарей — Стефана Рогачева и Василия Елина, названы два лица, повидимому, имевшие в разное время непосредственное отношение к коллекции. Оба имени — Горнов и Филиппов — Названы как имена прежних счетчиков. Стало быть, счетчик-хранитель 1740 года был уже третьим. Его рука в каталоге появляется на л. 35, откуда начинается, описание монет Петра I.
Каталог русских монет и медалей был написан около 1731 г., так как последние записанные в него монеты датируются этим годом, а более поздние названы только в поящичной описи57.
Китайский каталог Остермана является, по всей вероятности, первым каталогом такого рода в России. Вторично небольшая группа китайских монет была в те же годы описана Г. Я. Кером для каталога Кунсткамеры. При русском каталоге Остермана имеется краткое перечисление иностранных монет, находившихся в коллекции, в том числе записано — только «15 китайских монет желтой меди и 2 штуки китайского серебра, китайским гербом заклейменных». Кроме них, упомянут «1 кусок китайской желтой меди, весом и цветом золоту подобный», «китайские вески, которыми китайцы золото и серебро свешивают» и «китайский шелковый кошелек, в чем оные золото хранят».
В примечании указано: «Китайцы кроме вышеозначенных монет, никаких иных денег не имеют, в средине сделана четвероугольная дыра, так что все оные на снурке надеть и носить можно; золото же и серебро они между собою такими . . . весками развешивают».
Сверх названных 18 китайских предметов было принято в Кунсткамеру еще 22 китайские монеты. «Китайский» каталог, повидимому, охватывал все или, во всяком случае, последние 22, не отмеченные в русском каталоге. Поэтому можно думать, что и составлен он после русского, в конце 30-х годов XVIII века, вероятно, тем же Г. Я. Кером.
РАЗНЫЕ КАБИНЕТЫ
Относительно описанных в альбоме трех монет червонцев Михаила Федоровича, Алексея Михайловича и Федора Алексеевича (лл. 75,77 и 80) говорится всякий раз, что «такие обретаются в разных кабинетах» — лишнее доказательство того, что коллекции русских монет в первой половине XVIII века существовали отнюдь не в виде только исключения.
Кроме рассмотренных выше нумизматических памятников, в альбоме без всякого указания о принадлежности к тем или иным кабинетам описаны следующие вещи: под № 79, после рубля Алексея Михайловича — его «четверть рубля треугольная … ив немецкого талера вырезанная» (на рисунке круглая).
Четыре предмета относятся к правлению царевны Софьи: «Медалия в 5 червонцев» с изображением государственного герба и строчной надписью в 10 строк (л. 81) и три хорошо известные золотые монеты в память Крымского похода (лл. 82—84).
На двух листах помещены «манета медная и круглая небольшая, давано людей, которые носили бороды, вместо квитанции, на ней герб, Российский, герб и нос з бородой» — бородовой знак 1710 года, с надчеканкой и второй 1725 года, в виде ромба с надписью «борода — лишняя тягота», о котором сказано то же, что о первом, то есть признается и его применение в налоговой практике. В списке, включенном в каталог Остермана, круглый знак пропущен, так как имеется в коллекции (1705 год).
Только в Эрмитажном альбоме, с отступлением от хронологического порядка, за бородовыми знаками описаны половина ефимка и «ефимок гишпанский, на нем герб московский, при царе Алексее Михайловиче». В обоих случаях автор читает дату как 1666 и даже сообщает, что ефимки «печатали, когда войско российское стояло под Ригой 1666 году».
Ефимки «с признаком», как видно, привлекали большое внимание собирателей XVIII века. В каталоге Остермана описано их три и одна «полтина» — разрубленный пополам талер с клеймом, а после составления каталога был прикуплен за 15 рублей «куриозный ефимок с персоною доктора Малутора (Мартина Лютера — И. С.) и сим написанием «божие слово и луторское исповедание отныне и до века не прейдут». Этот действительно «куриозный» ефимок с признаком и в юбилейной талерной медали со словами «Gottes Wort und Luthers Lehr wird xergehen nimmer mehr»58.
КОЛЛЕКЦИИ А. П. ВОЛЫНСКОГО И П. И. МУСИНА-ПУШКИНА
Необходимо оказать, кроме того, о двух коллекциях первой половины XVIII века, не упомянутых в альбоме. Это коллекции А. П. Волынского и П. И. Мусина-Пушкина.
Ящик с монетами коллекций Артемия Петровича Волынского и Платона Ивановича Мусина-Пушкина поступил в Академию наук в декабре 1740 года из «Комиссии описи пожитков Волынского и прочих». Ввиду большого количества восточных монет для составления их реестра был привлечен переводчик с «азиятских диалектов» Тевкелев из Иностранной коллегии; однако ив текста описи видно, что если не все, то во всяком случае серебряные восточные монеты обеих коллекций хранились в бумажках с номерами, надписями-определениями и, кажется, даже с указанием веса59.
Волынский собрал значительное число различных западноевропейских золотых монет XVII века и 18 золотых восточных, тоже по большей части нового времени, но очень разнообразных по подбору — турецких, персидских, бухарских и индийских. Среди почти трех сотен восточных серебряных монет около половины занимают монеты Золотой Орды, имевшие весьма подробные определения, с указанием места и года чеканки — «от Егира» (гиджры) и имени правителей. Повидимому, две монеты были куфическими. Из серебряных русских монет Волынского перечислено только 14 штук различных допетровских монет; об остальных сказано только «русских денег 18 мест»60.
В коллекции П. И. Мусина-Пушкина было собрано довольно значительное количество западноевропейских монет от XVI века вплоть до 30-х годов XVIII века, сравнительно небольшое число серебряных и медных западноевропейских монет XVII—XVIII веков. Золотых восточных монет было только восемь, а в перечне серебряных восточных монет упомянуты «Платоновские негодные» и 74 татарские монеты разных ханов, «все куриозные». Одна медная монета, на которой был изображен «муж с поднятыми кверху руками незнаемою подписью» была найдена в 1730 году в казанских пороховых ямах.
Состав русской коллекции Мусина-Пушкина ясен только в части золотых монет: здесь были очень тщательно подобраны по годам двух-рублевики и другие монеты Петра I, причем, по всей вероятности, подбирались многочисленные варианты штемпелей, которых в петровском золоте очень много61. Изучение имеющихся в каталоге Кунсткамеры 1768 года пометок убеждает, что русская коллекция Мусина-Пушкина (серебро) была основательно систематизирована, так же как и коллекция Остермана, что позволило за счет их полностью перестроить русскую коллекцию Минцкабинета, обогатив ее огромным количеством ранее отсутствовавших в ней монетных типов. Пометками «М» (Мусин — Пушкин) и «Ост» (Остерман) обозначено в каталоге происхождение доброй половины всех допетровских монет.
В описях Кунсткамеры 1768 и 1770 годов отмечено, что европейские монеты коллекции Мусина-Пушкина (здесь разумеются и русские) были включены в коллекцию Минцкабинета, а «азиятских» больше нет— «за отдачею в 1753 г. аукционисту Сутору на обмен за российские медали и разные европейских государств монеты»62.
Таким образом, следует признать, что и собирание и изучение восточных монет в России началось значительно раньше, чем принято думать. Рядом с Я. В. Брюсом, А. И. Остерманом (или неизвестным составителем каталога его китайской коллекции) следует поставить имена А. П. Волынского и П. И. Мусина-Пушкина. Роль восточных монет в денежном обращении древней Руси еще была совершенно неясна в рассматриваемое время, но изучение монет Золотой Орды уже было начато; собирались и определялись восточные монеты нового времени и, в частности, китайские.
Несколько названных нами «Кабинетов» принадлежали иноземцам, хотя, разумеется, между Я. Б. Брюсом, родившимся в России и оставившим свои коллекции Академии наук, с одной стороны, я Антоном — Ульрихом или Остерманом разница довольна велика. На иноземцев-собирателей, вероятно, был рассчитан немецкий текст в альбоме. Во всяком случае, собирание коллекций русских монет находившимися в России иноземцами не могло бы вообще иметь места без существования определенного рода «нумизматической общественности», то есть «охотников» — собирателей русских монет и известного аппарата поставщиков древних монет, обслуживавших зарождавшийся «нумизматический рынок». По существу, наличие сложившегося русского собирательства определяло также и направление собирательской деятельности иноземцев. Одни из них, вероятно, охотились только за раритетами, другие, как Остерман, при помощи русских, создавали весьма полные и высококачественные для своего времени коллекции древних русских монет.
В биографической и мемуарной литературе встречаются глухие упоминания о нумизматических коллекциях представителей знати XVIII века, которые дают основание считать, что в большинстве случаев это собирательство вызывалось занесенной с запада модой и что собирались поэтому главным образом либо медали, либо античные монеты63.
Рассмотренные же выше материалы показывают, что собирание русских монет уже в первой половине XVIII века имело широкие размеры, и даже заезжие иностранцы обращались к собиранию русских монет.
Наиболее же важно отметить то, что русская нумизматика даже в начале XVIII века не была занятием только знати. Мы встречаем в первой половине века нумизмата-священника, нумизматов-купцов. Последние в большом числе упоминаются в каталоге Лисенко, относящемся к первой половине XIX века, но отчасти освещающего и собирательство конца XVIII века.
Сам составитель рассмотренного нами Эрмитажного альбома является еще одним из не известных по имени русских «охотников» — нумизматов первой половины XVIII века, хотя в альбоме и не представлен ни один памятник с указанием о принадлежности к собранию составителя.
Вполне можно допустить догадку, что не дошедшая до нас первая часть альбома (листы 1—50) была посвящена описанию древнерусских ходячих денег, тогда как вторая часть рассматривалась уже как «Собрание медалей». Приходится пожалеть, что, встретив в подлиннике, или хотя бы в упоминаниях, несколько списков второй части, мы не находим никаких следов первой.
Что же касается составителя Эрмитажного альбома, то в нем можно видеть образованного человека 30-х годов XVIII века, знавшего латинский язык, но не умевшего писать по-немецки. Скорее всего, по своему общественному положению он относился к средним слоям тогдашнего общества, может быть, даже к тому же купечеству или к служилому чиновничеству, но не к знати.
О любительском собирании древнерусских монет как довольно широком общественном явлении в рассматриваемое нами время — 1-ю половину XVIII века — свидетельствует первый русский законодательный акт, имевший в виду защиту интересов любителей нумизматики — указ 1754 года об обязательной сдаче в казну старой допетровской монеты.
Он делал исключение для тех, «кто небольшое число удержит для любопытства и памяти древности»64.
СИСТЕМАТИЗАЦИЯ НУМИЗМАТИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА
До сих пор мы рассматривали историю русской нумизматики первой половины XVIII века почти исключительно со стороны количественной, стремясь осветить вопрос о том, насколько широко было распространено собирание русских монет, и почти не касались вопроса о качестве их определения и систематизации. Между тем, именно систематизация является отражением нумизматических знаний, а происходящие в ней изменения, в первую очередь, свидетельствуют о развитии научных представлений.
Выше были приведены описи двух коллекций, составленных в 20-х годах XVIII века московским «охотником» — попом Федором. Разобранные им монеты стали краеугольным камнем для русской части коллекции Минцкабинета Кунсткамеры и, следовательно, отчасти и для Эрмитажа, к которому Минцкабинет позже перешел.
Надписи Федора на пакетах показывают различные этапы его работы над монетами здесь мы встречаем и неразобранные монеты и однородные группы, выделенные по присущему монетам общему признаку; и разные монеты с одинаковой надписью и, наконец, монеты, получившие определение.
Систематизация Федора носит наивный и элементарный характер и в части древнейшего периода ограничивается приурочением некоторых монет к наиболее известным князьям. Так появляются монеты Игоря, Ивана Калиты и Ивана Ивановича. Правда, во второй коллекции Федора уже нет прямых утверждений и всюду добавляется: «с написанием»— того или иного имени. Лишь добравшись до времени Грозного, поп Федор начинает чувствовать под ногами почву Двуязычные русско — татарские монеты совершенно отделяются от других. В духе исторических воззрений XVII века соединены вместе скифы, сарматы и татары.
Состояние русской коллекции Кунсткамеры, зафиксированное в каталоге 1745 года, большого прогресса не обнаруживает. В определениях уже не стало монет Игоря и Ивана Калиты, но ясности относительно принадлежности монет отнюдь не прибавилось. В соответствии с этим систематизация наиболее древней части монет приобретает чрезвычайно причудливый и чисто формальный характер.
Русско-татарские монеты перечислены рядом с неопределенными и без какого бы то ни было порядка, несмотря на наличие написанных по-русски многих имен тех же князей, что и на других монетах. Никакого влияния на расположение материала не оказало и то, что в этом же томике каталога находится описание джучидских монет, которое составлял профессор ориентальных языков иностранной коллегии Г. Я. Кер65. Составитель русского каталога, несомненно, арабского языка не знал66.
Вероятно, в соответствии со сложившейся в западной нумизматике методикой выделены «городские» монеты, то есть все монеты, в легендах которых обозначено место чеканки. При наличии на монете названия места чеканки и имени князя предпочтение отдавалось первому. Кроме новгородских и псковских монет, сюда отошло несколько монет тверских, московских и рязанских.
После отделения русско-татарских и «городских» все остальные монеты группировались по именам. Именно только имя или же имя с отчеством служили основным критерием систематизации. Ни титул «великий князь» или просто «князь», ни другие признаки монет во внимание не принимались, и заголовками разделов были только имена или имена с отчеством. По понятным причинам разделы «Василий» и «Иван Васильевич» оказываются наиболее обширными, а наиболее запутанную часть составляют монеты по время Грозного включительно.
Нельзя допустить мысли, что лица, причастные к выпуску каталога, не делали различия между Василием Темным и Василием Ивановичем, или между князем Иваном III и царем Иваном Грозным, тем более, что такие предметы, как брюсовский талер, уже давно твердо относились к Ивану III. Следовательно, систематизация по одинаковым именам и вне зависимости от принадлежности их разным лицам рассматривалась как не вызывающий сомнения методический прием.
Наряду с указанным приемом, находящимся в полном противоречии с историческим принципом, последний проявляется все же в расположении материала и, в частности, в далеко не всегда удачных попытках установить связь между группами, исходя из имен, находящихся на одних монетах, и отчеств — на других. Некоторые безымянные монеты, повидимому, сознательно отнесены в именные группы. Но, в конечном счете, хронологический принцип систематизации фактически отсутствует полностью вплоть до времен Федора Ивановича, точно так же, как в коллекции попа Федора67.
Начиная с монет Федора Ивановича, в каталоге соблюдается порядок хронологической последовательности. Можно отметить лишь то, что датско-русские монеты Христиана IV 20-х годов XVII века помещены между монетами Лжедмитрия и Шуйского. Каталог доведен только до 1740 года, что объясняется тем, что в 1745 году писать и печатать что- либо о монетах 1740—1741 годов «принца Иоанна» — было невозможно. Все медали описываются вместе с монетами.
Таким образом, можно заметить, что все русские монеты, по существу, делятся на части, так оказать, «внеисторическую» и «историческую». Первая охватывает все монеты с именами различных князей и заканчивается группой неопределенных; подразделением первой части являются и «городские» монеты. Русско-татарские монеты замыкают ее, а еще собирательный «Иван Васильевич» открывает часть историческую»68.
Подготовка к изданию Каталога Минцкабинета началась еще в 30-х годах. Над ним работала группа ученых. В архиве Академии наук сохранилась чистовая рукопись части каталога — переплетенные вместе описания западноевропейских и восточных монет69. Восточные монеты описал в 1737 году Г. Я. Кер70.
Имя составителя западноевропейского каталога можно только предполагать. Возможно, им был участник издания каталога адъюнкт X. Крузиус. Об этом может свидетельствовать тот факт, что, когда М. В. Ломоносов в августе 1745 года принес в дар Академии наук монету Этельреда, она была передана для определения X. Крузиусу71. Известно, что Крузиус систематизировал и описал также коллекцию античных монет72. Часть этой коллекции была куплена Петром I еще в 4721 году, а в 1738 году были приобретены у гофрата К. М. Штасберга остальные монеты коллекции вместе с каталогом всей коллекции73.
Автором русской части каталога называют И. А. Шлаттера74. Составитель биографии Шлаттера, судя по названной им литературе, посчитал за работу над каталогом русских монет другие нумизматические занятия Шлаттера. Авторство Шлаттера представляется вероятным в части русских монет и медалей нового времени, так как именно в те же годы, по поручению Академии, Шлаттер вел аналогичную работу по русской нумизматике: в 40-х годах им закончена рукопись «Описание российских медалей, которые на высокославные дела блаженные и вечнодостойные памяти е. и. в. Петра Великого и е. и. в. Екатерины Алексеевны I, такожде е. и. в. Петра Второго с 1672 по 1730 год, то есть по вступление на всероссийский престол е. и. в. Анны Ивановны на Российских монетных дворах, также и в немецкой земле сделаны»75.
Шлаттер неоднократно проявлял заботу о пополнении Академического Минцкабинета старинными монетами, которые в большом числе доставлялись на монетные дворы для переплавки, и сообщал в Академию об интересных очередных поступлениях и о кладах, что свидетельствует о его интересе к русской нумизматике. Во всяком случае, в двух биографиях И. А. Шлаттера, составленных в XVIII веке вскоре после его смерти (1768 год) и подробно перечисляющих его научные труды, об участии его в составлении каталога Кунсткамеры не говорится вовсе76.
Что касается описания древнейшей части русской коллекции, то авторство Шлаттера вызывает большие сомнения, и более вероятным исполнителем или, во всяком случае, участником этого труда представляется помощник библиотекаря А. И. Богданов. Это предположение становится более вероятным, если обратиться к одной иностранной работе, вышедшей в свет в 1783 году в Париже, ко II тому сочинения Леклерка (Histoire de la Russie ancienne»77. В этот том включен особый раздел под названием «Historia numismatica Impede Russici».
В своем предисловии к книге Леклерк сообщает, как он в течение десятилетнего пребывания в России собирал различные коллекции, книги, рукописи и другие материалы для своего труда. В частности, он упоминает о находившейся у него русской рукописи, с портретами князей и патриархов — повидимому, Титулярнике78. По словам Леклерка, некий исторический «экстракт» из летописей был составлен специально для него чиновником «Иностранного департамента» М. Г. Сабакиным (директором архива иностранной коллегии) и его секретарями и переведен самим Сабакиным на французский язык79. Что касается раздела о «Нумизматической истории», то здесь, к сожалению, он не раскрывает ее источников и ссылается только на «систематическую коллекцию реально существовавших монет», достоверность показаний которой сверяется им с данными летописей.
Занимающий 18 страниц текст «Истории» является напечатанным на латинском языке извлечением из «Степенной книги» относительно русских князей, а отчасти и других лиц, и нескольких городов, упоминаемых в легендах русских монет. Извлечение закончено временем Владислава и снабжено в четырех графах датами от сотворения мира и современной эры, указанием источника и даже страницы в нем (Step. , Ann. и Extr. – Степенной книги, летописи и «экстракта»). — Из предпосланного «Нумизматической истории» особого предисловия видно, что Леклерк признал необходимым напечатать ее по латыни, в том виде, как он ее получил, ничего не меняя. Не остается поэтому «сомнений, что она составлена в России и русским.
Возможно, что при составлении «Истории» автор в известной мере ориентировался на единственное в то время печатное издание по русской нумизматике — каталог 1745 года, чем, быть может, и объясняется выбор латинского языка. Сравнивая избранную составителем схему построения его сводки с текстом каталога 1745 года, можно усмотреть довольно много общего между ними в последовательности или же, вернее, в непоследовательности изложения материала, в упоминании одних и тех же особенно примечательных событий и т. п. Но каталог оказывается в общем более бедным; в нем не выделены ни Тохтамыш, ни Аристотель, ни «мастер Алексей», а в подборе имен князей принят несколько иной порядок, чем у Леклерка.
Наиболее бросается в глаза весьма странная для исторического трактата «рационализация», примененная в «Нумизматической истории» и выразившаяся в том, что все сведения об одноименных князьях объединены в особых разделах, которые и озаглавлены соответственно: De principibus Borissis, De princibus Vasilliis, Michaelibus — о князьях Борисах, князьях Василиях, Михаилах и т. д. Секрет этого «усовершенствования» раскрывается, как только мы обратимся к «Генеральному реестру» каталога Остермана.80
Полное совпадение в порядке изложения и особенности последнего показывают, что «История», опубликованная в 1783 году Леклерком, является своеобразным историческим комментарием — «экстрактом» из летописей к указателю Остермановского каталога и к «рисовальной книжке». Альбом рисунков с монет Остермана, повидимому, был выполнен несколько ранее, чем каталог принял свой окончательный вид81.
Рисовальная книжка Остермана начала 30-х годов и пояснения к ней, без указания источников, были опубликованы Леклерком в конце XV1JI века как последнее достижение в области русской нумизматики.
Леклерк указывает, что текст «Нумизматической истории» он получил в готовом виде и не решился что-либо в нем менять, тогда как о Сабакинском «экстракте» говорится, что он был написан специально для Леклерка. «История» во всяком случае сабакинским экстрактом быть никак не может, поскольку известно о переводе последнего самим Сабакиным на французский язык, а «История» напечатана в том виде, в каком получена, — по-латыни. Установив непосредственную связь текста «Истории» с остермановскими таблицами рисунков, мы можем предположить, что и латинская рукопись досталась Леклерку из того же источника, что и «Рисовальная книжка», то есть из библиотеки Академии наук благодаря пленившей Леклерка любезности его друзей из Академии82.
Действительно, для времени пребывания Леклерка в России построение «Истории» слишком уже старомодно, особенно, если учесть, что 1760 годом датирован вышедший в Петербурге из печати «Краткий российский летописец с родословием», сочиненный М. В. Ломоносовым в сотрудничестве с А. И. Богдановым, который составлял включенный, в текст «Летописца» краткий экстракт о «державных российских князьях и славных их деяниях»83. Книга Ломоносова была новым общедоступным русским историческим руководством-справочником, значение которого для совершенствования систематизации русских монет никак нельзя умалить.
«Нумизматическая история» по всему своему строю принадлежит к более раннему времени — времени каталога 1745 года, о чем свидетельствует даже ее язык. Представляется наиболее вероятным, что трактат на латинском языке был составлен в Академии наук, в 40-х годах, примерно одновременно с латинским каталогом 1745 года и в явной связи с проводившейся работой по систематизации, описанию и истолкованию русской коллекции Минцкабинета. Поступивший незадолго до того в Кунсткамеру каталог остермановской коллекции, при наличии таблиц, давал в виде своего «Генерального реестра» готовую и удобную схему для построения исследования. Отсюда один шаг до догадки, что Леклерку удалось вместе с таблицами Остермана получить хранившуюся в библиотеке Академии рукопись первого русского историко-нумизматического сочинения, автором которого был только что упомянутый А. И. Богданов84, начавший свою работу в Кунсткамере в 1736 году в должности помощника библиотекаря.
Несохранившееся нумизматическое сочинение Богданова упомянуто в челобитной, которую он написал в 1766 году, совсем незадолго до смерти, и не успел лично подать. Вдова Богданова приложила ее к. своему безрезультатному прошению о пособии85. В этой челобитной А. И. Богданов сообщает ряд автобиографических данных и приводит список своих трудов86.
В начале этого обширного списка, на шестом месте, назван «Краткий экстракт о древних русских деньгах, какие тогда в народе обращались».
Привлекает внимание, что в соседней же записи говорится о составлении алфавитного индекса к Степенной книге — основному источнику «Нумизматической истории».
Название, которое дал своему нумизматическому труду Богданов, полностью соответствует опубликованному Леклерком трактату. Последний, действительно, является кратким извлечением из единственно возможных в то время источников, находившихся в библиотеке Академии наук летописей, по вопросу о чеканке монет в древности, то есть о выпускавших монеты князьях, о городах, в которых монеты чеканились, о денежных мастерах и, наконец, о событиях, по поводу которых будто бы выпускались некоторые монеты («Ругодевский поход»).
Таким образом, есть все основания предполагать, что исполнителем русской части каталога 1745 (или, в крайнем случае, участником этого труда) был А. И. Богданов.
Но этим не ограничивается роль сочинения Леклерка в разъяснении некоторых вопросов, связанных с историей русской нумизматики в первой половине XVI века, так как еще одним источником для Леклерка послужил оказавшийся в его руках список Эрмитажного альбома.
На пяти нумизматических таблицах Леклерка изображено всего 177 монет, причем одним соответствуют два кружка, другим — только один. До половины IV таблицы (по № 162) идут совершенно единообразные изображения монет в виде одинаковых по размеру довольно крупных кружков.
Только три рисунка на IV таблице и все рисунки на V таблице сделаны непосредственно с монет: уже упомянутая выше редкая золотая монета Грозного, а также медаль Лжедмитрия и еще несколько монет XVII века и медная копейка Петра I. На той же IV таблице, кроме срисованных с натуры трех монет, сразу же привлекают внимание еще четыре рисунка. Здесь каждый предмет имеет индивидуальный размер, что резко отличает эту группу от изображенных рядом «стандартизованных» монет, хотя по качеству рисунки также примитивны (табл. XIII).
Под номерами 164, 165, 166 и 168 подряд изображены четыре уникальных нумизматических памятника, изображения которых именно в таком же порядке расположены в нашем альбоме на лл. 70, 71, 72 и 73: золотая монета Грозного из кабинета Бабушкина (обе стороны); одна сторона червонца Ивана IV из кабинета Антона-Ульриха, одна сторона «гривенника» Федора Ивановича: из кабинета попа Федора и обе стороны медали Лжедмитрия! Два рисунка помещены даже несмотря на то, что рядом находятся сделанные с натуры полноценные изображения этих же монет (ср. табл. VII, VIII, IX, XII с табл. XIII).
Подбор в определенном порядке четырех редчайших памятников и определенного рода стилистическая общность не оставляют никаких сомнений в том, что в распоряжении Леклерка в момент подготовки его труда к изданию в Париже находился еще один список — двойник нашего альбома87. Леклерк взял из него изображения, опустив кружки с надписями.
О том, что у Леклерка был иной экземпляр рукописи, говорят некоторые мелкие различия в рисунке лицевой и оборотной сторон медали Лжедмитрия, в частности, и то, что на рисунке у Леклерка легенда оборотной стороны состоит из двух слов, как и в альбоме Публичной библиотеки, тогда как в нашем экземпляре написано только первое слово. Следует сказать, что, несмотря на то, что многие изображения сильно модернизованы, вплоть до того, что некоторые всадники одеты в камзолы и шляпы XVIII века, русские надписи переданы очень тщательно (чего нельзя сказать о татарских); в них совершенно нет ошибок, которых, естественно, было бы ожидать от самого аккуратного художника- француза. Вероятно, Леклерк имел гравера русского (табл. XIV).
Таким образом, нумизматический экскурс Леклерка по праву должен быть признан памятником истории русской нумизматики, относящимся к 30-м и 40-м годам XVIII века, но никак не к 70 — 80-м годам, когда нумизматика в России достигла значительных успехов в классификации и систематизации древнерусских монет.
Завершая обзор нумизматических каталогов и других работ по систематизации нумизматического материала в первой половине XVIII века, необходимо подробнее остановиться на каталоге коллекций Остермана.
Каталог Остермана составлен немного раньше академического и в то время, когда последний заканчивали, поступил в Кунсткамеру вместе с коллекцией. Составитель академического каталога 1745 года, возможно, воспользовался «Генеральным реестром», располагая свой материал, но монеты Остермана тогда еще не были введены в коллекцию Кунсткамеры.
В самом тексте каталога Остермана никаких подразделений нет, и монеты описаны все подряд и в еще большем беспорядке, чем в каталоге Кунсткамеры. Лишь в поящичной описи отмечены те же группы, на которые делится и каталог 1745 года.
«Семейные» группы имеются и здесь, но далеко не в таком количестве, как в каталоге Кунсткамеры. Однако среди именных монет в «Генеральном реестре» описан ряд монет без обозначения имени, а только с титулами «государь всея земли русские», «князя великого», «печать князя великого» и т. д. Учитывая отведенные им места, можно признать, что в некоторых случаях составитель исходил из сходства изображений, титулов и других признаков, то есть руководствовался определенными логическими построениями.
Достоинством каталога Остермана является стремление к уточнению монетных типов, которые различаются по самым незначительным признакам, вроде разных букв-знаков, количества каких-либо точек, размера изображений или надписей; составитель фактически приходит к выделению вариантов штемпелей. Имеются здесь, конечно, во множестве разного рода промахи. Так, среди медных монет XV века затесалась маленькая петровская полушка.
Среди «городов», сверх выделенных в каталоге Кунсткамеры, имеется Кашин. Впереди помещено описание 15 новгородских и 6 псковских монет, которые систематизированы по находящимся на лицевой стороне буквам. Некоторые московские и тверские монеты помещены здесь повторно, что свидетельствует об определенного рода исканиях в области систематизации.
К группе «незнаемых» отнесена 41 монета. Помимо различных безымянных монет, здесь же описаны некоторые монеты с именами монетчиков («Аристотель», «Мастер Алексей») и, в частности, «Ругодевская» монета, а также монета Христиана IV. Среди двуязычных монет с «арапскими» надписями описана монета с изображением петуха и легендой, «печать князя Димитрия» — Дмитрия Ивановича Донского.
В каталоге Остермана чрезвычайно важна и прогрессивна роль «Генерального реестра». Многократно собирая монеты в различные группы то ряду существенных признаков — по именам с титулами, по изображениям, по месту чеканки и т. п., — он ставит перед систематизатором и помогает формулировать множество вопросов, а отчасти и указывает пути их разрешения. По существу, создание такого типа реестра является шагом вперед в систематизации нумизматического материала.
Преимуществом каталога Остермана по сравнению с каталогом Кунсткамеры 1745 года было также выделение медалей в особую опись. Это было продиктовано чисто практическими соображениями — большим удобством хранения, почему монетовидные жетоны XVIII века (на смерть, коронационные и др.) остались среди монет, но каталог в части монет XVIII века сразу выиграл88.
Коллекция Остермана и ее каталог сыграли заметную роль в последующей коренной перестройке в начале 60-х годов XVIII века русского собрания Минцкабинета, в результате которой впервые в русской нумизматике за полстолетия до каталога Черткова появился научный каталог русских монет.
Таблица XIII
Из таблиц Леклерка
Таблица XIV
Из таблиц Леклерка
КОЛЛЕКЦИЯ МИНЦКАБИНЕТА КУНСТКАМЕРЫ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА
Ближайшие два десятилетия после описания русской коллекции Минцкабинета в 1745 году были крайне неблагоприятны для нормальной работы над ней. 5 декабря 1747 года возник пожар, разрушивший помещение Кунсткамеры и тяжело отравившийся на состоянии ее коллекций89.
Минцкабинет, вынесенный из пожара, также пострадал и понес некоторые потери. Спасенные коллекции временно были помещены в случайном помещении; но водворение их в восстановленное здание Кунсткамеры завершилось только к 1766 году90.
С 1741 года Минцкабинет находился в ведении И. К. Тауберта. «Прегордый невежда и высокомышленный фарисей», как назвал его М. В. Ломоносов91.
Тауберт начал службу в Кунсткамере еще в 1732 году. Постоянно поддерживаемый тогдашним вершителем судеб Академии Шумахером, с которым он впоследствии породнился, в 1741 году Тауберт был назначен на должность унтер-библиотекаря, что делало его ответственным хранителем Минцкабинета92.
К середине XVIII века собрание русских монет Минцкабинета существенно пополнилось за счет коллекций Остермана, Мусина-Пушкина и других текущих поступлений.
Подпись Тауберта стоит на документах о приемке в 1742 году конфискованных коллекций; в 1744 году он снова отбирал для Кунсткамеры различные материалы в Канцелярии конфискаций. Включенные в опись различные группы старинных русских и восточных монет и медалей, несомненно, принадлежали ранее к коллекциям нескольких владельцев, имена которых остались неизвестными93.
В 1747 году, через несколько дней после пожара, Тауберт принимает интересный клад из деревни Шишкино Белгородской волости Нижегородского уезда, обнаруженный внутри выпаханной деревянной колоды (492 монеты). «По свидетельству (то есть после изучения — И. С.) оные деньги явились самые древние …, на которых видны еще имена великого князя Василия Дмитриевича и брата его князя Андрея Дмитриевича Можайского»94.
Сохранилось еще одно заключение Тауберта о кладе куфических монет (44 экземпляра), поступивших в Минцкабинет в 1753 году через Монетную канцелярию Сената. Клад нашел крестьянин села Павловского Лихвинского уезда в том же году. Монеты «по освидетельствовании явились арапские, на которых старинным куфическим письмом изображен символ веры магометанской и разные стихи из Алкорана, купно с именами некоторых калифов сарацинских, живших в девятом и десятом веке…, которые имели престол свой в Багдаде, владели великой Бухарией и частью Персии. Таковых денег, как сказывают, и прежде много в земле находили, особливо, в Великой Пермии, и вероятно, что они либо через коммерцию в древние времена туда зашли, либо татарами… у нас рассеяны»95.
Поскольку Тауберт арабского языка заведомо не знал, составленное с несомненным знанием дела заключение о кладе, как, вероятно и первое, было выполнено «чужих рук искусством»96. Следует отметить находящиеся в заключении 1753 года предложения ежегодно оглашать в людных местах указ Петра о доставлении в Кунсткамеру «куриозных вещей», так как «уповательно, что и поныне в разных местах много таких старинных, как арапских и татарских, так и российских денег… в земле находят, токмо… вовсе об оных не объявляют», а также обратиться с призывом, чтобы «знатные охотники и прочие, которые для своего любопытства собирали всякие до российской древности принадлежащие старые вещи, деньги и монеты, благоволили оные сообщать в Академию, токмо для срисования»97.
В делах 1757 года находятся сведения еще об одном кладе древних, по всей видимости, куфических монет, который составляли «старинные нероссийского клейма серебряные монеты, целые, половинки и четвертинки».
Клад нашли в Волховском уезде, и образцы монет были присланы в Сенат, который передал в Академию наук только три целых монеты, а «половинки и четвертинки в Монетную канцелярию для переделки в серебряные монеты». Одновременно было предложено «оставшиеся в Волховской воеводской канцелярии таковые же старинные деньги, також и у кого ныне в партикулярных руках есть, оные отобрав, прислать в Правительствующий Сенат немедленно»98. Позднейших упоминаний о кладе не сохранилось.
В 1754 году при содействии И. А. Шлаттера — главного судьи Монетной канцелярии, Тауберт отобрал для Минцкабинета — на Петербургском монетном дворе большое количество старинной серебряной монеты из хранившейся там своего рода коллекции. В краткой приемочной описи упомянуты 104 русские допетровские монеты (в том числе пятьдесят полушек с надписью «царь»). Основную массу поступления составлял очень широкий подбор ефимков-талеров99. Особо отмечены в описи принятые без оценки две медные монеты — екатеринбургская квадратная копейка 1726 года и такой же квадратный пятикопеечник 1725 года. Возможно, что «1725» в Академической описи — описка. Сравнение Академической описи и хранящейся в архиве Академии наук книги под названием «Реестр имеющимся при монетном Петербургском дворе медалям и ефимкам, которые в особливом к тому деланном шкафе хранятся» — говорят за то же100.
Таким образом, попутно мы можем отметить еще одну коллекцию Монетного двора, впрочем, совершенно не организованную, несмотря на наличие подробной описи и «особливо сделанного шкафа». Самые поздние из записанных в «Реестр» Монетного двора русских медалей и монет — 1744 года.
Наиболее упорядоченную часть «Реестра» составляют записанные после русских монет и медалей ефимки, сгруппированные по государствам: «цесарские», «испанские» и другие. Хотя пополнение коллекции прекратилось в 40-х годах, реестр составлен, вероятно, незадолго до ее ликвидации, в начале 50-х годов.
Полученные Таубертом монеты от Монетного двора до 1768 года еще не были внесены в каталог и учитывались весом, со ссылкой на опись 1754 года. Между 1768 и 1770 годами их, наконец, систематизировали и вписали в каталог ревизии 1770 года. Однако медная квадратная копейка была вложена в коллекцию, вероятно, еще в 1754 году, так как эта редчайшая монета упоминается в каталоге, как плата-пятак 1726 года до того, как в каталог были внесены другие монеты Монетного двора.
В 1763 году И. А. Шлаттер предлагал Академии наук принять с Монетного двора для просмотра клад копеечек Михаила Федоровича и Алексея Михайловича (2161 монета). Его нашли в Твери при раскапывании крепостного вала, «где старый пролом был», причем монеты находились «в маленькой кубышке и в другом горшочке»101. Тауберт отклонил предложение Шлаттера, указав, что из Сената уже было прислано 20 монет из этой находки102.
Еще один Тверской клад серебряных монет XVI или начала XVII века упомянут в делах 1768 года. В письме новгородского губернатора Сиверса говорится о посылке в Кунсткамеру 72 серебряных копеек, которые были найдены в Твери «во время копания в городе у большого собора бассейна». Монеты находились в кубышке, которую разбили103. Пометка Тауберта о приемке, в которой указан вес монет (72 золотника), позволяет, исходя из среднего веса одной монеты в 0,64 грамма, отнести их ко времени между 1534 — 1610 годами. Два письма академика П. Лапласа (с переводом их по-русски) от 18 (февраля и от 25 апреля 1785 года содержат интересные и обстоятельные сведения о кладе западноевропейских средневековых монет, найденном на Псковщине104. Описание двадцати монет из клада Паллас опубликовал в следующем году105. Екатерина II распорядилась передать монеты в Академию наук вместе с описанием, которое должен был, по ее предложению, составить, сам Паллас. При втором письме Паллас, ссылаясь на прежнее распоряжение Екатерины II, прислал еще «пятнадцать медалей 9 и 10 столетия, которые найдены так, как и прежние, в Псковском наместничестве».
В том же году граф А. А. Безбородко переслал в Академию наук из Царского Села присланные Казанским и Вятским губернатором П. С. Мещерским 78 джучидских монет, описанных в реестре, который сохранился при письме. Место находки их не названо106.
Приведенные примеры показывают, что приказ Петра I о сохранении и присылке находимых «куриозных» монет давал определенные результаты. Губернские и воеводские канцелярии постепенно становились представителями интересов Минцкабинета на местах; пополнение его имела в виду и Монетная канцелярия Сената.
К сожалению, монетные клады очень долго рассматривались только как источники для пополнения систематических коллекций. Понимание их самостоятельного научного значения возникло с большим запозданием, поэтому сотни кладов, обнаруженных в XVIII и в XIX веках, в значительной мере, или даже окончательно, лишились возможного научного значения, как только они выходили из земли, даже в тех случаях, когда находка сразу же становилась известной органам власти и научным учреждениям.
Ряд документов, сохранившихся в архиве Академии наук, свидетельствует, что с середины XVIII века постепенно приобрело силу закона обязательное представление в Государственное нумизматическое хранилище, каким являлся тогда Минцкабинет Кунсткамеры, образцов всех вновь выпускавшихся монетными дворами медалей, а затем и монет. Впоследствии роль такого хранилища перешла к Эрмитажу, чем объясняется замечательная полнота его коллекции русских медалей и монет нового времени, вплоть до наших дней107.
НУМИЗМАТИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
Упоминавшаяся выше «Рисовальная книжка» остермайовского каталога является первым известным нам опытом сопровождения каталога русских монет рисунками всех описанных в нем монет. Методика составления нумизматических таблиц, которые в дальнейшем приобрели большое значение в качестве средства, помогающего изучению и определению монет, вырабатывалась с большим трудом.
Выше отмечено, что в Эрмитажном альбоме треугольная полуполтина Алексея Михайловича нарисована в виде кружка; однако для монет, изображенных в увеличении, уже был показан их истинный размере На таблицах Остермана — Леклерка все монеты, независимо от их формы и размера, изображены в виде одинаково больших кружков правильной формы. Поэтому некоторые наиболее малые монеты, вроде полушек, очень трудно узнать на рисунках. Только около нескольких кружков показана в виде силуэта истинная форма и размер монеты.
Вполне возможно, что на подлинных таблицах все рисунки монет были снабжены таким масштабом.
Начиная с 40-х годов в архивных делах Минцкабинета постоянно упоминаются работы по зарисовыванию монет и медалей. Еще в 1746 году и 1747 году до пожара производилось «рисование находящихся в Минцкабинете старинных российских монет и медалей»108. Вопреки существующему мнению, сделанные тогда рисунки не сохранились, или, во всяком случае, еще не отысканы.
В 1908 году А. А. Ильин опубликовал статью «Девять неизвестных монет царствования Екатерины I и Петра II из книги «Musei Imperialis Petropolitani, vol. II»109. Непосредственным поводом для публикации А. А. Ильина послужили поступившие около того времени в библиотеку отдела нумизматики Эрмитажа «от руки сделанные рисунки многих монет, описанных в книге «Musei Imperialis» .
А. А. Ильин не сообщал каких-либо подробностей о таблицах. Каких- либо соображений о непосредственном отношении таблиц к изданию каталога 1745 года высказано не было. Однако в том же году С. И. Чижов, выступая на заседании Московского нумизматического общества с сообщением о поездке в Петербург и о подготовленной А. А. Ильиным статье, возможно, передал сложившееся в Эрмитаже мнение, когда рассказывал, что хранящиеся в Эрмитаже «рисунки от руки монет, наклеенные на большие in folio листы предназначались иллюстрировать … академический каталог (1745 год.— И. С.). Листы эти не были награвированы, вероятно, по причине уничтожения издания пожаром»110.
Сравнение находящихся в Эрмитаже таблиц (25 листов; см. табл. XV—XVIII) с текстом каталога 1745 года убеждает в несостоятельности приведенного мнения. Ни размещение материала на таблицах и в каталоге, ни нумерация изображений и описаний, ни, наконец, принцип систематизации в них не только не совпадают, но и вообще не имеют ничего общего111.
Таблицы выполнены все в том же духе XVIII века. Все допетровские монеты нарисованы в одном масштабе и в виде правильных кружков, с полными изображениями и легендами; однако под каждой парой кружков помещен масштабный силуэт монеты. Монеты XVIII века и медали нарисованы в натуральную величину. Качество рисунков превосходное. Все эрмитажные таблицы, несомненно, относятся к коллекции Кунсткамеры, но охватывают более обширный материал и отражают состояние коллекции в более позднее время, когда она значительно разрослась, — никак не ранее конца 50-х годов. На таблицах применен новый, гораздо более совершенный исторический принцип систематизации, а несколько вполне законченных листов с десятками рисунков на них обнаруживают полное соответствие различным частям рукописного каталога 1768 года112.
На таблицах нарисованы десятки монет, заведомо принадлежавших ранее к коллекциям Остермана и Мусина-Пушкина. Соединение их с коллекцией Минцкабинета началось едва ли раньше 50-х годов, так как коллекция Волынского нетронутой долежала до 1758 года, когда она была возвращена наследнице; разрушение коллекции Мусина-Пушкина началось, правда, раньше — в 1753 году, ее восточные монеты уже были обменены. Но едва ли коллекцию Мусина-Пушкина стали бы сводить с только что описанной коллекцией до 1747 года. Именно уничтожение пожаром тиража издания каталога 1745 года могло в известной мере даже развязать руки для новой организации коллекции.
Поскольку таблицы дошли до нас разрозненными, ничего не меняет то обстоятельство, что наиболее поздним по содержанию является недорисованный лист с монетами и медалями царствования Анны Иоанновны, которые к тому же оставляют свободной половину листа, а незаконченность его, кроме того, может находиться в связи с затруднениями, связанными с «принцем Иоанном», которые еще оставались в силе и в 50-х и в 60-х годах.
Даже присутствие на таблицах изображений уникальных монет, которые то время ревизии 1768 года были помечены в каталоге пропавшими при пожаре 1747 года, не дает возможности относить таблицы- иллюстрации каталога 60-х годов к 40-м годам. На таблице монет Екатерины Алексеевны находится изображение уникальной медной квадратной копейки, полученной Минцкабинетом толью в 1754 году. В ревизии 1768 года она тоже помечена пропавшей во время пожара. Ниже будет показано, что и другие пропавшие монеты были еще налицо в 50-х годах.
МОНЕТЫ XVIII ВЕКА В КАТАЛОГЕ РУССКИХ МОНЕТ
МИНЦКАБИНЕТА КУНСТКАМЕРЫ
1768 ГОДА
В течение двух десятилетий заведования Тауберта Минцкабинетом основным хранительским документом оставался далекий от совершенства даже в момент создания каталог 1745 года. Однако какие-то попытки составления нового каталога в это время имели место, о чем говорит отрывок описи русских медалей и монет Минцкабинета (нового времени), составлявшейся в 50-х годах.
Произведенная в 1767—1768 годах ревизия Минцкабинета исходила из «печатного каталога» 1745 года и составленной Таубертом после пожара описи с перечислением утраченных вещей. Опись упоминается в рапорте Тауберта, представленном менее чем год спустя после пожара, осенью 1748 года. По случаю отъезда за границу в годичную командировку Тауберт сообщал, что порядок в коллекциях Кунсткамеры после пожара восстановлен и их состояние приведено в полную ясность113. Однако в делах удалось обнаружить лишь относящийся к маю 1748 года список пропавших римских дублетов114. Что касается Минцкабинета, то из ревизии 1768 года видно, что многие годы спустя после пожара в собрании его продолжали находиться отдельные монеты и оказывались «в нетях» заведомо сохранившиеся при пожаре, причем преимущественно уникальные. Выше уже упоминалось о пропавшей в 70-х годах замечательной монете Грозного.
Ревизия 1768 года и последовавшая за нею ревизия 1770 года стали возможны после двух десятилетий бесконтрольного управления Тауберта Кунсткамерой только в связи с тем, что к этому времени его положение в Академии заметно пошатнулось.
Результатом ревизии 1768 года была находящаяся ныне в Эрмитаже рукопись под названием «Ревизия учиненная в 1768 году находящимся при императорской Кунсткамере золотым, серебряным и прочим драгоценным вещам, также и всему Минцкабинету с приложением краткого перечня и вновь сочиненного (выделено мною..— И. С.) обстоятельного Каталога Российским деньгам, монетам и медалям».
Из текста ревизии видно, что проверка велась уже в 1767 году. Поскольку она исходила из данных каталога 1745 года и таубертовской описи 1748 года, вновь составленный каталог еще не был признан имеющим силу учетного документа и, следовательно, мог быть составлен незадолго до ревизии. Причина его составления названа: «потому что прежний в расположении своем был неисправен и по напечатании к оному многое вновь прибыло».
Каталог представляет собою полное и действительно обстоятельное описание всех монет русской коллекции с заново систематизированной древнейшей частью. Сильно разрослась и особо выделенная часть каталога, посвященная монетам и медалям нового времени. Она доведена до 1767 года включительно115.
Для каталога Тауберт использовал старую опись под названием «Роспись медалиям государя императора Петра Великого», доведенную до монет Петра II включительно. Ее расшили и снабдили вкладными чистыми листами для дополнительных записей116. «Роспись» составлялась после печатного каталога 1745 года и представляет собою какую-то попытку переработать каталог монет и медалей нового времени с 1700 года. В ней принят порядок описаний, отличный от построения каталога 1745 года, в том отношении, что они начинаются с медных монет наименьших достоинств, тогда как в «Musei Imperialis» медные монеты описывались в конце каждого правления и начиная с наиболее крупных.
«Роспись» заметно моложе каталога 1745 года, так как в нее введен десяток пополнений и, в частности, упомянутая выше пропавшая уникальная квадратная копейка 1726 года, поступившая в 1754 году (в каталоге 1745 года такой монеты вовсе нет). В то же время «Роспись» старше упомянутых выше таблиц, так как в ней еще не упомянуты некоторые изображенные на них монеты, как, например, квадратная копейка 1726 года (табл. XV).
Таким образом, уточняется, что «Роспись» была составлена, во всяком случае, после 1754 года. Возможно, что она понадобилась в связи с произведенным включением в основную коллекцию медалей и монет коллекций Остермана и Мусина-Пушкина117. Отметим, что в «Роспись» без каких-либо пометок были внесены все монеты каталога 1745 года, в том числе и не дошедшие до нас уникальные монеты Екатерины I и Петра II.
На вшитых листах Тауберт добавил еще несколько новых описаний—позднейших поступлений, либо переправляя нумерацию, либо давая им литерные номера. На л. 42 в «Росписи» мы впервые встречаемся с указанием на пропажу уникальных монет Минцкабинета. Рукою Тауберта поставлены звездочки возле описаний четырех медных монет Екатерины I (№№ 9—12 по Musei Imperialis… и Ильину) и уже упоминавшейся квадратной копейки (табл. XV), еще не значившейся в каталоге 1745 года и впервые появившейся лишь в «Росписи». Вынесенное вниз примечание гласит — «пропавшие в пожар». Точно такие же пометки находятся подле двенадцати описаний монет Петра II на л. 43 (обор.). Шесть из них — уникумы, отмеченные в статье Ильина (№№ 5—10 по Mus. Imper., табл. XV)118. Такие же печальные пометки сопровождают описания нескольких червонных Петра I и еще нескольких золотых, серебряных и медных монет.
На оборотной чистой стороне последнего листа «Росписи», а затем на дошитых листах бумаги весь текст написан только рукою Тауберта и, несомненно, «в один присест». В правлениях Анны Иоанновны и Ивана Антоновича описывались еще и монеты, а начиная с времени Елизаветы, идут описания одних только медалей. Приняв во внимание, что последняя медаль в черновике и в каталоге датируется 1767 годом, мы получаем довольно точную дату составления всегоичерновика и дату пометок о пропаже — 1767 год.
Таким образом, упомянутая часть каталога составлялась в очень большой спешке самим Таубертом.
Целая серия монет нового времени, которые находились в Минцкабинете, во всяком случае, еще в 50-х годах, была похищена незадолго до ревизии 1768 года, о чем неоспоримо свидетельствуют рисунки на таблицах 60-х годов. Рукою Тауберта вписаны ложные справки о пропажах во время пожара. Прецедент имелся: во время пожара, действительно, был похищен пакет с дублетами римских монет и имелся об этом документ119. Во власти Тауберта было обезвредить другие документы, которые могли мешать ему, — вроде описи потерь 1748 года120. Непонятно лишь, что сохранило от уничтожения улику — таблицы121.
Накануне ревизии появляются звездочки подле записей о лучших монетах коллекции, а одна из них, повидимому, оказывается в руках заезжего иностранца, поживившегося тогда же и другими материалами из Академии наук.
Вероятно, в связи с ходом ревизии, или же, во всяком случае, с непосредственным интересом президента Академии графа Орлова к состоянию русской нумизматической коллекции, находится рапорт Тауберта, поданный в июне 1768 года122.
Как можно понять, своим рапортом Тауберт стремился увести в сторону вопрос о недостающих в новой части коллекции монетах XVIII века и отвести от себя упреки в запущенности и неполноте этой части коллекции123.
Пропажи в коллекции, повидимому, не предавались огласке. Иначе трудно объяснить, почему Бакмейстер в изданной в 1776 году книге подробно распространяется насчет упоминавшейся выше медали Грозного, рекомендуя ее вниманию посетителей Кунсткамеры.
Таблица XV
Таблица к каталогу Минцкабинета Кунсткамеры. Монеты Екатерины II и Петра II. Эрмитаж
ДОПЕТРОВСКИЕ МОНЕТЫ В КАТАЛОГЕ МИНЦКАБИНЕТА
КУНСТКАМЕРЫ
1768 ГОДА
Как же обстояло дело перед ревизией с допетровскими монетами? С листа 56 начинается написанный Таубертом же черновик — «Перечень находящихся в Минцкабинете при Академии наук Российским деньгам, монетам и медалиям по новому (выделено мной — И. С.) каталогу старинных денег серебряных и медных». Перечень представляет собой имеющуюся и в чистовике краткую сводную ведомость подсчета допетровской части коллекции, в полном соответствии с каталогом. В ведомости обозначены только заголовки разделов, номера монет и количество их экземпляров с разбивкой по металлу. Следовательно, перед составлявшим «перечень» в 1767 году Таубертом находился уже готовый новый каталог допетровских монет124.
Новый каталог допетровской части коллекции Кунсткамеры дошел до нас только в чистовых списках (1768 и 1770 годов)125. Но даже они показывают, что работа систематизатора продолжалась и над вполне законченным каталогом. Вновь выявляемые, нужные для коллекции экземпляры вписывались в каталог между строк с литерными номерами: писец, переписывавший каталог набело, поставил эти записи в строки с их литерными номерами126. Можно признать, что каталог монет допетровских был закончен, быть может, даже за один — два года до того, как Тауберт стал поспешно дописывать каталог новейшей части собрания в 1767 году. Следовательно, работу над допетровским каталогом можно относить к началу 60-х годов.
Составитель каталога проделал большую исследовательскую работу по четкому определению большого числа монет основной коллекции, коллекций Остермана и Мусина-Пушкина и других поступлений, свел их вместе и заново систематизировал127. Монеты каждого типа подбирались по возможности в нескольких дополняющих друг друга экземплярах. Одновременно был упорядочен и весь дублетный фонд.
Наглядное представление о том, как тщательно велась систематизация, дает рассмотрение упоминавшихся выше таблиц, с рисунками монет, работа над которыми, как легко убедиться, велась одновременно с систематизацией русской коллекции Кунсткамеры.
Выше говорилось, что только отдельные, вполне законченные листы, с аккуратно вычерченными надписями полностью соответствуют некоторым частям каталога 1768 года. Все остальные листы, отчасти рисованные, отчасти смонтированные путем наклейки вырезок ив забракованных листов, отражают работу по систематизации, которая велась одновременно с зарисовками. Некоторые ив таблиц переделывались до четырех-пяти раз (тверские монеты, новгородские), изображения браковались, переправлялись, перенумеровывались, менялись местами, исключались или заменялись другими. Из забракованных листов вырезались рисунки и наклеивались в новом порядке.
Среди 25 листов 3 сохранились в обрезках, а между страницами рукописи «Ревизии 1768 г.» сохранилось несколько вырезанных из таблиц отдельных рисунков.
Один из сохранившихся листов, относящихся к самому началу альбома (вероятно, второй, табл. XVI)128, свидетельствует о больших раздумьях составителя каталога над временем начала чеканки монет. На листе, снабженном соответствующими надписями, обозначены «Денги российские с татарской подписью незнаемые» (17 монет), «Князя великого Ивана Ивановича» (1 монета), «Князя великого Дмитрия Ивановича» (1 монета) и «Князя великого Василия Дмитриевича» (10 монет). Но в тексте каталога, в конце концов, самой ранней из определенных стала только одна монета Василия Дмитриевича, а к описанию помещенной среди «незнаемых» монеты (которая, действительно, относится к правлению Дмитрия Ивановича.— И. С.) сделано лишь примечание: «кажется, что Дмитрия Ивановича Донского».
Текст каталога, точно так же, как таблицы, вызывает удивление вдумчивостью и осторожностью составителя в суждениях и в определении монет. Многие экземпляры монет с теми или иными именами, вызывавшими его сомнения, не говоря уже о частично сохранившихся именах, он предпочитал оставлять в «незнаемых». Во многих случаях употребляется осторожное выражение «кажется, что»129. В сущности, во всем каталоге имеется только одна фантастическая легенда («печать княжая в Орде». См. Орешников № 837, примечание).
Каждый новый раздел или подразделение, независимо от степени важности, в каталоге помечен римской цифрой. Фактически же все монеты каталога разбиты на пять основных групп: I «Незнаемые»; II «Великие князья Московские» (до Грозного); III «Удельные от великих князей Московских»; IV «Деньги российских разных городов»; V «Цари российские»130.
Неопределенные монеты делятся на четыре подгруппы: а) «Незнаемые без подписи», б) «с подписью татарской», в) «с подписью татарской и русской», г) «с подписью русской»131. Иного отделения русско-татарских монет от русских в каталоге нет. Независимо от языка надписи они относятся к любым разделам, хотя только одна татарская надпись переведена на русский язык. Привлечение для систематизации татарских и подражательных надписей оставалось делом будущего. К «незнаемым» причислена еще одна особо выделенная монета — «Князь Петр Дмитриевич, а какой неизвестно» (удельное княжество Дмитровское.—И. С.).
Несмотря на то, что на забракованной таблице имеется несколько монет, действительно принадлежащих правлению Василия Дмитриевича, в каталоге ему приписывается только одна монета — с изображением Самсона (см. Орешников, № 594, примечание), а все остальные находятся либо в «незнаемых», либо среди монет Василия Темного. За нею 37 монет Василия Васильевича Темного, которые определены в общем правильно. Они подразделены по старой традиции на монеты «Василия (Васильевича)» — 30 и «Василия Васильевича» — 7. Очень многие монеты из коллекций «Ост.» и «М».
Монеты Ивана III (22 типа) уже не делятся по наличию или отсутствию отчества. В эту группу попали княжеские монеты Грозного, наиболее ранние безымянные копейки двух типов, псковская «мечевая» копейка, княжеские денги со знаками «о» и «М», а также копейка со знаком «ф», но «ругодевской» монеты уже нет. В конце помещена «Феодосия» — брюсовский золотой медальон с несколько иначе, чем раньше, переданной надписью. Остальные монеты — Ивана III. Описаны здесь и монеты с частично татарской легендой («это денга московская» и «Ибан») и монеты с именами денежников.
Среди 8 типов монет Василия Ивановича оказалась безымянная полушка Грозного. Значительная часть монет Ивана III и Василия Васильевича вошла из коллекций Мусина-Пушкина и Остермана.
Монеты Московских уделов с русскими и русско-татарскими надписями почти полностью перенесены из «Ост.» и «М.» и описаны в следующем порядке: князья Галицкие и Звенигородские: Юрий Дмитриевич — 5 типов, Дмитрий Юрьевич — 1 тип; князья Можайские и Белозерские: Андрей Дмитриевич — 6, Иван Андреевич — 3, Михаил Андреевич (то есть князь Верейский)—7; князья Боровские (то есть Серпуховские): Семен Володимирович — 2, Ярослав Володимирович — 1 и Василий Ярославович — 6.
Далее в числе удельных описываются монеты трех великих княжеств. Князья Суздальские: Данило Борисович — 2 (с титулом «князь» и «великий князь»), Андрей Константинович — 1, Александр Андреевич (князь Александр) — 1. Великие князья Рязанские — все рязанские монеты, имеющие только тамгу, описаны еще среди «незнаемых», а Федору Ольговичу приписываются 2 монеты с надписью «печать князь Федорова» —повидимому, Микулинского княжества. Иван Федорович — 1, Василий Иванович — 2, Иван Васильевич— 1 (кентавр?, на о. с. «великий князь Иван»). Великие князья Тверские (табл. XVII): Иван Михайлович — 4, Александр Иванович — 4 экземпляра (Суздальско-Нижегородские — И. С.), Борис Александрович — 4, Михаил Борисович — 13. Князья Кашинские, удельные от великих князей-Тверских: Иван Борисович — 5 (в действительности, великого княжества Суздальско-Нижегородского).
В разделе «Денги российских разных городов» именные монеты дублируются, о чем сделаны примечания, отсылающие к тексту других разделов. Сюда вошли серебряные и медные монеты, на которых обозначено место чеканки: 5 московских, 1 можайская, 1 суздальская, 2 рязанские, 6 тверских и 2 кашинские, 46 новгородских и 26 псковских тщательно систематизированы по встречающимся на них литерам и другим различиям (табл. XVIII).
Нет надобности перечислять монеты раздела «Цари Российские». Он начинается царскими монетами Грозного, среди которых помещена и редкая медаль, о которой говорилось выше. Следует отметить ясное представление составителя о золотых копейках и денгах Шуйского и Владислава: они совершенно правильно названы: «гривна золотая и десять денег»132. В позднейшее время представление о платежном значении этих монет было полностью утрачено133. На монетах Христиана правильно прочтены и транскрибированы их трудные надписи.
Таким образом к 60-м годам XVIII века происходит коренная перестройка систематизации древних русских монет. На смену беспомощной формальной систематизации 30—40-х годов приходит систематизация историческая, во, многом не уступающая систематизации Черткова. Воздавая должное непосредственному исполнителю огромной работы, про-деланной неизвестным нам систематизатором, следует признать, что его успех был подготовлен всем предшествующим развитием русской нумизматики, достигшей в короткий срок больших успехов в собирании и осмыслении древних монет. Создание новых принципов систематизации академической коллекции невозможно не поставить в связь с работой М. В. Ломоносова и его помощника А. И. Богданова над «Кратким летописцем».
Кто же был автором нового каталога допетровских монет Минцкабинета? Описать в один присест, ввиду безотлагательной необходимости, серию монет и главным образом медалей нового времени, как это сделал Тауберт, не представляет большого труда для любого грамотного человека, тем более, что, судя по «пропажам при пожаре», Тауберт имел некоторое представление о монетах XVIII века. Однако нет никакой возможности приписать Тауберту, которого даже благорасположенные к нему люди все же отказывались признать ученым, блестяще выполненную систематизацию, научное описание и упорядочение на совершенно новой основе нескольких тысяч древних монет. Ни в написанных им самим документах, ни в нескольких биографических справках о нем нет и намека на его занятия нумизматикой. Об отсутствии у Тауберта интереса к допетровским монетам и знания их говорит даже то, что древние монеты не «пропадали в пожар» кроме замечательной медали Грозного.
Автора каталога древнерусских монет нужно искать среди настоящих ученых, скромных и малозаметных работников Кунсткамеры. В этом отношении прежде всего привлекает внимание А. И. Богданов, который нес и хранительские обязанности по Кунсткамере. О занятиях Богданова нумизматикой имеются прямые указания. Выполненная по заданию М. В. Ломоносова работа по составлению «Краткого экстракта о державных российских князьях»134 не могла не сыграть свою роль в коренной перестройке коллекции и создании новой систематизации древнерусских монет. Однако в челобитной Богданова можно было бы ожидать упоминания о столь значительной работе.
Возможное предположение об участии в работе над каталогом И. Бакмейстера, который проявлял глубокий интерес к русской старине и обладал определенными склонностями к систематизации, отпадает. Нумизматическую коллекцию Кунсткамеры Бакмейстер знал и писал о ней135. Однако, как обратила внимание О. И. Смирнова, татарские надписи монет почти постоянно изображены на таблицах перевернутыми, что не мог допустить Бакмейстер, знавший арабский язык.
Кто бы ни был человек, систематизировавший древнерусские монеты Минцкабинета Кунсткамеры, он прежде всего был кодификатором тех знаний, к которым пришла русская нумизматика в середине XVIII века в результате незаметного, кропотливого труда многих не известных нам «охотников»-нумизматов.
Наш «путеводитель»-альбом, рассмотрением которого мы начали первый очерк, не довел нас до 50-х годов. Но можно ли сомневаться в том, что русская нумизматика в середине XVIII века имела уже значительно больший круг сторонников?
Таблица XVI
Таблица к каталогу Мюнцкабинета. Неизвестные монеты и монеты вел. кн. Московского. Эрмитаж
Таблица XVII
Таблица к каталогу Минцкабинета. Тверские монеты. Эрмитаж
Таблица XVIII
Таблица к каталогу Минцкабинета. Монеты городов. Эрмитаж
РУССКИЕ НУМИЗМАТИЧЕСКИЕ КОЛЛЕКЦИИ В ПОСЛЕДНЕЙ
ЧЕТВЕРТИ XVIII—НАЧАЛЕ XIX ВЕКА
Начиная с 60—70-х годов XVIII века и, особенно, в XIX веке, круг собирателей русских монет и медалей расширялся особенно быстро. Продолжалось ставшее традицией, а отчасти и признаком хорошего тона создание минцкабинетов в домах вельмож и знати. Некоторые, как канцлер Н. П. Румянцев (1754—1826), А. Н. Мусин-Пушкин (1744—1817), сенатор Ф. А. Толстой (1758—1849), С. Г. Строганов (1794—1882), А. Д. Чертков (1789—1858), с увлечением отдавались собирательству и лично занимались своими коллекциями. Многочисленные упоминания о них и о других высокопоставленных собирателях находятся в записках Г. И. Лисенко и встречаются в литературе136.
А. Н. Мусин-Пушкин был первым собирателем, вложившим в 1792 году в свою коллекцию русскую монету XI века — «Ярославле сребро»137. Киевские находки 1792 и 1796 годов (златник Владимира в коллекции Бунге)138 по своему значению и последствиям были одним из крупнейших событий в русской нумизматике. Выдающимся частным собранием русских монет в XVIII веке, по словам акад. Георги, была коллекция генерал-прокурора кн. А. А. Вяземского (1727—1793)139. О распродаже коллекции Вяземского упоминает в своих записках собиратель купец С. А. Еремеев. Часть ее, невидимому, русская, досталась крупному петербургскому собирателю купцу И. П. Лаптеву, часть медалей купил Я. Я. Рейхель, а сравнительно небольшая часть поступила в 1831 году в Эрмитаж140. К Лаптеву же перешли коллекции кн. П. В. Лопухина (1741 —1827) и герцога А. Виртембергского (ум. 1833). В начале XIX века была распродана русская коллекция умершего в 1817 году барона Е. Ф. Аша141, которую Георги называет «отборной и весьма поучительной»142. Она отмечена и в путевых записках И. Бернулли143. Е. Ф. Аш составил также русскую коллекцию для Геттингенского университета, в котором получил образование144. Без уточнения состава упоминает Георги нумизматическую коллекцию президента Адмиралтейской коллегии графа И. Г. Чернышева (1726—1797)145. Выше упоминался Л. А. Нарышкин (1733—1799), по просьбе которого чеканились новодельные медали Лжедмитрия.
Из сохранившегося в бумагах Лисенко черновика письма М. П. Кикиной видно, что умерший в 1834 году ее отец сенатор П. А. Кикин, бывший начальник Лисенко, по, службе, был обладателем разнообразной коллекции русской старины, в том числе и русских монет, среди которых находился будто бы и златник Владимира. Упоминаемое Лисенко русское собрание графа П. К. Сухтелена (1751 —1822) в 20-х годах поступило в Академию наук, а коллекцию, умершего в 1832 году генерала Ф. Д. Сухарева распродал его брат сенатор А. Д. Сухарев. Еремеев вспоминает выдающееся собрание русских монет Северина, невидимому, умершего в 1830 г. сенатора П. И. Северина146, приобретенное после его, смерти Рейхелем. Лисенко восторженно отзывается об этой коллекции и называет уплаченную Рейхелем сумму — 10.000 руб. Дважды упоминает Лисенко состоявшиеся в 20-х гг. мены с б. губернатором А. Д. Балашовым, от которого получил одну из девяти новгородских гривен (вес 46 зол. 50 д.), найденных в 1821 г. в имении Балашова (близ станции Вышгород Рязанского уезда)147. Выменивал Лисенко слитки у бывш. новгородского губернатора (с 1818 по 1826 г.) Д. С. Жеребцова и бывш. Тверского губернского предводителя дворянства Я. С. Квашнина-Самарина. Русская коллекция умершего в 1819 г. соратника Суворова генерала В. X. Дерфелыдена, по словам Лисенко, была приобретена у вдовы Дерфельдена Ф. Ф. Шубертом (1789—1865). Систематические упоминания о Шуберте начинаются в каталоге-дневнике Лисенко с 1829 г. Панснер и Шуберт отмечают коллекцию директора г. Павловска генерала Е. К. Фридерици (1779—1869), Шодуар и Шуберт — генерала А. Трощинского в Киеве.
Некоторые, как Н. П. Шереметев, препоручали заботы о коллекциях своим подчиненным, или «подданным». Крепостной библиотекарь Шереметева разносторонне одаренный В. Г. Вороблевский (1730—1797) был автором каталога и хранителем нумизматической коллекции графа148. Были и такие, что заводили коллекции, лишь соблюдая светские приличия. Трудно привести более яркий пример, чем уловку скупого Аракчеева, который приказал отчеканить для него «коллекцию» монет всеми имевшимися на Монетном дворе штемпелями, подешевле, вместо золота и серебра — на позолоченных и посеребренных медных кружках. В коллекции Лисенко были сохранившиеся от этой операции гладкие кружки.
О росте параллельного собиранию монет коллекционирования русских медалей во второй половине XVIII века свидетельствует копирование старых штемпелей для петровских медалей, которое приобрело широкие размеры, — не говоря уже об изготовлявшихся тогда же отдельных экземплярах или целых сериях ретроспективных медалей. Начиная с конца XVIII века, Монетный двор несколько раз выпускал каталоги-прейскуранты своих штемпелей, предлагая коллекционерам изготовление медалей149. О возможности заказов на чеканку старыми штемпелями также и монет не упоминалось, но она постоянно имела место в конце XVIII и в XIX веках, пока не была запрещена в 1890 году150.
Своеобразным памятником «светской» нумизматики является выпущенная в Москве в 1834 году князем М. А. Оболенским (1805—1873) книжечка «Деньги Великого Новгорода». Ее размер 85×55 мм и в ней только две странички текста, содержащего краткие сведения о чеканке «новгородок» до 1478 года. Посвящение «Софии Андреевне Сумароковой, знаменитой любительнице отечественных древностей» открывает нам имя женщины-нумизмата 30-х годов151. Еще одна «любительница» — О. А. Орлова упомянута в завещании Лисенко.
Наряду с великосветскими коллекциями к концу XVIII века наиболее многочисленными делаются собираемые по искреннему влечению большие и маленькие коллекции русских монет, принадлежавшие представителям интеллигенции—ученым, чиновникам, учителям, военным, врачам, аптекарям. В записках Лисенко с 1809 по конец 30-х годов упоминаются
его знакомые ими известные ему собиратели русских монет — полковник В. И. Карлгоф, собиравший только русские ефимки и золотые монеты152, новгородский полицеймейстер Стромииин (впрочем, скорее торговавший, чем собиравший)153, обер-секретарь Синода А. Ф. Фиалковский, чиновники Е. М. Комаров (20-е годы), И. А. Кованько (1764—1830), Д. П. Позняк, Глезеров, В. Яковлев и др., некий Ф. И. Смирнов, мены с которым Лисенко производил десятки раз. Панснер называет еще петербургских собирателей В. И. Майкова и Новикова.
В Москве Лисенко был связан с профессором М. П. Погодиным, часть коллекции которого поступила в Эрмитаж154, с собирателем Н. Г. Головиным, над коллекцией которого работал А. Д. Чертков, и с неким Перовским. Ряд коллекций перечислен Сахаровым.
О распаде коллекции И. П. Бекетова в 30-х годах упоминает А, Д. Чертков155. Часть ее перешла к кн. С. В. Долгорукову. Лисенко, между прочим, записал о доставшейся Д. Г. Бибикову из коллекции Бекетова золотой медали и цепи, которые были поднесены в 1800 году населением о-ва Корфу освободителю Ионических островов адмиралу Ф. Ф. Ушакову. По словам Лисенко, отчеканенное в виде щита серебряное блюдо, на котором были поднесены медаль Ушакову и серебряные медали сопровождавшим его офицерам, в 30-х годах находилось, в Москве у «провиантского1 комиссионера 5 класса» Демьянова. К сожалению, Лисенко не указывает происхождение такой серебряной медали, отданной им Я. Я. Рейхелю за редкую монету. С собранием Рейхеля эта медаль в 1856 году перешла к Эрмитажу.
П. П. Свиньин (1787—1839)156, о поездке которого в Екатеринбург за медными платами упоминает Еремеев, кроме монет, специально- коллекционировал солдатские наградные медали157.
Как и прежде, ряды собирателей русских монет пополняются пере-селившимися в Россию интеллигентными иностранцами. Выше упомянута киевская коллекция Г. Ф. Бунге. Замечательная, по отзывам современников, коллекция русских монет была собрана московским профессором Ф. Г. Баузе (ум. в 1912 году)158. Около 1801 года обсуждался вопрос о приобретении ее Эрмитажем, но покупка не состоялась159. Указывалось, что. коллекции Баузе в год его смерти погибла в Московском пожаре160; однако Лисенко утверждает, что ее приобрел московский аптекарь Эйнброт (упоминается до 1818 года). Шуберт тоже говорит о распаде этой коллекции после смерти владельца. По словам Панснера, коллекцию русских монет у Ф. П. Аделунга (1768—1843) купила для Павловского дворца имп. Мария Федоровна.
Лисенко упоминает о продававшейся в Петербурге «с аукционного торгу у Тализье» около 1830 года большой коллекции иностранца Галлидея (повидимому, врача В. Галлидея, 1759—1825 годы); о коллекции англичанина коммерции советника Б. Крамера (1768—1843), коллекции московского доктора Гамиха (1828 год), а также о перешедшей в собственность Я. Я. Рейхеля коллекции К. Е. Гейдеке161, бывшего некогда консулом в Генуе. Лисенко и Еремеев с уважением вспоминают о славившейся в свое время замечательной коллекции «охотника до голубей и нумизматики» купца Пфлуга (или Флюга). Две последние коллекции через собрание Я. Я. Рейхеля перешли к Эрмитажу. Сам Рейхель начал собирать русские монеты только около 1820 года и составил более чем за 20 лет превосходную коллекцию. Л. Панснер в начале 30-х годов XIX века и Лисенко, упоминают восьмидесятилетнего петербургского педагога директора Петершуле И. Ф. (И. И.) фон Вейссе (1763—1840), «всю жизнь» собиравшего русские монеты. Вероятно, еще в XVIII веке началось собирание коллекции упоминавшегося выше К. Ф. Шролля, который, по словам Лисенко, некоторые русские монеты своей коллекции приобретал за границей.
В 90-х годах вскоре же после приезда в Россию начал составление своей известной коллекции Ф. И. Круг (1764—1844). Разделяя интересы между своей коллекцией и Минцкабинетом Эрмитажа (с 1804 года), а затем Кунсткамеры, он вызвал многочисленные резкие замечания в записях Лисенко и даже скрытый укор в книжке очень сдержанного Панснера. Особенно, возмущало собирателей запущенное состояние обеих государственных коллекций, причем академическая даже хранилась многие годы на квартире у Круга. Множество пересудов вызывала судьба находившейся также у Круга русской коллекции Н. П. Румянцева. После Смерти Румянцева в 1826 году среди коллекционеров распространились слухи, что он будто бы лишь поручил Кругу упорядочить коллекцию для своего музеума, а не подарил, как утверждал Круг.
Несколько страниц дневника Лисенко, заполнено яростными филиппиками против Ф. И. Круга, а за одно, и против его преемника по Эрмитажу К. Келлера. Лисенко, выменивал у Круга редкие монеты, затем показывал их вице-президенту академии Дондукову-Корсакову, А. Н. Оленину и другим в доказательство приписываемых Кругу злоупотреблений. В 1835 году в издававшихся Академией «Петербургских ведомостях» была помещена статья о нумизматических собраниях, в которой при описании коллекции Круга был упомянут медный сестрорецкий рубль, знакомый Лисенко- по коллекции Н. П. Румянцева. Лисенко, отправился к редактору «Ведомостей» Кеппену и изложил ему свою точку зрения. Лелея далеко идущие планы «мести» Кругу, Лисенко поместил на одной из подготовлявшихся им к изданию таблиц русских монет162, изображение купленной у Круга полуполушки 1700 года, сопровождаемое довольно двусмысленной надписью (табл. XIX).
Лисенко не дожил до того момента, когда превосходная коллекция Круга, которому он испортил немало крови, по завещанию вошла в состав Минцкабинета Академии.
Все более заметное место среди собирателей русских монет занимали с конца XVIII века купцы. Именно в этой среде возникло тщательное собирание русской медной монеты XVIII и начала XIX века с учетом значения вариантов штемпелей. В записках Лисенко упоминается с 1817 по 1838 год богатое собрание московского купца Александра Алексеевича Медынцева, позже купленное Погодиным, коллекции москвичей Шепелева (30-е годы), бывшего менялы, пристрастившегося к собиранию, Фирса Мироновича Садо-вникова (1815 год), ржевского именитого купа Немилова (с 1826 года), наезжавшего в Москву на аукционы из Торжка, богатого купца Артемия Федоровича Вавулина- Дерябина (с 1828 года) и тульского ямщика И. Н. Шелепова (с 1818 года). Собрание Шелепо-ва, разорившегося на ямском откупе, было распродано в Москве в 1828 году с молотка. В 1839 году упоминает Лисенко приезжего из Киева купца-охотника, который поставил на ноги всех петербургских «торгашей» — агентов, с целью добыть недостающие ему монеты. Известны коллекции москвичей И. Н. Царского (ум. 1853 год) и Щекина163.
В упомянутом собрании Медынцева, перешедшем к Погодину, был какой-то загадочный экземпляр «Ярославля сребра»; до находки строгановского экземпляра (1838 год) — это был второй, ставший известным. В 1839 году А. Н. Оленин, рассматривая монету Медынцева, сломал ее надвое и выдал владельцу расписку в этом. Погодин несколько раз упоминает об этой монете в своих сочинениях — в ранних как о подлинной, позже — с усиливающимся оттенком сомнения164.
При поступлении погодинской коллекции в Эрмитаж хранитель Нуммерс упоминает о- «Ярославле сребре» как об очень интересной, но, к сожалению, плохо сохранившейся монете. Начальник 1-го отделения Жиль в своем рапорте написал, что «оставлена в Эрмитаже монета с надписью «Ярославле серебро» ветхая и, к сожалению, разломанная на части, подлинность которой подлежит сомнению», поэтому в реестр принятых монет она не включается165. Ни в основном собрании Эрмитажа, ни в коллекции подделок подобной монеты, равно как и присланного Погодиным «свидетельства» Оленина нет и, вероятно, уже не было, когда И. И. Толстой работал над своей монографией в стенах Эрмитажа. В последний раз о ней упоминает Куник в 1860 году166. Между тем, повторные упоминания о «ветхости» монеты, время ее появления, когда русская нумизматика еще не была знакома с антикварным подделыванием, правильность начертания легенды АМИН, неполной на единственном экземпляре Мусина-Пушкин167 и даже сама ломкость монеты заставляют думать, что монета была действительно интересной.
В Петербурге Лисенко знал И. П. Лаптева (1774—1838), из коллекции которого происходит подписная екатеринбургская рублевая «плата» 1725 года в собрании Эрмитажа168 Лаптев купил коллекцию П. В. Лопухина (Лисенко), герцога Виртембергского и князя Вяземского (Сахаров), С 1809 по 1828 год Лисенко упоминает купца — «охотника» Петра Ивановича Чернова, а с 1819 года Ивана Чернова.
Одним из купцов — «охотников» первой половины XIX века был поистине неутомимый собиратель Софрон Андреевич Еремеев, создавший за свою жизнь несколько коллекций. Даря или продавая их в России, он решительно отказывался выпускать свои монеты за границу169.
В воспоминаниях Еремеев называет своим наставником в нумизматике в юные годы, то есть в самом начале XIX века, торговца-букиниста с Перинной линии Петербургского гостиного двора Е. С. Петрова, «который торговал сначала из выгод древностями, а потом пристрастился к ним, кончил с ними и свое благосостояние и свою жизнь»170.
О Петрове упоминает и Лисенко, который в 1828 году купил у него уникальную золотую медаль 1683 года, отчеканенную по приказу царевны Софьи для думного генерала. А. Шепелева171. Когда П. П. Свиньин разгласил о замечательном приобретении Лисенко, Петрову пришлось выдержать тяжбу с графиней Татищевой и Волковыми, которые перед тем продали ему на вес различные золотые вещи, полученные в наследство из имущества вельможи екатерининских времен Кушелева (вероятно, сенатора Е. А. Кушелева (1763—1826), в том числе и уникальную медаль.
Другим учителем Еремеева был А. В. Беляев, «старик летами, юноша по страсти, который после князя Щербатова . . . один из тогдашних, любителей печатно говорил о русской нумизматике172. «По его опытному указанию я научился, — говорит Еремеев,— разбирать старые монеты и отличать все оттенки чеканов»173. Г. И. Лисенко продолжает характеристику этого «старого охотника», собирателя еще екатерининских времен. В 1818 году семидесятилетний А. В. Беляев, «страдая бедностью и терпя: в своей квартире стужу», не продал ни одной монеты, несмотря на настойчивые предложения. После смерти Беляева Еремеев купил у его наследников «весь подбор медных русских монет и пристрастился к различиям штемпелей» (Лисенко). Монеты Беляева, в конце концов, тоже попали в 1829 году в Эрмитаж: Еремеев в 1823 году подарил свою кол-лекцию русских монет Публичной библиотеке, а последняя через несколько лет передала ее Эрмитажу174.
Лисенко сообщает, что петербургский купец «барышник» М. Агеев купил в 1827 году у Еремеева за 11 тысяч рублей вновь составленную им коллекцию русских медных монет и, в свою очередь, пожертвовал ее в Публичную библиотеку. Вторая еремеевская коллекция, как и доставшаяся Рейхелю третья, также попала, в конце-концов, в Эрмитаж. Годом ранее Агеев купил коллекцию западноевропейских монет (талеров) у Лисенко и принес ее в дар Дерптскому университету.
С особенно глубоким уважением вспоминает Еремеев близкого друга Беляева, «охотника» Ивана Афанасьевича Головлева, коллекция которого, по отзывам Еремеева и Лисенко, отличалась превосходной сохранностью монет. Лисенко также близко знал Головлева, умершего в глубокой старости в 1821 году, и называет его своим наставником по нумизматике. Со слов Головлева, который участвовал еще в прусской кампании при фельдмаршале П. С. Салтыкове, Лисенко записал рассказ о том, как в царствование Екатерины комиссионеры прусского правительства, не останавливаясь перед ценой, скупали в России русско-прусские монеты Елизаветы и особенно охотились за солдатскими медалями «За победу над пруссаками при Франкфурте на Одере». Коллекция Головлева поредела в 1812 году, когда он многое из нее продал, «дабы на случай приближения к Петербургу французов, мог бы иметь средство удалиться с семейством из сей столицы» (Лисенко). Сын Головлева П. И. Головлев унаследовал вместе с коллекцией увлечение отца русскими монетами.
Нашествие Наполеона в 1812 году нанесло тяжелый ущерб ряду русских частных коллекций, особенно московских. Лисенко записал в своем дневнике, что, готовясь в 1812 году к отъезду, он обратил в серебро на монетном дворе тяжеловесные западные медали, а на русских монетах.. выбил маленьким штемпельном свой вензель «с теми мыслями, что если бы … и принужден был выпустить свои монеты на крайние надобности, то утешался и тем, что я их после узнаю». В собрании Эрмитажа имеется несколько рублевиков и полтин XVIII века с надчеканкой лисенковского штемпеля. Несколько десятков надчеканенных талеров Лисенко продал менялам; впоследствии несколько штук вернулись к нему в коллекцию (позже проданную Агееву для Дерптского университета).
Количество имен собирателей могло бы быть умножено. Но и названных здесь достаточно, чтобы признать, что во второй половине XVIII и начале XIX века собирание русских монет имело уже очень широкое распространение отнюдь не только в светском обществе. В русскую нумизматическую научную литературу, возникшую в конце XVIII века, разночинец, невидимому, купеческого происхождения, вошел рядом с дворянином: в 1780 и 1781 годах печатался частями «Опыт о древних российских монетах» князя М. М. Щербатова175, а в 1781 году вышел первый том «Исторического описания российской коммерции» М. Д. Чулкова176, включавший в себя специальный раздел об истории русских денег.
Еремеев отмечает происшедшую в XIX веке перемену во вкусах нумизматов. «Старые собиратели, — говорит он, — заботились всего более о монетах удельных князей; нынешние хлопочут более о монетах XVIII века»177.
Недостаток нумизматической литературы поднимал роль «устной традиции» и личного общения собирателей, не говоря уже о неизбежных в этом мирке менах и торговле. Общие интересы сближали даже людей различного общественного положения; складывались местные кружки собирателей в Петербурге, Москве, а затем и в других городах, — со своими вожаками, признанными авторитетами, завязывались нумизматические связи между двумя столицами. Лишь во втором десятилетии XIX века в периодической литературе появляются статьи нумизматического содержания, в том числе и провинциальных авторов-собирателей.
Общение собирателей было тем более необходимо, что имевшиеся немногочисленные общественные и государственные коллекции были почти недоступны для ознакомления. Выше говорилось, что поступившие в Публичную библиотеку две коллекции, не будучи развернутыми там, были переданы в Эрмитаж. Русская коллекция в Эрмитаже начала образовываться в конце XVIII века. Ф. И. Круг в 1804 году застал в Эрмитаже уже сложившуюся коллекцию178, которая довольно регулярно пополнялась. Однако после эвакуации 1812 года в течение многих лет она оставалась, как указывает еще в 30-х годах Панснер, «нерасставленной», а переданные из Публичной библиотеки в 1829 году монеты также долго оставались нераспакованными. В не менее печальном положении оказалась коллекция русских монет Кунсткамеры. Если, в XVIII веке она еще была доступна для обозрения, то вскоре после издания О. П. Беляевым ее описания в 1800 году она стала вовсе недоступной.
В 20-х годах отчасти при участии Панснера возникло несколько небольших коллекций при петербургских учебных заведениях — при Горном кадетском корпусе — около 1823 года, в Коммерческом училище с 1827 года и в учебном заведении Воспитательного дома — с 1820 года. Университетскую коллекцию Панснер называет очень маленькой. Сахаров пополняет этот список (данные на 1837 год) коллекциями Института восточных языков и Румянцевского музеума.
В 1827 году по инициативе хранителя Эрмитажного Минцкабинета К. Келлера Министерство народного просвещения предложило всем учебным заведениям и научным учреждениям доставить в Эрмитаж для ознакомления описи имеющихся у них нумизматических коллекций. Наименьшие «коллекции» … ив одного и двух предметов оказались в Датновской гимназии и в Гимназии высших наук князя Безбородко в Нежине. Описи поступали с 1827 по 1834 год ив Ришельевского лицея (античные монеты) Ярославского Демидовского училища высших наук, университетов Виленского, Петербургского, Дерптского, Московского (печатный каталог)179 и Харьковского, из ряда гимназий и поветовых, училищ — из Курска, Умани, Хвалынска, Теофильполя, Белостока,. Калуги, Олонца, Рязани, Орла, Свислочи и других городов. Огромная опись по частям была прислана Волынским лицеем. Академия наук доставила печатный каталог и опись поступившей в Минцкабинет коллекции графа П. К. Сухтелена, Академия художеств — каталог медалей, а Публичная библиотека после нескольких напоминаний предпочла отдать Эрмитажу самое коллекцию180.
Из переписки (описи были возвращены) видно, что наибольшее внимание Келлера привлекли монеты большой и богатой коллекции Московского университета181 и Волынского лицея (4 части каталога — древние монеты, 4 — монеты нового времени и 1—медали пап)182. Келлер взял на заметку ряд золотых русских монет XVII века в Москве, талер Лжедмитрия и рубль Алексея Михайловича в Волынском лицее, такой, же рубль в Вильне и другие монеты183.
К началу XIX века вполне сложился в Петербурге и Москве нумизматический антикварный рынок. По словам Панснера, обычными поставщиками старинных монет были кассиры и особенно инвалиды — счетчики монеты в казначействах и других учреждениях, имевших дело с большими массами монеты. Собиратели получали иногда возможность выбирать старинные монеты на Монетном дворе среди присылаемого в переплавку металла. Заметную роль в обслуживании нумизматов стали играть менялы, лавки которых были необходимой принадлежностью деловой жизни в XVIII — начале XIX века. Некоторые из менял сделали своей второй профессией торговлю старинными монетами. Московские «торгаши», как окрестили их «охотники» — собиратели, выезжали за. добычей в провинцию и особенно энергично охотились за кладами, наезжали в Петербург и обходили собирателей со своим товаром, принимали заказы на высылку по почте недостающих монет и всегда были готовы устроить комиссию-перепродажу. Лисенко называет с десяток, антикварных лавок, в которых всегда были монеты, в Петербурге и в Москве. Ряд из них существовал уже около 1810—1812 годов. В Москве Лисенко особенно выделял находившуюся против университета лавку Егора Осиповича Шухова, члена-корреспондента Общества истории и древностей (упоминается с 1817 по 1840 год) и «славный антикварный магазин старика Лухманова». Некоторые из «торгашей» сами становились коллекционерами, другие ожидали возможности заняться подделыванием старинных монет. Выход в свет книги Черткова окрылил «российских беккеров». Почтенный Шухов продал Лисенко золотую можайскую денгу (!), а сын Шухова Егорушка успешно всучил сразу две золотые денги Василия Дмитриевича!
Записки Лисенко, Еремеева и Панснера рисуют живую картину деятельности антикваров — «торгашей» в начале XIX века. Есть все основания полагать, что они появились еще в XVIII веке, хотя для последнего мы не располагаем материалами этого рода, если не считать оценок и упоминаний в каталоге Остермана.
Своеобразным свидетельством потребности в коллекционных экземплярах монет является происходившая в последней четверти XVIII века чеканка на Петербургском монетном дворе новыми штемпелями поддельных старинных монет — рублевиков и четвертин Алексея Михайловича, ефимков и ряда типов других монет XVII и XVI веков, вплоть до серебряных копеечек, некоторых монет Петра I и других184.
Лисенко, сообщивший в своих записках о производстве подделок на Монетном дворе, рассказывает также, что некоторые мастеровые Монетного двора умудрялись тайком чеканить на медальных прессах старыми штемпелями предметы, которые пользовались особым спросом, и выносить их, несмотря на все строгости. К такого рода нелегальной продукции, между прочим, относились «пугачевские рубли» 185 отчеканенные на рублевых кружках штемпелями сестрорецкого медного рубля 1771 года, на которых, как известно, имя Екатерины не было помещено. Возможно, таково же происхождение изредка встречающихся кружков, отчеканенных двумя лицевыми штемпелями рублевиков — Петра III и Екатерины II.
Не вызывавшее каких-либо сомнений пополнение коллекций заведомо новодельными монетами — весьма характерное явление для нумизматики XVIII века. Именно с этого времени новодельная монета заняла прочное место в нашем собирательстве, создавая немало трудностей.
Состояние ранней нумизматической литературы дочертковского времени свидетельствует о своеобразном кризисе, в который русская нумизматика вступила в последней четверти XVIII века.
Таблица XIX
Гравированная таблица Г. И. Лисенко. Монеты Петра I
ОДИН ИЗ СОБИРАТЕЛЕЙ НАЧАЛА XIX ВЕКА И СУДЬБА
ЕГО КОЛЛЕКЦИИ
Григорий Иванович Лисенко родился в 1784 году на Украине186. В 1803 году 19-летний Лисенко приехал в Петербург искать работу и через земляков устроился в Военное -министерство, а в 1806 году перешел в канцелярию Монетного двора. В 1817—1818 годах, во время командировки в Москву, служил уже в Государственной канцелярии, но, возвратясь в Петербург, повидимому, снова оказался на Монетном дворе. Еще позже местом службы он называет Министерство народного просвещения187. Лисенко и его коллекция часто упоминались в нумизматической литературе, в журналах и газетах первой половины XIX века.
Собирать монеты Лисенко начал с 1809 года. Сперва подбирал только серебряные, а с 1819 года и медные русские монеты, не отказывался и от иностранных, но с последними легко расставался. Постепенно эта собирательская страсть захватила Лисенко и стала главным содержанием всей его жизни. Он менял, покупал и продавал монеты, отдавал за них документы XVII века из фамильного архива (Ф. А. Толстому), рылся в старой монете на Монетном дворе и в лавках у знакомых купцов, неутомимо искал «охотников» и старые монеты во время частых поездок по служебным и личным делам в Москву и многие другие города.
В Петербурге у Лисенко завелся обширный круг знакомств с собирателями и учеными. Тесная дружба установилась с Головлевыми, А. В. Беляевым и Черновым. В их кружке Лисенко встречался с Рейхелем, которого уважал, но недолюбливал, а позже и возненавидел за отношение к вопросу о древнейших русских монетах, а еще более за разоблачение подделок, которыми часто обзаводился легковерный Лисенко. Рейхель начал трудовую жизнь у монетного пресса и хорошо разбирался в технике. X. Д. Френ, напротив, вызывал у Лисенко чувство восторженного преклонения. Ученый терпеливо определял сотни приносимых ему монет и добродушно мирился даже с тем, что Лисенко не желает признавать те или другие определения: джучидские монеты с двуглавыми орлами Лисенко упорно считал русскими, а даты на русско-татарских монетах — датами их выпуска. С учеными нумизматами-ориенталистами И. А. Бартоломеем и М. И. Баратаевым Лисенко был в дружеских отношениях.
«В Москве Лисенко посещал графа С. Г. Строганова, нередко доставлял ему монеты и в 1839 году однажды принимал его у себя в Петербурге; был знаком и с Н. П. Румянцевым, встречался с А. Д. Чертковым, М. Т. Каченовским, бывал у М. П. Погодина и Н. Г. Головина. Лисенко вел обширную переписку с Шодуаром, Погодиным и многими другими. В каталоге находится, между прочим, интересная выписка из письма митрополита Евгения188.
Уже в начале 20-х годов у Лисенко зародилось желание печататься. Некоторые из сохранившихся его статей — «К деньгам удела Ярославского», «К пулу переяславскому», «О куне», «О начале монет Великого Новгорода»189 и др.— побывали в редакции у Погодина, но безрезультатно, что и не удивительно. Очень ранними образцами русской литографии являются пробные оттиски нумизматических таблиц190 Лисенко, сделанные «с дозволения высшего начальства» в литографическом заведении Главного штаба в 1820 году. Мысль о печатании не оставляла Лисенко и позже, когда в 1834 году он начинает заново перерабатывать и переписывать свой каталог191. В эти годы он заказывает А. Брейтгорну гравировать пробные 4 таблицы монет.
Свой каталог Лисенко стал рассматривать как «завет предков к потомству». Неоднократно он прочувствованно обращается к будущему читателю: «Что сказано мною … не должен добросовестный творец русской нумизматики, обыкновенной человеческой леностью оставлять моего внимания и соображения без совершенного удостоверения в противном, вспоминая находящееся в Духовном регламенте Петра I изречение: Проклят всякий, творяй дело божие с небрежением во всяком деле» (1837. 4. XII). Несмотря на такие серьезные предостережения, приходится сказать, что писания Лисенко оставляют очень тягостное впечатление. Множество допетровских монет, начиная от «кун XIII столетия», подробнейшим образом «изъяснено» — совершенно в духе Щербатова или Мальгина. «Изъяснялось» все, вплоть до породы лошадей, изображенных на копеечках XVII века, или сорта баранок . . . высмотренных на новгородских монетах.
В полной мере сохраняют свою ценность записки Лисенко как хроника русской нумизматики первой половины XIX века. В частности, он перечисляет около десятка неизвестных в литературе кладов.
В середине 30-х годов Лисенко оставляет службу и полностью отдается работе над каталогом. Доходов с деревни не хватает, и он начинает жить в долг, занимает деньги под проценты, уверенный в огромной ценности своей коллекции. Последние годы жизни Лисенко были отравлены тяжелыми переживаниями. В 1837 году, приехав в Москву, Лисенко приобрел у сына «торгаша» Е. О. Шухова Егорушки «златницу» Василия Дмитриевича. По словам Егорушки, монета происходила из клада, только что открытого в Верее. Безмерно счастливый Лисенко тотчас доставил драгоценность Строганову, который принял монету для своей коллекции. Вторую «златницу» Лисенко получил от Егорушки для себя на следующий день, когда Строганов уже успел убедиться в приобретении подделки. Тем временем торгаш-фальсификатор В. Зайцевский192, несомненный участник аферы, обходил собирателей, сообщая по секрету, что Лисенко привез сбывать фальшивые монеты. Строганов слухам не поверил и сохранил отношения с Лисенко и даже отказался вернуть монету и взять деньги. Самым тяжелым ударом для Лисенко был отказ Френа продолжать знакомство.
Записки Лисенко после 1837 года наполнены жалобами на Рейхеля, которого Лисенко винил во всем: и в распространении слуха, и в «соблазнении» Френа, и в нежелании признать злополучную златницу «подлинной». В 1839 году Лисенко, снова приехав в Москву, прочел о своей златнице в «книжонке» Черткова («большую глупость издателя, коварство Рейхеля и ошибку Френа»)193. Чертков, к которому Лисенко дважды приходил, не принял его и не ответил на письмо. В статье «к златнице в. кн. Василия Дмитриевича» Лисенко изложил всю печальную историю и страстно доказывал подлинность монеты. В мае 1842 года Лисенко, болевший девятый месяц, находился еще в Петербурге194, 29 августа 1842 года в усадьбе своего родственника С. Д. Львова близ Торжка подписал составленное заранее завещание, а на другой день умер.
Завещание на 6 листах посвящено главным образом коллекции. Трем душеприказчикам — И. И. Лисенко, И. И. Домонтовичу и А. О. Орефовичу поручалось только ликвидировать скромные пожитки Лисенко195, оформить вольные двум находившимся в Петербурге дворовым людям, раздать несколько подарков, да отправить в библиотеку Нежинского лицея запечатанный пакет, в котором находились «тетради значительные и книга с мнениями».
Забота о коллекции была целиком возложена на «истинного друга» Спиридона Юрьевича Дестуниса. Ему поручалось принять к себе монеты из квартиры Лисенко и от В. П. Стасова, которому Лисенко, уезжая, оставил наиболее ценную часть коллекции, а также и «тетради, в коих почти все изображено и подробно описано, составляя тем одно целое собрание, какового по точному разбору и изысканиям, ближайшим к истории, никогда еще не было — истина!» Дестунис должен был прежде всего предложить коллекцию, хотя бы за половинную сумму—30 000 рублей ассигнациями, царю196, если сделка не состоится, предложить Строганову для Московского или Петербургского университетов, затем графине О. А. Орловой, которая, как оказывается, однажды рассматривала несколько тетрадей каталога Лисенко, и, наконец, публиковать о продаже в газетах.
На самый крайний случай Дестунис должен был послать каталог в английское общество Numismatic Society. «Благоразумное общество Англии, рассмотрев важность всего, ему предлагаемого, верно назначит хорошую цену . . . Но боже мой! Да останутся труды мои в России!» — восклицает Лисенко.
Продажа коллекции частями не допускалась, равно как и уменьшение назначенной цены. Продав коллекцию, Дестунис должен был уплатить все долги Лисенко, а остаток денег препроводить в Черниговский приказ Общественного призрения для раздачи многочисленным бедным родственницам завещателя197. Кредиторами Лисенко были В. П. Стасов, у которого в 1836 году было взято 3000 рублей ассигнациями и в 1841 году 700 рублей серебром, и охтенский поселянин Семен Степанов Тарасов198. По двум заемным письмам Лисенко остался ему должен с процентами на 1850 год 2287 рублей 14 коп. (серебром). В. П. Стасов совершенно не беспокоил душеприказчиков и удовольствовался посланными ему процентами за 1843 год, на уплату которых едва хватило денег от распродажи обстановки и вещей покойного199. Тарасов своего терять не собирался.
Коллекция доставила С. Ю. Дестунису много забот, закончившихся для него только с его смертью в 1848 году. Министерство двора после рассмотрения каталога в Эрмитаже отказалось от покупки коллекции и предложило 228 рублей серебром за шепелевскую медаль и две монеты XVIII века200. Строганов довольно нерешительно предложил 12—15 тысяч ассигнациями, имея в виду передать коллекцию Обществу истории и древностей201. За графиню Орлову ответил отказом ее супруг А. Ф. Орлов202. «Благоразумное общество Англии» вовсе не откликнулось на письмо Дестуниса; не помогли и публикации, печатавшиеся в Полицейских ведомостях за сентябрь 1843 года203. В отзыве Эрмитажа и в письме Строганова отмечается пристрастие Лисенко к подделкам и сомнительная репутация его коллекции. Незадолго до смерти Дестунису уже пришлось объясняться с полицией, через которую действовал Тарасов204.
Оставшиеся в живых душеприказчики, ссылаясь на завещание, наотрез отказались заниматься коллекцией. Забота о ней свалилась на молодого Г. С. Дестуниса. Тарасов действовал все энергичнее, и Дестуниса то вызывали в полицию, то полицейский пристав безуспешно трудился над описью монет на квартире Дестуниса; в 1849 году каталоги были препровождены полицией на заключение к академику Устрялову, который оценил монеты в 2—3 тысячи рублей . . . Наконец, в октябре 1852 года запечатанный Дестунисом сундук с монетами увезли поближе к Тарасову — в Охтенскую часть. Последние документы датированы концом 1853 года. По решению 4-го департамента Сената коллекция и каталоги были распроданы «с публичного торга для удовлетворения кредитора»205.
Коллекция перестала существовать, но все три тома каталога после почти столетних скитаний поступили в Публичную библиотеку и в Эрмитаж в 1927 и 1936 годах.
К сожалению, утерян след одной из лучших вещей коллекции Лисенко — уникальной золотой медали 1683 года думного генерала А. А. Шепелева, местонахождение которой было известно еще в 80-х годах XIX века206.
Примечания.
1) (А. Д. Чертков). Описание древних русских монет. М., 1834, и Прибавления I—III, 1837 — 1842. Он же. Несколько слов вместо предисловия к описанию древнейших монет. Труды и Летописи Общества Истории и древностей Российских при имп. Московском университете, ч. VII. М., 1837. А. В. Орешников. Русские монеты до 1547 года. М., 1896, предисловие, стр. VI. Нумизматический сборник, т. I. М., 1911, стр. 644.
2) Ср. также близкие мнения: Д.П. Сонцова, Нумизматические исследования славянских монет, ч. I. М, 1865, стр. VI и В.Гарского; автора статьи о Черткове в Pусском Биографическом словаре, Чаадаев—Швитков, СПб., 1905, стр. 349, сл.
3) Musei Imperialis Petropolitani, vol. II, pars III, dua coritinentur nummi recentiores. СПб., 1745 (Nummi ruthenici), St.-Petersburgisches Journal, 1777, кн. VIII.
4) Опыт о библиотеке и Кабинете редкостей и истории натуральной Санкт-Петербургской имп. Академии наук. Пер. В. Костыгова. СПб., 1779.
5) О. П. Беляев. Кабинет Петра Великого. СПб., 1800 (второе, дополненное издание, ч. III).
6) Краткое описание Российских монет, находящихся в Минцкабинете профессора Фукса. Казань, L819′.
7) X. М. Френ. Монеты ханов улуса Джучиева. СПб., 1832.
8) L. von Рansnеr. Tabellarische Uebersicht von Russland Miinzen etc. Leipzig, 1836 (русский перевод: Табличиое обозрение русских монет и т. д. Симбирск, 1900).
9) С. де Шодуар. Обозрение русских денег и иностранных монет, употреблявшихся в России, и т. д., ч. 1. СПб., 1837.
10) Перемещение центров культуры русского народа в северорусские княжества надолго задержало включение в русскую нумизматику ее старейшего раздела — монет Киевской Руси.
11) Альбом Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII в. и т. д. СПб., 1903, табл. 25, рис. 61.
12) На кромке бумаги сохранилась тисненая надпись: «… Simon Hoeichele in Aug . . . ».
13) Русский биографический словарь. Шебанов — Шютц. СПб., 1911, стр. 333-334.
14) Материалы по истории Академии наук (в дальнейшем «Материалы»), т. IV. СПб., 1887, стр. 398-399, 697-698, 752; А. Бльзер. Известие о фамилии господ Шлаттеров и т. д. Горный журнал, 1844, т. I, ч. 2, стр. 279, 292.
15) В словнике для «Русского биографического словаря» назван «Карл Шролль, штаб-лекарь при больнице прилипчивых болезней, 1802 г., 7 кл(асса), в сл(ужбе) с 1771 г.» (Сборник Русского исторического общества, т. 62, стр. 451). Эти краткие сведения пополняются рядом заметок в рукописном каталоге русских монет Г. И. Лисенко, два тома которого находятся в Эрмитаже, а один в рукописном отделе Публичной библиотеки. Лисенко раз пятнадцать упоминает о Карле Федоровиче Шролле как собирателе русских монет, с которым он имел различного рода собирательские дела с 1830 по 1841 год, вероятно, в Петербурге. Коллекция русских монет какого-то Шролля, названного в переписке архангельским уроженцем, была приобретена Эрмитажем в 1869 году. Некоторые редкие монеты Эрмитажного собрания происходят из нее (Архив Эрмитажа, on. V, д. № 8, лл. 13, 14 и 16).
16) Материалы, т. V, стр. 106 (1742 г.).
17) Шифр IV208. «Собрание медалей, выбитых в разные царствования».
18) Архив Академии наук СССР, разд. II, on. I, № 228. Каталог отданным в имп. Кунсткамеру графа Остермана российским и другим старинным деньгам и медалям лл. 29-30.
19) Об интересе Петра I к нумизматике свидетельствует ряд его указов, в частности указ 1722 года об изъятии привесок с икон в храмах (ПСЗ № 3888, 19 янв. 1722 года), предусматривавший отбор и сохранение всего исторически ценного. Скрытый в годы правления Петра знаменитый клад Киево-Печерской лавры (находка 1898 года) показывает, какие нумизматические сокровища находились в распоряжении церкви в начале XVIII века (Н. Петров. Археологическая находка на хорах в великой церкви Киево-Печерской лавры. Киев, 1899).
20) Об интересе Петра I к нумизматике свидетельствует ряд его указов, в частности указ 1722 года об изъятии привесок с икон в храмах (ПСЗ № 3888, 19 янв. 1722 года), предусматривавший отбор и сохранение всего исторически ценного. Скрытый в годы правления Петра знаменитый клад Киево-Печерской лавры (находка 1898 года) показывает, какие нумизматические сокровища находились в распоряжении церкви в начале XVIII века (Н. Петров. Археологическая находка на хорах в великой церкви Киево-Печерской лавры. Киев, 1899).
21) Материалы, т. V. СПб., 1889, стр. 104 (Роспись золотым, серебряным -и медным медалям и старинным деньгам, отданным из Кабинета после кончины . . . Петра Великого для сохранения в Кунсткамеру в 1728 году).
22) О «монетах Игоря» см. Северный архив, изд. Ф. Булгариным, 1823, VII, стр. 201 (описание клада копеек времен Шуйского, найденного в г. Грязовце). Д. И. Срезневский. Монеты Игоря. ИАО, II, вып. 4, стр. 233; Д. И. Прозоровский. Монета и вес в России до конца XVIII в. СПб., 1865, стр. 156; А. В. Орешников. Русские монеты до 1547 г., стр.181. После 1946 года в Эрмитаж к Гос. Исторический музей до последнего времени от разных лиц поступали сообщения о находках «монет Игоря».
23) Н. Ильинский. Историческое описание города Пскова и его древних пригородов с самого их основания и т. д. Ч. VI. СПб., 1795, стр. 57.
24) Материалы, т. V, стр. 106, 107 и 109.
25) Там же, стр. 107 и 109.
26) А. А. Быков. Монеты Турции XIV—XVII вв. Л., 1939, стр. 18.
27) Материалы, т. V, стр. 109—110.
28) Рукопись «Ревизия, учиненная в 1768 году находящимся при Императорской Кунсткамере золотым, серебряным и прочим драгоценным вещам, также и всему Минцка’бинету с приложением . . . вновь -сочиненного обстоятельного каталога Российским деньгам, .монетам и медалям». Библиотека Отдела- нумизматики Эрмитажа. Список только одного каталога монет Кунсткамеры имеется в ГПБ ((так наз. «Эрмитажная опись» № 83).
29) О. П. Беляев. Кабинет Петра Великого, ч. III. СПб., 1800, стр. 33. «Охотниками» называли в XVIII и первой половине XIX века собирателей-нумизматов.
30) Г. И. Лисенко, который около 1807-1809 годов служил на Монетном дворе, сообщает в своем каталоге, что штемпели талера Лжедмитрия отысканы в Польше Петром I, привезены в Россию и долго хранились в Москве. Далее, по словам Лисенко, собиратель второй половины XVIII века А. Л. Нарышкин получил разрешение Екатерины II отбить на Монетном дворе несколько экземпляров талера. Штемпели для этого были доставлены в Петербург и после использования хранились в Кабинете, а при Павле или в начале правления Александра их совсем отдали на Монетный двор. Здесь ими отчеканили много экземпляров для коллекционеров. Чеканили и после того, как «орловый» штемпель раскололся, что хорошо заметно на большинстве дошедших до нас новодельных экземпляров. В 1811 году медальеру Шилову — было поручено сделать новый штемпель взамен лопнувшего. Примерно то же сообщает о штемпелях Рейхель, а Шуберт называет Краков как место их находки. Die Reichelsche Munzsammlung in St. Petersburg, I, 1842, стр. 23, № 570. Описание русских монет и медалей собрания генерал-лейтенанта Ф. Ф. Шуберта, I. СПб., 1843, стр. 102. Среди изданных А. Карзинкиным разновидностей медалей, по крайней мере, две можно считать современными событию, которому они посвящены. (А. Карзинкин. О медалях царя Дмитрия Иоанновича (Лжедмитрия I). М., 1889). (Оттиск из трудов Московского нумизматического общества, т. I. М., 1889).
31) Архив АН СССР, ф. 3, on. I, № 1, л. № 29.
32) РБС, Сабанеев-Смыслов, СПб., 1904, стр. 104.
33) Такой же, а всего вернее, этот самый экземпляр позже описан Шодуаром со слов Я. Я. Рейхеля, хотя Шодуар был знаком как с собранием Кунсткамеры, так и с коллекцией Рейхеля, на которые не раз ссылался в книге; но в данном случае ссылка только на сообщение Рейхеля. В каталогах Кунсткамеры эта монета не упоминается (Шодуар, т. II, № 241). В собрании Рейхеля были близкие по типу экземпляры монеты Федора Ивановича: вызолоченная серебряная тройного веса копейка и золотая, одного штемпеля Они отличаются тем, что всадник со скипетром изображен едущим вправо и легенда размещена в строках по-иному. (Записки Санкт-Петербургского археологическо-нумизматического общества, т. I, 1849, стр. 27, № И, табл. I, № 11); см. также ТМНО, I, 1898, стр. 68, табл. VI, № 1.
34) Материалы, т. V, стр. 167.
35) Материалы, т. V, стр. 107—108.
36) Материалы, т. V, стр. 108—109.
37) В остермановском каталоге вместо слова «откупщик» стоит «купец».
38) Musei Imperialis, II, ч. 3, стр. 24.
39) Архив Академии наук СССР, разр. Ill, on. I, № 150.
40) Шодуар поместил в своем каталоге описание аналогичной монеты (но в 3 червонца), снова на основании сообщения Рейхеля, слегка отличающейся написанием легенды — с ссылкой на каталог 1745 года. Возможно, что речь идет об одной и той же вещи. Рейхель мог знать эту монету по нашему или другому, подобному ему, альбому, так как он дважды сообщал Шодуару о монетах, изображенных в альбоме, не называя при этом их местонахождения (Шодуар, II, стр. 41, № 240, стр. 38, №226).
41) Le Glеrс. Histoire phisique, morale, civile et politique de la Russie ancienne, II. Paris, 1783, табл. IV, № 163.
42) В ГИМ находится, повидимому, единственно сохранившийся в нашей стране экземпляр пятикратного червонца Грозного (№ 81989, 15240). Прежде чем монета поступила в музей, она долго хранилась в архиве Министерства иностранных дел, куда в свое время была передана вместе с собранием С. В. Долгорукова (см. описание неизданных русских монет кн. С. В. Долгорукова. ЗАО (Ст. серия) 1, III, Спб., 1851, стр. 46—47, № 39). Вес монеты 17,25 грамма, в верхней части имеются два маленьких отверстия, свидетельствующих о том, что, повидимому, червонец служил наградным знаком подобно «печати» — медали боярина В. С: Волынского, ведавшего в царствование Федора Алексеевича Посольским приказом. (Труды и летописи ОИДР, ч. VII М., 1837, стр. 67 и таблица в конце тома).
43) И. Гамель. Описание Исульского оружейного завода в историческом и техническом отношении. М., 1®26, стр. 24—26. Н. В. Ча рыков. Посольство в Риме и «глужба в Москве Павла Менезия (1637—1604). СПб., 190.6, стр. 493—494.
44) Относительно обычного рублевика Алексея Михайловича сделано примечание, что такие же имеются в кабинете «герцога Брунсвицкого». Выше упомянуты два рублевика, находившиеся в «Кабинете Государеве». Лисенко рассказывает в своем каталоге, что в конце XVIII века на Петербургском монетном дворе в ответ на спрос со стороны собирателей были сделаны штемпели и чеканились новодельные рублевики Алексея Михайловича. Встречаются экземпляры их, сохранившие гуртовую легенду петровских рублевиков (даже с датой), использованных в качестве кружков для чеканки.
45) Собрание русских медалей, издание Археографической комиссии. СПб., 1840, стр. 1, рецензия С. С. (С. Г. Строганова) в ЖМНП, т. XXV, отд. VII, стр. 95—104.
46) А. В. Орешников. Золотая молдавская медаль; А. Куник. О молдавском происхождении так навиваемого золотого талера русского князя Холмского (перепечатка статьи из Записок ИАН, т. XLI, 1882, кн. 2, стр. 33—34); Н. И. Петров, Валашский талер. (Все три статьи в Нумизматическом сборнике, т. I, М., 1911, стр. 576); Н. И. Петров. Румынские художественные памятники в России и возможность влияния их на русское искусство. Труды XIV Археологического съезда, II, стр. 89; Он же. Альбом достопримечательностей, хранящихся в Церковно-Археологическом музее Киевской духовной академии. Вып. IV-V, 1915, стр. 52.
47) Материалы, т. II. Спб., 1886, стр. 728; см. также указатели, т. II и V.
48) Оба уникальных нумизматических памятника описаны в каталоге 1745 года, в рукописном каталоге 1768 года и в издании О. П. Беляева 1800 года. Местонахождение «валашского талера» в настоящее время неизвестно. Еще один, но серебряный, экземпляр описан в аукционном каталоге собрания А. А. фон Крамма 1765 г. (Miinzsammlung . . . Herrn August Adolph von Cramm, etc. Wernigerode, 1765, стр. 90, № 460).
49) Материалы, т. V. СПб., 1889, стр. 185. Привлекает внимание запись о принятой тогда же коробочке с надписью «товарные деньги», в которой находились круглые камешки.
50) Архив Академии наук СССР, разд. III, oп. I, № 140.
51) Материалы, т. II, стр. 7-36, 791-798, 800.
52) К коллекции Остермана принадлежит также изображенный только в Эрмитажном альбоме «Образ калмыцкой медной, которой у них зовут бурхан, с написанием крымским и китайским». В описи Кунсткамеры 1768 года в числе вещей остермановской коллекции он назван «калмыцкой идол в медной коробочке».
53) Материалы, т. V, стр. 323, 335, 365-366.
54) Там же, стр. 366. По всей вероятности, каталог был передан вместе с восточными коллекциями в Азиатский музей в 1826 году (Архив Академии наук СССР, ф. 2, оп. 1826, № 2, лл. 14, 28).
55) Архив Академии наук СССР, разр. II, oп. I, № 228.
56) Четвертая часть каталога, (B виде особого списка, была известна В. К. Трутовскому, который сделал о ней сообщение в Московском нумизматическом обществе в 1911 году. Что у Трутовского был список только одной части, видно из того, что автора каталога или владельца коллекции Трутовский назвать не мог. Можно думать, что список был неполный, так как Трутовский совершенно не упоминает об иностранных монетах. (Нумизматический сборник, т. II, М., 1913, стр. 329-330).
57) Из примечаний составителя мы узнаем, что в XVIII веке «зело в диковинку» считались копейки «дацкого Кристияна». Они оценены по 10 копеек за штуку, тогда как обычная оценка других-7 копеек. «В диковинку» золотые копейки Владислава и червонцы Федора Алексеевича. Относительно маленьких алтынов 1718 года сказано, что они «зело плохи» и потому «закликаны», то есть запрещены и изъяты. То же самое сказано относительно «меншиковых серебряных копеек 1713, 1714, 1718», то есть круглых низкопробных серебряных монет.
В одной записи имеется определенная оценка сравнительно недавних в то время политических событий. Она высказана по поводу червонцев царевны Софьи, «на которых оная себя на одной стороне с короной и скипетром, а обоих братьев . . . на другой стороне только в великокняжеском платья вообразить велела». Эти монеты тоже «зело в диковинку».
58) См. Н. G. Kreussler. D. Martin Luthers Andenken in Muznen, etc. Leipzig, 1818.
59) Материалы, т. IV, стр. 508—509, 523—524, 661 и сл. и 696—697; Архив Академии наук СССР, разр. III, он. I, № 142.
60) О дальнейшей судьбе коллекции А. П. Волынского узнаем из описи Кунсткамеры 1768 года, где указано, что хранившаяся отдельно от Минцкабинета коллекция Волынского в 1758 году была возвращена его дочери—супруге графа И. Л. Чернышева.
61) В архиве Академии наук имеется особая опись коллекций Волынского и Мусина-Пушкина (разр. III, on. I, № 142) с отметками о возвращении части монет.
62) В описи 1770 года помещен большой список разобранных к этому времени монет, главным образом талеров, полученных в 1753 году с Монетного двора (больше 17 фунтов). В описи 1768 года они упомянуты как неразобранные.
63) В описи Кунсткамеры 1768 года упоминаются еще медали из пожитков умершего в 1746 году в Петербурге надворного советника Юнкера, бывшего начальника бахмутских соляных заводов (см. Материалы, VIII, стр. 292—293). В 1743 году упоминаются золотые и серебряные медали среди конфискованного имущества С. Лопухина, которое было предложено внести в «Собственный е. в. кабинет». В Кунсткамеру они, видимо, не попали. (Русская Старина, 1874, кн. 9—12, стр. 210).
64) Полное Собрание Законов, т. XIV, № 10225.
65) Материалы, т. III, стр. 576.
66) Т. В. Станюкович неверно называет Кера составителем также и русского каталога (Кунсткамера Петербургской Академии наук. М.—Л., 1953, стр. 88—89).
67) Эта первая часть каталога 1746 года строится следующим образом:
Александр Иванович — 3 монеты с титулом «князь» и именами «Александр Иванович» и «Александр». Суздальско-Нижегородская денга кн. Александра Ивановича Брюхатого. (Орешников, 882-а), ростовских князей-соправителей Андрея Федоровича и Александра Константиновича (Орешников, 825) и, кажется, тверская денга, на которой сохранилась только часть отчества «Александрович».
Борис Александрович — 16 монет в. княжества Тверского.
Иван Борисович — 4 монеты; точно определяются, как Суздальско-Нижегородские (Орешников, № 881 и 880).
Василий — 43 монеты, только одна с отчеством «Васильевич». Главным образом — московские денги Василия Темного (Орешников, 620, 562, 588, 553—561, 579 и многие другие), несколько рязанских (Орешников, 444) и в. князя Василия Ивановича. Здесь же почему-то безымянная суздальская денга (Орешников, 893).
Михаил — 12 монет в. князя Михаила Борисовича Тверского (Орешников, 313—315, 258, 290 и др.) и, кажется, Михаила Ростовского.
Дмитрий Юрьевич — 1 монета княжества Галичского (Орешников, 713). Андрей Дмитриевич — 2 монеты, судя по надписи одной, — князя Можайского, сына Дмитрия Донского.
Иван Андреевич — 5 монет князя Можайского (Орешников, 759, 572 и др.). Михаил Андреевич — 1 монета князя Верейского (Орешников, 779).
Семен Володимирович — 1 монета, князь Боровской, удельное княжество Серпуховское. Василий Ярославич — 1 монета, княжество Серпуховское (Орешников, 740—741). Иван Михайлович — 1 тверская монета.
Неопределенные — 4 монеты, в том числе «сторожа на безумного человека» (Орешников, 97—100). Тверские монеты — 4; пуло «денга тверская» в. князя Бориса (Орешников, 155 и 376). Новгородские — 10 монет, псковские — 10, московские — 4; «денга московская» Ивана III и Василия Ивановича и пулы. Рязанские — 2 (Орешников, 444—446).
Русско-татарские — 50 монет Василия Темного, Ивана Васильевича (Орешников, 648), Михаила Андреевича (Чертков, № 2411), подобна монете Василия Ярославича (Орешников, 745—748), Суздальско-Нижегородского княжества (Орешников, 831-а), Василия Дмитриевича, Бориса, Данила, Василия Ярославича и других, расположенных без всякого порядка. Вслед за этой группой выделены заголовком «Данило»
[1] монеты с русской надписью (Орешников, 891).
Иван Васильевич — 24 монеты. Раздел объединяет монеты Ивана III и Ивана Грозного; сюда же отнесены все безымянные с легендой «осподарь всея Руси» и бывшие «монеты Игоря» — безымянные копейки Грозного. Среди монет Ивана III — с именами Аристотеля и «мастера Алексея» (т. е. Александра). Из особо примечательных предметов названы брюсовский золотой «талар» и золотая медаль Грозного, знакомая нам по коллекции Бабушкина.68) Освободившись от «монет Игоря», каталог вводит в научный обиход другое заблуждение. Среди «монет Ивана Васильевича» описана — монета с изображением всадника и с тарабарской надписью (Орешников, 679 — 681), хорошо известная нумизматам, которые запросто называют ее «дозор» в связи с одной из возникавших в XIX веке попыток истолкования надписи.
В 20—30 годах XVIII века кто-то вычитал в надписи слова «До ругодевского похода» и монету стали считать памятником времен Ливонской войны. В «Нумизматической истории» Леклерка приведена справка о походе Грозного на Нарву. До каталога 1746 года «ругодевская монета» уже фигурирует в остермановском каталоге, откуда она, быть может, и позаимствована. На рисунке у Леклерка она изображена с приведенной выше надписью, однако в каталоге Остермана описана, как она есть, с надписью «доково оново орудово» . . . Справка о Ругодевском походе имеется и в «Нумизматической истории».
69) Архив Академии наук. Р-а-зр. 3, on. I, № 146.
70) Материалы, т. III, стр. 576; П. П. Пекарский, указ, соч., т. I, стр. 313—314, примеч.
71) Материалы для биографии Ломоносова, собр. Билярским. СПб., 1865, стр. 69.
72) П. П. Пекарский. История имп. Академии наук, т. I, стр. 691, см. также
Н. Storch Gemaelde von St. Petersburg. Riga, 1794, т. I, стр. 117 и 139.
73) Архив A. H., ф. 3, on. I, кн. 38, л. 12 и сл.; кн. 43, «Приказы мая месяца 1738 г.».
74) РБС, Шибанов—Шютц, стр. 333—334.
75) Архив Академии наук, ф. 3, on. I, кн. 49, л. 373 и сл.; Материалы, IV, стр. 398 697, 752; т. VIII, стр. 118 (см. следующую сноску).
76) Н. И. Новиков. Опыт исторического словаря о российских писателях. Спб., 177Й. (Материалы для истории русской литературы, изд. П. А. Ефремовым. Спб., Г867, стр. 119). Известие о фамилии г. Шлаттеров, много споспешествовавших поправлению горных и монетных дел в России. Санктпетербургский вестник, содержащий все указы, и т. д., ч. VII, 1781, № 2, стр. 123—137 (перепечатка из Спб. немецкого журнала). Эта же статья с небольшими дополнениями (А. Бальзер) в Горном журнале, 11844, т. I, ч. 2.
77) Le Clerc. Histoire phisique, morale, civile et politique de la Russie ancienne, II, Paris, 1783, см. Примечания на Историю древния и нынешния России г. Леклерка, сочиненные генерал-майором Иваном Болтиным, т. I—II, Спб., 1788.
78) Леклерк. Указ, соч., предисловие, стр. XIV—XV.
79) Леклерк. Указ, соч., предисловие, стр. III—IV.
80) Указатель каталога Остермана «Нумизматическая история»
|
1. Князя Александра Ивановича |
Dux Alexander |
|
2. Князя Бориса Александровича |
Dux Baris Alexandrovitz |
|
3. Князей Борисов |
De principibus Borissis |
|
4. Князей Василиев |
De principibus Vasiliis |
|
5. Князей Федоров |
De princiipibus Fedoris |
|
6. Князей Михайлов |
De principibus Michaelibus |
|
7. Князя Ивана Борисовича |
Princeps Joannes Borisovitz |
|
8. Князя Юрия Дмитриевича |
Princeps Georgius Demitrievitz |
|
9. Князя Андрея Дмитриевича |
Princeps Andreas Demitrievitz |
|
10. Князя Ивана Андреевича |
Princeps Joannes Andreevitz |
|
11. О можайской денге |
De nummis Mojaiskensibus |
|
12. Князя Михаила Андреевича |
Princeps Micbael Andreevitz |
|
13. Князя Семена, Володимирович |
Princeps Simeon Volodimerovitz |
|
14. Князя Василия Ярославича |
Princeps Vasilius Jaroslavitz |
|
15. Князя Василия Ивановича |
Magnus dux Vasilius Joannovitz |
|
16. Князя Ивана Михайловича |
Princeps Joannes Mikaelovitz |
|
17. Князя Василия Васильевича |
Magnus dux Vasilius Vasilievitz |
|
18. О тверских денгах |
De nummis Tveriensibus |
|
19. О новгородских денгях |
De nummis Novogrod’ensibus |
|
20. О псковских денгах |
De nummis Pleskoviensibus |
|
21. О московоких денгах |
De nummis Moskoviensibus |
|
22. О рязанских денгах |
De nummis Riasaniensibus |
|
23. О кашинских денгах |
De nummis Kaschiensibus |
|
24. О Аристотеле |
De Aristotele |
|
25. Мастера Алексея |
Opifex Alexius |
|
26. Князя Ивана Васильевича |
Magnus dux Joannes Vasilievitz |
|
27. О ругодевском «походе |
De numrms Narvensis exped’itionis
|
|
28. О татарском царе Тохтамыше |
Princeps Daniel |
|
29. О князе Даниле |
Tzar Taktamytch |
|
30. О князе Димитрие |
Magnus dux Demetrius |
|
31. Князей Иванов |
De principibus Joannibus |
|
32. Царя и князя Ивана |
Tzar et magnus dux Joannes |
|
33. Царя Федора |
Tzar et magnus dux Fedorus |
|
34. Царя Бориса |
Tzar et magnus dux Borissus Fedorovitz |
|
35. Царя Димитрия Ивановича |
Tzar et magnus dux Demetrius Joannovitz |
|
36. Царя Василия Ивановича |
Tzar et magnus dux Vasilius Joannovitz |
|
37. Царя Владислава |
Tzar et maghus dux Vladislaus Sigismundus |
81) Поэтому в «Генеральном реестре» имеется графа «числа (то есть номера) листов в — рисовальной книжке», которая и помогала выправить небольшие расхождения в нумерации рисунков и описании монет. Каждый раздел «Истории» снабжен номерами, соответствующими рисункам на таблицах. Леклерк не оговорил, почему эти номера порою перескакивают и путаются. В тексте предисловия ему пришлось перечислить пропущенные номера и разъяснить, что некоторые монеты на таблицах «еще не объяснены».
82) Леклерк в предисловии упомянул о дружеских связях своих в Академии наук. Ко времени пребывания Леклерка в Петербурге относятся откровенные высказывания Екатерины II о «порядках», заведенных в Библиотеке Академии Таубертом (см. Т. В. Станюкович. Кунсткамера Петербургской Академии наук. М.—Л., 1963, «игр. 132—1133; П. П. Пекарский. История Академии наук, т. I. Спб., 1870).
83) М. В. Ломоносов. Т. VI, изд. Академии наук СССР. М.—Л., 1952, стр. 289 и: сл: 589, 590. Н. Н. Аблов. Сподвижник Ломоносова, первый русский книговед — Андрей Богданов. Советская библиография, I (19), 1941, стр. 134—151.
84) Андрей Иванович Богданов наиболее известен как автор первого описания Петербурга («Историческое, географическое и топографическое описание Санкт-Петербурга, от начала заведению его в 1703 по 1751 год, сочиненное г. Богдановым . . . дополненное и изданное Василием Рубаном. Спб., 1779), и сотрудник М. В. Ломоносова по работе над «Летописцем». (Биография Богданова в РБС содержит множество ошибок, начиная с утверждения о японском происхождении Богданова и кончая датой его смерти).
85) Архив Академии наук, ф. 3, on. I, № 303, стр. 141—146. Н. Н. Аблов, указ. соч.
86) В 1712 году он заменил своего отца в Москве при «пороховом деле», в 1719 году был определен в службу к «типографскому художеству», некоторое время служил в ведомстве Синода, а с 1727 года—в типографии Академии наук. Одновременно он посещал занятия в академической гимназии и изучал там русскую грамматику, латинский язык, черчение. (Н. Н Аблов, указ, соч., стр. 332).
Работая в типографии, он написал свое первое сочинение «Конкордацию на послания апостолов», которое и названо в находящемся в челобитной обширном списке трудов Богданова на первом месте. Многие годы Богданов работал над многотомным «Российским лексиконом», включавшим «технические термины и всенародные речения», собирал пословицы, составлял «индексы» к различным сочинениям и каталоги. Почти вся его деятельность проникнута систематизаторским подходом. Кроме этого, он руководил японской школой и «к тому учению пять книг грамматических произвел, для японского языка».
87) Карзинкин, впервые обративший внимание на изданную Леклерком медаль Лжедмитрия, не мог объяснить происхождение рисунка (Указ, соч., стр. 10—11).
88) Нельзя умолчать об одной любопытной группе выделенной автором каталога среди монет царского времени: это серебряные копейки царя Федора — Борисовича Годунова.
На монеты «Федора Борисовича» обратил внимание В. К. Трутовский в указанной выше статье. Лисенко занялся этими копейками, вероятно, по примеру Н. Брусилова, опубликовавшего в 1824 году на редкость нелепое «Описание русских монет, представленных Обществу истории и древностей Российских» (Записки и труды ОИДР, т. II, 1824, стр. 136—142), стр. 139 —140. Несколько лет назад автор настоящей статьи на основании анализа соотношения штемпелей пришел — к выводу, что некоторые монеты, относимые ранее к Федору Ивановичу, в действительности чеканились где-то в короткое правление юного Годунова. Готовя работу к изданию, пришлось сделать примечание, что «монеты Федора Годунова» были описаны в каталоге Г. И. Лисенко, который ранее был неизвестен. Теперь оказался предшественник и у Лисенко. Как и последний, он относил к Федору Годунову все копейки с именем Федора (Федора Ивановича) без отчества.
89) Т. В. Станюкович. Кунсткамера Петербургской Академии наук. М,—Л., 1953, стр. И® и сл.
90) Там же, стр. 140.
91) Материалы для биографии М. В. Ломоносова под .ред. академика П. С. Биляр- ского. СПб., 1865, стр. 229. Письмо Ломоносова к И. И. Шувалову.
92) В то время, когда Тауберт принял Кунсткамеру, в ней уже полным ходом шла подготовка к изданию каталога и, в частности, нумизматического II тома. Тауберт, повидимому, к изданию каталога монет никакого отношения не имел. В составленной им в 1743 году записке о прохождении службы в Кунсткамере и о выполненных им работах, о каких-либо занятиях в Минцкабинете не упоминается. (Архив А. И., ф. 3, on. 1, № 83, лл. 308—311; П. П. Покарский, указ, соч., т. I. СПб., 1870, стр. 638 и сл.).
93) Архив Академии наук, ф. 3, он. 1, № 91, лл. 152—158.
94) Материалы, т. VIII, стр. 654—655; т. IX, стр. 31.
95) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 182, лл. 186—206.
96) Слова Ломоносова о Тауберте (и Шумахере) из цитированного выше письма.
97) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, №102, л. 176 и № 108, л. 120.
98) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 226, лл. 326—338.
99) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 182, лл. 191 и сл.
100) В «Реестре» в большом беспорядке записаны среди других все отобранные Таубертом монеты. Под № 45 записана «обрасцовая четыреутольная медная плата» 1726 года, под № 46 — «обрасцовая медная четьвреугольная копейка» 1726 года (с подробными описаниями). Следующим номером записана также весьма интересная монета — «обрасцовый медный грошевик Екатерины I 1727 года» — с двумя точками по сторонам увенчанного короной инициала «Е» и надписью «грош» под ездоком на другой стороне. В академической описи последняя монета не значится. Русских допетровских монет в «Реестре» значительно больше, чем отобрано Таубертом. Не брал он также и медалей. Для нас важно отметить, что редкие медные монеты, к которым нам еще предстоит возвратиться, на Монетном дворе имели название «обрасцовых» (Архив Академии наук, разр. II, on. 1, № 195).
101) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, кн. 275, лл. 32—35. Возможно, что речь идет о двух кладах, или же о повторном захоронении клада одним и тем- же лицом в определенном месте.
102) Там же, лл. 32—35.
103) Там же, ф, 3, on. 1, кн. 314, л. 12.
104) Архив Академии наук, ф. 3, кн. 344, лл. 596—600.
105) Р. Pallas. Description de cinq petites monnayes d’argent, etc. Nova acta Aoademiae, 1786, NsXs 27, 31, 51, 53. Cm. N. Bauer. Die russischen Funde abendliindischer Miinzen des 11 und 12 Jahrhunderts. Zeitschrift fur Numismatik, Berl., 1930 t. XL стр. 146—148.
106) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 347, лл. 179—180.
107) В 1921 году Совет Народных Комиссаров принял специальное решение об обязательной передаче Эрмитажу образцов продукции монетных дворов, которое впоследствии несколько раз уточнялось и подтверждалось правительством СССР.
108) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 102, л. 176 и № 108, л. 20.
109) Записки Нумизматического отделения Русского Археологического общ., т. I, вып. 2—3, СПб, 1909.
В статье указывалось, что некоторые из монет Екатерины I и Петра II, описанные в издании великого князя Георгия Михайловича (В. кн. Георгий Михайлович. Монеты царствования ими. Екатерины I и ими. Петра II. Спб., 1904), как неизвестные, были описаны еще в 1745 году вместе с другими, также неизвестными собирателям монетами.
Описанные и воспроизведенные в статье А. А. Ильина уникальные монеты некогда находились в Кунсткамере, но до нас не дошли.
110) А. А. Ильин. Указ, соч., стр. 2, см. также Зап. НО и РАО т. 1, вып. II—III, протоколы, заседание 26 окт. 1907 года, сообщение А. А. Ильина.
111) Нумизматический сборник, т. I, М., 1911, стр. 641.
112) Отнести эрмитажные таблицы к 1747 году значило бы признать полную перестройку систематизации древних русских монет коллекции Минцкабинета тотчас после только что законченной каталогизации, что представляется вовсе невероятным. Первому печатному каталогу придавалось такое значение, что его ломать не стали бы, и таблицы 1746—1747 годов, вероятно, полностью соответствовали его тексту.
113) Тверские монеты, новгородские и псковские, монеты Екатерины I, Петра II. Все остальные таблицы являются забракованными черновиками для нескольких, названных выше. Водяные знаки, имеющиеся на всех листах таблиц, по словам Г. Г. Гримма, постоянно встречаются на бумаге чертежей 2-й половины XVIII и даже начала XIX века.
114) Материалы, т. IX, стр. 363, сл.
115) Архив Академии наук, ф. 3, on. 1. № 112 (1747 г., дела о пожаре), л. 84.
116) В архиве Академии наук под неточным названием «Материалы для составления каталога русских — монет около 1750 г.» находится книга, составленная из переплетенных вместе двух — разных дел. (См. архив Акад. наук. Разряд III, он. 1, № 14.2). Открывается она описью коллекций Волынского и Мусина-Пушкина (лл. 1—23) с карандашными пометками о выдаче первой. Все следующие листы представляют собой составленный лично Таубертом — черновик для заключительной, новой части каталога 1768 года и для общего сводного ревизионного реестра всей русской коллекции. За исключением самых незначительных последующих исправлений черновик полностью соответствует двум таким же частям чистовой рукописи «Ревизии» 1768 года.
117) Архив Академии наук. Разряд III, он. 1, № 142, лл. 25—46.
118) Об этом может свидетельствовать вклеенный в самом начале книги отдельный полулист, написанный — рукою Тауберта. Он озаглавлен: «Из означенных всем каталоге медалей и монет положены в Минцкабинет и внесены в печатный латинский каталог а именно». Ниже, с указанием мест в шкафу, перечислено десять значащихся в «Росписи» золотых и серебряных монет и медалей Петра I и Екатерины I.
119) Следует отметить, что даже в описях 1768 и 1770 годов записаны все монеты, числившиеся в каталоге 1745 года. Поэтому присутствие описаний «пропавших во время пожара» монет само по себе не дает никаких оснований относить «Роспись» ко времени до 1747 года.
120) Год спустя после пожара в Минцкабинет возвратилась как «клад», будто бы случайно найденный на огороде в Петербурге, близ одной из казарм, небольшая часть медных римских дублетных монет собрания Минцкабинета, пакет -которых — пропал во время пожара. Незадолго до этого несколько таких же монет оказалось у одного солдата; дело получило огласку, и полковое начальство решило, не вынося сору из избы, представить дело как находку клада. (Ом. архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 11, лл. 83, 84, также в рукописи ревизии 1768 года).
121) В этой связи приобретает совсем особый смысл настойчивое стремление Тауберта в самом начале 1767 года во что бы то ни стало избавиться от помощника библиотекаря Осипа Петрова. Как видно, из довольно обширной переписки по этому вопросу, О. Петров только несколькими месяцами раньше был принят — на работу в Кунсткамеру и определен к «порядочному содержанию» различных коллекций, находился «при хранении некоторой части» ее и имел самостоятельное хранение. (Gm. архив Академии наук, ф. 3, on. 1, № 302, лл. 280—296). В «доношении» самого Петрова относительно прибавки жалованья, поданном в январе 1768 года и послужившем поводом для увольнения, сообщается, что он десять лет (с 1757 -года) служил в Москве при Патриаршей библиотеке и был рекомендован Тауберту прежним помощником библиотекаря Андреем Богдановым и определен в 1766 году на место последнего после его смерти (см. там же, лл. 280—296). Поскольку нам известно, что Богданов занимался русской нумизматикой, можно думать, что и его преемник имел некоторое отношение к ней. Рекомендация Богданова и солидный стаж работы в таком книгохранилище, как Патриаршая библиотека, могут в известной мере характеризовать Петрова. Однако Тауберт в своем «доношении» на имя президента Академии презрительно называл Петрова «синодальным певчим» и, ссылаясь на «дерзкую» просьбу о прибавке жалованья, писал о нем: «он либо не в своем уме, либо человек негодный, почему я признал в нем разные опасные свойства, и перестал допускать его к Библиотеке и Кунсткамере» (см. там же, л. 282). За туманными высказываниями Тауберта и повторными требованиями об увольнении Петрова могло стоять простое стремление избавиться от нежелательного свидетеля ввиду предстоящей проверки. Богданова уже не было в живых, и он не был опасен, но его преемник мешал.
122) Следует отметить, что в рукописи «Ревизии» 1770 года раздел «Ревизия золотым и серебряным вещам и разным камням» начисто выдран из книги.
123) Архив Академии наук, ф. 3, on. Ns 312, лл. 194—198.
124) Тауберт приложил к рапорту реестр недостающих монет, «начав от времен государя императора Петра Великого» и составленный, исходя из той заведомо неверной предпосылки, что монеты всех достоинств чеканились ежегодно. Тауберт заявлял, что если ему будет отпущено 100 рублей, то он в самый короткий срок сумеет собрать недостающие монеты. Тут же выдвинуты по пунктам предложения: обязать канцелярии монетных дворов уточнить представляемый реестр на основании архивных справок и поискать, не сохранилось ли нужных монет; обязать Казначейство пересматривать всю поступающую в доход государства монету — применительно к реестру, возложить эту же обязанность на Петербургскую, Рижскую и Ревельскую таможни и даже на кабацких сидельцев и, наконец, напечатать реестр и разослать для руководства всем воеводам в города! Этот букет нелепостей свидетельствует, пожалуй, о некоторой растерянности Тауберта.
125) Такой же перечень имеется и на монеты XVIII века. В нем тоже размечены звездочками все упомянутые выше «пропавшие при пожаре» монеты. Унциальная золотая монета — медаль Грозного, о которой говорилось в связи с именем уехавшего из России в 17-75 году Леклерка, в черновик не внесена, но в чистовике она все же записана со звездочкой и без каких бы то ни было примечаний.
126) Список только систем античного каталога в Отделе рукописей Государственной публичной библиотеки (Эрмитажная опись, № 83).
127) Следует отметить, что в каталоге, приложенном к рукописи «Ревизии» 1770 года, тоже имеются следы продолжавшейся работы над собранием: «незнаемых» монет записано на три штуки меньше, эти монеты под литерными номерами переведены в раздел монет Василия Темного. Однако возможно, что это исправление было сделано раньше, но в другом рабочем каталоге 1768 года.
128) При проверке хранившегося все еще отдельно остермановского кабинета было записано: «которых старинных монет и денег по сей ревизии против приемной описи недостает, оные отсюда переложены и включены в большую Минцкабинета коллекцию». Коллекция Мусина-Пушкина полностью прекратила свое существование и разошлась между «большой коллекцией» и дублетным фондом. Страницы нового каталога испещрены пометками «Ост.» и «М» — Остерман и Мусин-Пушкин. За счет этих монет почти полностью составлены все новые разделы, введенные в систематизацию нового каталога.
129) Нумерации листов нет.
130) В этом отношении систематизаторы первой половины XIX века, не исключая и А. Д. Черткова, были и смелее и менее осмотрительны.
131) Как некоторую странность автора можно отметить, что в разделе «Удельные от великих князей Московских» он поместил не только монеты Московских уделов, но и все монеты Великих княжеств Рязанского, Тверского и Суздальского (Суздальско-нижегородского. — И. С.). Для XVIII века такой взгляд вполне объясним.
132) Деление это носит, в сущности, чисто служебный характер, но именно оно пришлось по вкусу Щербатову, который прибавил еще для всех остальных монет пятый класс — «знаемые» и этим удовлетворился. В таком же духе делил древние русские монеты и Карамзин (см. у Черткова, вступление, стр. XI, XII). Так же излагает классификацию русских монет большинство авторов конца XVIII века, обращавшихся к этой теме (Бакмейстер, Георги, Г. Шторх).
133) См. Пермская старина. Сборник исторических статей и материалов А. Дмитриева,, вып. VI, Пермь, 1895, стр. 139.
134) Чертков, Прибавление III, стр. 18, примечание.
135) М. В. Ломоносов. Т. VI. М.—Л., 1952, стр. 589—590 и стр. 292 и сл.; Н. Н. Аблов. Сподвижник Ломоносова, первый русский книговед Андрей Богданов. Советская библиография, сб. 1 (19) 1941, стр. 134—151.
136) Опыт о библиотеке и кабинете редкостей и истории натуральной Санктпетербургской Академии наук и т. д. Пер. В. Костылева, .Спб., 1779, Первое издание (на французском языке) в 1776 году.
137) В. С. Иконников. Опыт русской историографии, т. I, кн. 2, Киев, 1892, стр. 1399; Е. П. Карнович. Замечательные богатства частных лиц в России. Спб., 1874; Л. Пансиер. Табличное обозрение и т. д., Симбирск, 1900; Шодуар. Указ, соч., т. I.
Н. Сахаров.. Летопись русской нумизматики (изд. 1), Спб., 1842, составлено в 1838 г.; С. А. Еремеев. Записки о русской нумизматике. «Северная пчела», 1844, № 146; то же под названием «Материалы для истории русской нумизматики», Записки Спб. Археолого-Нумизматического об-ва, т. I, Спб., 1849, стр. 423, сл.; статья «О важнейших собраниях российских монет», Спб., Ведомости, 1835, №№ 260, 261 (перепечатана из Спб. немецкой газеты); Т. F. Schubert, Monnats russes des derniers trois siecles etc. Leipzig, 1857, стр. 6—7.
С. Г. Г p о м а ч e в с к и й. Библиографический указатель литературы по русской нумизматике. Житомир, 1904, стр. 70—72.
138) И. И. Толстой. Древнейшие русские монеты Великого княжества Киевского. Спб., 18812, стр. 63.
139) Там же, стр. 9. От Бунге в 1816 году монета перешла к М. В. Могилянскому, вскоре потерявшему ее на прогулке.
140) G. Georgi. Versuch einer Beschreibung der russisch Kaiserlichen Residenz Stadt, st. Petersburg, etc. SPB, 1790, стр. 319.
141) Архив Эрмитажа, on. 1, 1831. № 2.
142) С. А. Еремеев. Указ, соч., стр. 428.
143) Georgi. Указ, соч., стр. 319.
144) J. Bernoulli. Reisen durch Brandenburg, … Russland und Polen in der Jahren 1777—1778, t. V, Leipzig, 1780, стр. 14.
145) Б. И. Фитингоф. Опыт описания Российских монет. Записки и труды Общества истории и древностей, ч. I, М., 1816, стр. 80—81.
146) Georgi. Указ, соч., стр. 318.
147) Впрочем, в эти же годы в Петербурге были и видные купцы Северины. С.м. Г. А. Немиров. Опыт истории С.-Петербургской биржи и т. д., вып. 10, Спб., .1891 (купец И. Северин умер до 1816 года).
148) Россия . . . , ред. В. П. Семенов, т. II, стр. 312. В «Топографии» А. А. Ильина клад не отмечен.
149) Е. В. Гаккель. Крепостная интеллигенция в России во 2-й половине XVIII в.— первой половине XIX в. Рукопись диссертации, 1953 г., лист 2159.
150) Два таких проспекта конца XVIII или самого начала XIX века сохранились в бумагах Лисенко (в Эрмитаже). См. журнал Г. Шторха Russland unter Alexander der Erste, II. .1804, стр. 165—166.
151) В. кн. Георгий Михайлович. Русские монеты 1881—1890. Спб., 1891, стр. 82—83.
152) С. А. Сумарокова—жена литератора П. П. Сумарокова, дочь князя А. П. Оболенского, попечителя Московского учебного округа. (Л. Б. Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга, II, СПб, 1895, стр. 277.)
153) Отрывок из письма Лисенко к В. И. Карлгофу (о приобретении золотой монеты Дмитрия Донского (!). -Северная Пчела, 1837, № 158.
154) Возможно, о нем говорит Н. Н. Муравьев, как о г-не Н. С. С., имевшем «запас гривен и рублей». Записки и труды Общества истории и древностей Российских, кн. III, ч. 2, М., 1827, стр. 192.
155) Архив Эрмитажа, оп. 1, 1852, № 28; Биография, словарь профессоров и преподавателей имп. Московского университета, ч. II, М., 185-5, стр. 264—270.
156) Прибавление 1, М., 1837, стр. VIII.
157) Лисенко был с ним в натянутых отношениях из-за редкого медного пятака 1723 года. Не подозревая о большой редкости монеты, Свиньин в 1820 году подарил ее Лисенко, который отдарил его старинной рукописной книгой, несколькими медалями и сибирским железным расписным столиком. Между тем, страстный собиратель русских медных монет С. А. Еремеев всеми способами пытался завладеть желанной монетой и стал действовать через Свиньина. Последний «через переписку со мною, — пишет Лисенко, — старался всякими правдами и неправдами получить от меня обратно свой подарок — и не успел. После сего Еремеев «в течение нескольких месяцев доставляя мне редкие серебряные и золотые монеты по сходным ценам, наконец убедил меня уступить ему оный медный пятикопеечник 1723 г. за 300 (руб.) 2 ноября 1822 г.». Еремеев вскоре лишился своего приобретения, потерянного художником, которому было заказано выгравировать редкость . . .
158) См. Краткая опись предметов, составляющих Российский Музеум П. Свиньина. Спб., 1829.
159) Воспоминания И. М. Снегирева. Русский Архив, 1866, стр. 754; Записки и труды Общества истории и древностей Российских, ч. I, М., 1815, стр. 50 (Калайдович) и 76—77 (Фитингоф); К. Ф. Калайдович. Известие о древностях славяно-русских и об Игнатие Ферапонтове, первом собирателе оных, М., 1811, стр. 9.
160) РБС, Кноппе — Кюхельбекер, Спб., 1903, стр. 451—452.
161) РБС, т. II, Спб., 1900, стр. 595.
162) См. также X. Д. Френ. Монеты ханов улуса Джучиева, Спб., 1832, стр. IX.
163) В каталоге Лисенко и в его бумагах сохранились оттиски четырех таблиц, гравированных в 1836 году Брейтгорном. Две из них изданы Н. А. Картавовым в «Журнале редкостей» (СПб., 1911, №№ 2, 3).
164) Труды и летописи ОИДР, ч. VII, стр. 140—141, ч. VIII, стр. 27—28; Сборник материалов для истории Румянцевского музея, т. I, М., 1882, стр. 181.
165) М. Погодин. Исследования, замечания и лекции о русской истории, т. III, М., 1846, стр. 287, примечание, стр. 542; Московитянин, 1852, август, кн. II, отд. VII, стр. 154; Биографии. словарь профессоров и преподавателей им-п. Московского ун-та, ч. II, М, 1855, стр. 264 (автор статьи Погодин); Исследования и т. д., т. VII, 1856, стр. 360 («едва ли он подлинный, судя по сравнению с вновь найденным»); Древняя русская история до монгольского ига, т. III, 1871, стр. 47 («но он казался мне подложным»).
166) Архив Эрмитажа, oп. 1, 1852, № 28, лл. 3, 44, 49.
167) А. А. Куник. О русско-византийских монетах Ярослава I, и т. д. СПб., 1869, стр. 31.
168) Надо при этом напомнить толкования легенды, предполагавшиеся до находки вполне целого строгановского экземпляра — «Монета адна ногата» (Фелькнер), дата— 1048 год (Бекетов).
169) Сохранилась расписка 1852 года «купецкой вдовы» Авдотьи Лаптевой в получении 335 рублей серебром от К. Ф. Шролля, с коллекцией которого плата поступила в Эрмитаж.
170) Лисенко рассказал в своих записках о невеселом приключении, выпавшем на долю Еремеева на почве его увлечения нумизматикой, о котором сам Еремеев промолчал. Будучи «комиссионером» Публичной библиотеки, Еремеев однажды доставил ей купленные у «торгошей» золотые боспорские монеты, которые оказались выкраденными из Эрмитажа. Комиссионер «подвергся хотя и маловременному, но грабежу и аресту полицейскому». (Повидимому, в 1827 году. Архив Эрмитажа, oп. 1, № 4, 1827).
171) С. А. Еремеев. Материалы для истории русской нумизматики, стр. 424.
172) Ю. Б. Иверсен. Медали в честь русских государственных деятелей и частных лиц, т. II, СПб., 1883, стр. 330—331.
173) В библиографических указателях литературы конца XVIII и начала XIX века не удалось обнаружить каких-либо сочинений А. В. Беляева.
174) С. А. Еремеев. Указатель сочинений, стр. 426.
175) С. А. Еремеев. Указатель сочинений, стр. 430; Л. Панснер, Указатель сочинений. Опись пожертвованной Еремеевым коллекции — в Отделе рукописей ГПБ фонд А. Н. Оленина.
176) Академические известия на 1780 г., ч. VI, СПб., стр. 291—351, и 445—474, 1781 г., ч. VII, стр. 32—48, 134—171, 304—318, 433—442; ч. VIII, стр. 566—581, 698—713 и 825—842.
177) М. Чулков. Историческое описание российской коммерции, т. I, кн. 1. СПб., 1781, в главе «О товарах, о монете и заводах, бывших в России в древние времена вообще», стр. 114—122. Особая глава «О монете» в 4-й книге VI тома (М., 1786, стр. 324—428) является политико-экономическим рассуждением о деньгах, однако представляет определенный интерес для истории денежного дела, так как в ней находится первая сводка русских законодательных актов XVIII века о монете (стр. 374—428).
178) С. А. Еремеев. Цит. соч.,. стр. 430.
179) Архив Эрмитажа позволяет проследить историю нумизматической коллекции лишь с 1804 года.
180) Список медалей и монет, находящихся в Минцкабинете имп. Московского университета, составленный 1826 года.
Архив Эрмитажа, oп. 1, 1827, № 15, лл. 1—34.
181) В 1826 году коллекция состояла из 3731 предмета (Иконников, указ. соч.,. стр. 919).
182) Автор каталога — польский историк епископ Альбертранди. См. В. Б. Антонович. Нумизматический кабинет университета св. Владимира (оттиск из сб. Записка об ученых и учебно-вспомогательных учреждениях университета св. Владимира, без года).
183) Часть коллекции Волынского (Кременецкого) лицея перешла в 1835 году в основавшийся тогда Минцкабинет Киевского университета, а в 1837 году туда же поступила вся коллекция (19 939 экз.) вместе с Минцкабинетом Виленского университета (более 2000 экз). В 1839 году к этому добавилась маленькая коллекция; Луцкой гимназии и Уманского уездного училища (см. там же).
184) См. в. к. Георгий Михайлович. Монеты царствования имп. Екатерины II. т. I, СПб., 1894, стр. 196 — Чеканка в 1776 году двух коллекций «древней и нынешней российской золотой, серебряной и медной монеты» для генерал-прокурора А. А. Вяземского.
185) См. Нум. сб. III, стр. 330.
186) В. Л. Модзалевский. Малороссийский родословник. т. III, Киев, 1912, стр. 139.
187) По словам Лисенко, в 30-х годах, когда подготовлялось издание Свода законов, по его письменному предложению была введена в русский шрифт буква «Т» нового рисунка. Обычно это приписывается издателю Плюшару.
188) «О первоначальных наших монетах я думаю, что их не много бито, потому что у нас своего серебра тогда еще не было и их можно почитать только пробами. Летописи наши о них не упоминают и говорят только об иностранных». 8 мая 1836 года. (Каталог т. III. п. 216. См. И. И. Толстой. Указ соч., стр. 135).
189) Отд. рукописей ГПБ, архив Дестуниса, № 15/в.
190) В тетради «О русских медалях и прочих». Эрмитаж.
191) Черновики в Отд. рукописей ГПБ, архив Дестуниса, № 15/в.
192) Имя не названного Ф. Г. Гагариным (Записки СПб. Археолого-Нумизматического общества, т. I, стр. 151—162) фальсификатора, которого разоблачил. С. Г. Строганов, открывается находящейся в Эрмитажной коллекции подделок «монетой», происходящей из Строгановского собрания. Она сделана способом травления из расплющенной новой монеты, на ней изображены корявый крест и надпись. «ПУ-ЛО-ТУ-РОВСК» на одной стороне и надпись «печать Василия Зайцев-скаго» — на другой. Торгаш Зайцевский, державший в Москве «меновую лавку», десятки раз упомянут в каталоге Лисенко, начиная с 1828 года.
193) Прибавление II, стр. 29—40.
194) Журнал редкостей. СПб., 1911, № 3, стр. 34
195) В завещании деревня уже не упоминается.
196) В 1817 году в Москве Николай I, тогда еще наследник престола, случайно узнал о коллекции Лисенко и заинтересовался ею; Лисенко был вызван к сопровождавшему Николая приближенному для расспросов.
197) Отдел рукописей ГПБ. Архив Дестуниса 15/а, № 1.
198) В 30-х годах «человек» Лисенко Г. Мазоватый — столяр-краснодеревец работал у охтенского подрядчика С. А. Тарасова на поделке паркетов для Зимнего дворца (см. Журнал редкостей, 1911, № 3, стр. 34).
199) Отдел рукописей ГПБ, Архив Дестуниса, 15/а, №№ 3, 4, 5, 15 и др.
200) Там же №№ 11, 13, 22; Архив Эрмитажа, ф. II, оп. 1, 1843—1845, № 21.
201) Отдел рукописей ГПБ, Архив Дестуниса, № 15/а, №№ 19—21 19/IX 1844 г.
202) Там же, № 17, 4 сентября 1844 г.
203) Отдел рукописей ГПБ, Архив Дестуниса, № 15/а № 10.
204) Там же, № 23.
205) Там же. № 15/6.
206) См. Ю. Б. Иверсен. Указ, соч., т. II. стр. 330—331.
И.Г. Спасский. Нумизматический сборник. Часть первая. Москва, 1955 г.