Монеты Лжедмитрия I 1605-1606 гг.

Лукас Килиан. Портрет Лжедмитрия I. Гравюра. Аугсбург, 1606 г. ГИМ.

Лжедмитрий венчался на царство в июле 1605 г. («В 7113 = 1605 году 7 числа июля месяца, в воскресенье»)[1], а восстание в Москве, положившее конец его царствованию, произошло 17 мая 7114 = 1606 г. Царствовал он не более 10 месяцев, но до нас дошла разнообразная продукция того периода как в виде монет, так и в виде медалей.

В кладах и коллекциях музеев монеты с именем Дмитрия, че­каненные на Московском, Псковском и Новгородском денежных дворах, а также золотые и серебряные медали, предназначенные для коронационного и свадебного обрядов, представлены сравни­тельно большим количеством экземпляров. В ОН ГИМ, например, насчитывается более 1100 серебряных копеек, две золотых и одна серебряная медали времени Дмитрия. Для сравнения укажем, что монеты царя Владислава Жигимонтовича, правление которого длилось около двух лет, в собрании ОН ГИМ представлены всего 114 экземплярами серебряных копеек и 24 экземплярами золотых, в кладах же серебряные копейки Владислава встречаются доволь­но редко и, как правило, в единичных экземплярах.

Наиболее интенсивно работал при Самозванце Московский де­нежный двор, о чем свидетельствует большое количество копеек московского чекана. Это было обусловлено оживлением польско-русской торговли, т. к. Самозванец разрешил свободно торговать в Смоленске польско-литовским торговым людям и «пущати из Смоленска во все Государства и городы» [2] русские этих торговцев. Присутствие иностранцев в столице также усиливало приток зака­зов на чеканку монеты на денежном дворе, поскольку иноземная монета в русской торговле не принималась. В дневнике польских послов есть любопытная запись, рассказывающая о ссоре между литовскими людьми и целовальником, который «не хотел брать литовских монет» [3].

Но, разумеется, основным заказчиком денежного двора высту­пала казна, ибо новый царь не скупился на различные милости, в том числе и денежные. Известно, что он велел заплатить все те деньги, которые были взяты в долг еще при Иване Грозном и не отданы, удвоил жалованье служилым людям, щедро одарил поль­ских наемников [4]. Средства Самозванец черпал в той же казне, не смущаясь, брал крупные поборы с духовенства. В казну были отобраны некоторые участки церковной земли в Москве. Только с Троице-Сергиева монастыря было взято 30 тысяч рублей, с других монастырей также взимались крупные суммы [5]. Секретарь Само­званца Ян Бучинский писал в январе 1606 г., обращаясь к нему: «Ваша царская милость роздал, как сел на царство, полосма милеона, а милеон один по-русски тысеча тысеч рублев» [6].

Медали времени Дмитрия Самозванца делятся на две катего­рии. К первой следует отнести медали, приготовленные для коро­нации. Коронационные медали были не в обычае у русских и, бесспорно, заимствованы из Польши. По-видимому, и сделаны они были также в Польше, поскольку русские денежные дворы не бы­ли знакомы с приемами оформления подобных медалей и не име­ли соответствующего оборудования [7]. На серебряной медали, един­ственный экземпляр которой хранится в ОН ГЭ (табл. II, 1), изображен Дмитрий в русской одежде, но с королевской короной на голове, со скипетром и державой в руках. Круговая латинская надпись переводится так:         «ДМИТРИЙ        ИВАНОВИЧ        БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ИМПЕРАТОР РОССИИ. ГОД ЖИЗНИ ЕГО 24». На оборотной стороне медали дан государственный герб России — двуглавый орел, увенчанный тремя коронами, со щитом на груди, несущим изображение ездеца. Круговая надпись была выполнена русскими буквами, но звучала тем не менее не по-русски: «ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЬ. БЖ. МЛ. ЦЕСАРЬ. РОСКИИ. ЛЕ. ЦРСТВА. СВОГ. А.», что означало следующее: «ДМИТРИЙ ИВА­НОВИЧ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦЕСАРЬ РУССКИЙ. ЛЕТА ЦАРСТВА СВОЕГО 1-е».

Медаль Лжедмитрия I с легендой на русском и латинском языках. 1605 г. Серебро. Отчеканена в Польше. ГЭ.

Другие типы коронационных монет до нас не дошли, но мы имеем полное представление о них по новоделам, чеканенным в конце XVIII в. подлинными штемпелями, вывезенными из Кракова Петром I. На этих серебряных медалях (Д = ок. 4 см, В 26-27 г) изображен царь в профиль, с обнаженной головой, со скипетром в правой руке, в горностаевой мантии, накинутой на плечи. Круговая легенда, расположенная на двух концентрических лентах, идущих от спины и от груди царя, начертанная русскими буквами, но имеющая явные полонизмы, расшифровывается следующим образом: «ДМИТРИИ ИВАНОВИЧ БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦАРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВСЕЯ РОССИИ И ВСЕХ ТАТАРСКИХ КОРОЛЕВСТВ И ИНЫХ МНОГИХ ГОСУДАРСТВ». На оборотной стороне изображен двуглавый орел со щитом на груди, где помещен ездец и продолжена круговая легенда: «МОСКОВСКОЙ МОНАРХИИ ПОДЛЕГЛЫХ ГОСПО­ДАРЬ КОРОЛЬ И ОБЛАДАТЕЛЬ И ЦЕСАРЬ РОССИИ И СА­МОДЕРЖЕЦ» (табл. II, 2). [8]

Медаль Лжедмитрия I. Новодел, отчеканенный подлинными штемпелями. ГИМ.

Обе эти медали, по мнению исследователя А. Карзинкина, предназначались для раздачи иностранцам, поскольку и изобра­жения, и надписи не были понятны русским людям. Но в оформлении медалей содержалась определенная политическая програм­ма, равно рассчитанная на внимание и русских подданных Дмит­рия, и на его иноземных покровителей. Лжедмитрий не случайно был изображен в королевской короне и назван «императором» и «цесарем», определениями, не свойственными титулатуре русских царей. Самозванец стремился добиться признания за ним права на королевский титул. В дневнике польских послов приведена аргументация, примененная Самозванцем в споре о титуле: «Королю польскому уже известно, что мы не только князь, не только царь, но также император в своих обширных владениях… Мы не можем довольствоваться титулом княжеским или господарским, ибо не только князи и господари, но и короли состоят под скипетром нашим и нам служат» [9]. Это требование Лжедмитрия отнюдь не следует рассматривать как легкомысленное зазнайство новоявленного русского царя. В дипломатической лексике России и Англии, например, титул «царь» был равнозначен титулу «им­ператор». Английский хронист Хауэс писал в XVII в., что великий князь Иван Васильевич «был первым, кто принял звание царя, которое означает то же, что и название „император”, и подтвердил свое право на этот титул завоеванием Казани и Астрахани, царей которых он привел в качестве пленников во время триумфа в Москву, свой главный город» [10]. Как известно, вопрос о составе и полноте царского титула в дипломатических отношениях с европейскими державами не принадлежал к числу формальных. Это был вопрос об определении места России в системе европейских государств, о признании ее самостоятельности и целостности гра­ниц [11].

Для Самозванца, который отлично понимал свою зависимость от польских покровителей, вопрос о титуле приобретал особое зна­чение. Коронационные медали Лжедмитрия, безусловно, имели ярко выраженный декларативный характер и являлись одним из средств борьбы за признание за ним королевского титула.

Иной вид и назначение имели золотые медали, предназначен­ные для свадебной церемонии и венчания на царство Марины Мнишек. Золотые, по существующей русской традиции, разбрасы­вались в толпу при шествии торжественной процессии, ими осы­пались венчаемые во время обхода кремлевских соборов и на их ступенях [12]. Не знакомые с этим обычаем иностранцы отметили его в своих записках о свадьбе и венчании Марины. Например, Паэрле заметил «несколько золотых монет, ценою в 1, 5, 10 и даже 20 червонцев», которые «бросал народу Мстиславский, взяв их из золотого сосуда, подле него стоявшего» [13]. Присутствующему на це­ремонии Петрею они показались как «несколько тысяч золотых монет, нарочно для того приготовленных, с изображением на обе­их сторонах орла двуглавого». Стоимость их он определил пример­но в «2 венгерских червонца» [14]. В дневнике Марины Мнишек мо­неты описываются как «золотые деньги», за которые русские дра­лись палками, или же как «португальские червонцы», брошенные знатным польским панам, «к коим никто из них не притронулся» [15]. Польские послы писали, что это были «португальские монеты в 20, 10 и 5 червонных золотых, которые бросал князь Мстиславский из золотого блюда» [16]. Очевидец событий Маржерет видел золотые небольшие монеты, ценою в пол-экю, экю и два экю, по его мне­нию, специально приготовленные для этого случая, т. к. в России в ту пору вовсе не делали золотой монеты” [17]. В записках голланд­ского купца Исаака Массы вся церемония изображена подробнее: «Дьяк Богдан Сутупов, Афанасий Власов и Шуйский по многу раз полными горстьми бросали золото по пути, по коему следовал царь, державший за руку свою супругу… Золото было самое луч­шее, <от монет> ¹ величиною в талер и до самых маленьких в пфенниг» [18].

Современники, наблюдавшие свадьбу и коронацию, по-разному называют свадебные медали, именуя их «монетами», что было ес­тественно для европейцев, привыкших к свободному обращению золотой монеты. «Червонцы», «венгерские червонцы», «экю», «пор­тугальские червонцы», золотые монеты величиною от талера до пфеннига, о которых пишут очевидцы, были, действительно, «специально для этой цели приготовленные» золотые монетовидные знаки, которые на Руси чаще всего называли угорскими или просто золотыми. Чеканились эти знаки в различных достоинствах, как больше, так и меньше угорского, весовым эталоном им слу­жил венгерский дукат в 3,4 г. Устойчивой системой номиналов русских золотых не существовало, поскольку они чеканились эпизодически, как награды или «поминки», или, как в данном случае, входили в число церемониальных атрибутов [19].

Свидетельства иностранцев позволяют считать, что к маю 1606 г. были приготовлены монеты в 1/2, 1, 2, 5, 10 и 20 угорских, а возможно, были отчеканены и меньшие номиналы.

Известны два образца из серии этих золотых — ценою в 1 угорский, весом в 3,94 г (табл. II, 4) и в 10 угорских, весом в 34,33 г  (табл. II, 3) [20]. На монете в один угорский изображен с обеих сторон двуглавый орел, а круговая легенда переходит с лицевой стороны на оборотную: «БЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ЦРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЗЬ — ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЬ ВСЕЯ РОУСИИ». Монета в 10 угорских на лицевой и оборотной сторонах имеет то же изображение двуглавого орла, с той лишь разницей, что на щите на гру­ди орла с лицевой стороны воспроизведен единорог, а на оборот­ной ездец. Круговая легенда здесь более пространна: «БЖИЕЮ МЛТИЮ ЦРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЗЬ ДМИТРЕЙ ИВАНОВИЧЬ ВСЕЯ РУСИ ВЛАДИМЕРСКИЙ МОСКОВСКИЙ — НОВОГОРОДСКИЙ ПСКОВСКИЙ ТВЕРСКОЙ ПОЛОЦКИЙ ЦРЬ KAЗАНСКИЙ ГДРЬ АСТРАХАНСКИЙ». В отличие от коронацион­ных, оформление этих «медалей» было полностью выдержано в русских традициях и чеканка их явно производилась на Московском денежном дворе — обычном месте чеканки золота после 1595 г.

Золотой в 10 угорских (португал). ГЭ.

Если коронационные медали имели явную западную ориента­цию, то знаки с изображением двуглавого орла были рассчитаны только на русских подданных и имели прямую цель нейтрализо­вать то неблагоприятное впечатление, которое должна была про­извести на русское население женитьба царя на католичке. Имен­но этот факт более всего способствовал падению авторитета Са­мозванца в России. Как полагали современники, этим «…до конца хотя разорити нашу непорочную христианскую веру, прияв себе из Литовской земли невесту, люторския веры девку, и введе ея в со­борную и апостольскую церковь Пречистыя Богородицы и венча царским венцом, и повеле той своей скверной невесте прикладыватися и в царских дверях святым мУром ея помазал» [21].

Не только угорские монеты были предназначены для смягче­ния непримиримости ревнителей православия. В дневнике Марины отмечено, что короновалась она в русской одежде, и лишь на чет­вертый день праздничных церемоний царь и царица появились пе­ред народом одетыми по-польски, с коронами на голове [22]. Еще до свадьбы Самозванец весьма беспокоился о том, чтобы Марина хо­тя бы внешне соблюдала русские и православные обряды. В на­казе невесте, доставленном в г. Самбор, требовалось, чтобы в суб­боту она ела мясо, а в среду постилась по русскому обычаю, что­бы убирала голову по-русски [23]. Он хотел, чтобы будущий тесть его, Юрий Мнишек, выпросил разрешение папского легата ходить Марине в православную церковь, оставаясь католичкой. Реши­тельный отказ принять православную веру, исходивший и от самой Марины, и от ее родни, и от папского нунция, поставили Само­званца в весьма затруднительное положение. Он вынужден был объединить коронование и венчание, нарушив тем самым ряд традиций православной церкви [24]. Ропот недовольства Лжедмитрий надеялся заглушить пригоршнями золота. Соблюдение этого рус­ского обычая, равно как и сугубо «русское» оформление монетовидных знаков, не дали желаемого результата и не предотврати­ли восстания 17 мая, случившегося вскоре после свадьбы и коро­нования Марины.

Лжедмитрий I и Марина Мнишек. Гравюра Ф. Снядецкого. 1606 г.

Чеканка большого количества золотых монет на Московском денежном дворе дает нам возможность уточнить датировку се­ребряных копеек. Свадьба и коронация Марины состоялись в на­чале мая 1606 г. Для подготовки нескольких типов штемпелей и для чеканки золотых требовалось время. Вряд ли мы допустим существенную ошибку, если датируем подготовку к свадебной це­ремонии на денежном дворе апрелем или даже мартом 1606 г. Из этого следует, что резчики Московского денежного двора, занятые резанием штемпелей для чеканки золотых, не могли работать над новыми маточниками для серебряных копеек уже практически с начала весны 1606.

Хронологическая систематизация серебряных копеек Лжедмитрия, казалось бы, не должна вызывать особых затруднений, поскольку недолгое время его царствования оставило немногочисленные типы монет. К тому же большинство монет чеканилось лицевыми маточниками, изготовленными при правлении предшест­вующих царей, включая и политического врага Лжедмитрия — Бориса Годунова. Денежек с именем Дмитрия мы не знаем. Впервые обратившийся к систематизации монет Лжедмитрия И. Г. Спасский, отмечая использование маточников прошлых царствований, к числу первых выпусков Самозванца отнес те, ко­торые непосредственно примыкали к царствованию Бориса Году­нова.

Известно семь кладов монет времени Лжедмитрия. Но, к со­жалению, в этих кладах монеты представлены единичными эк­земплярами из числа самых массовых выпусков. Но даже и по этим скудным сведениям можно установить, что, например, в псковском чекане совершенно не встречается тот тип монет, кото­рый согласно существующей систематизации², должен был открыть чекан Самозванца, в то время как всегда присутствует копейка, которая, согласно той же систематизации³, должна была выпускаться уже в конце его правления. Но более всего вынуждает пересмотреть классификацию И. Г. Спасского анализ монет Новгородского денежного двора. Именно они свидетельствуют, что монетная политика Самозванца была совсем не так проста, как это может показаться на первый взгляд.

В новгородском чекане известны два датированных лицевых маточника с датами «Н/РГI» = 113 г. и «Н/РДI» = 114 г. и два обо­ротных — с именем Дмитрия Ивановича. Их сочетания образуют три типа новгородских копеек⁴ (табл. I Новгород, 1—1; III, Нов­город, 1—1) [24а]. Удивляет здесь прежде всего тот факт, что приго­товленный при Борисе Годунове лицевой датированный 113 г. маточ­ник с надписью «Н/РГI» не был использован в новом чекане того же года, а был заменен новым, с той же датой. Интересна еще одна деталь: новый лицевой маточник 113 г. по стилю прямо противоположен новгородским копейкам московского типа, утвердив­шимся в чекане царя Бориса после 1603 г. Мы видим на этом новом маточнике скачущего во весь опор всадника, дату и знак дво­ра, вытянутые в одну строчку — все, как на монетах 1596-1603 гг. Однако нет сомнений в том, что резал этот маточник и готовил в 1604-1605    гг. маточники московского типа один и тот же мастер.

Для его почерка характерны плавные, законченные линии рисун­ка, изображение плаща в виде изящной арабески. Оборотный маточник новгородских копеек Лжедмитрия тоже        близок       по стилю оборотным сторонам поздних копеек         Годунова. Но изображение на копейке следующего, 114 г. вновь полностью возвращается к московскому типу. Здесь воспроизведен торжественно выступающий всадник. Знак двора и дата написаны в две строки и запол­няют все пространство между передней и задней ногами коня. По стилю эта копейка разительно напоминает копейки Годунова 112 и 113 гг., с датами «Н/PBI» и «Н/РГI» (табл. I, Новгород, 2—1; III, Новгород, 2—1). Основная масса копеек 114 г. имеет общую с копейкой 113 г. оборотную сторону. Очень редко встречаются ко­пейки с другим вариантом оборотной стороны, выполненной, бе­зусловно, рукой иностранца, пытавшегося изобразить тип русской надписи. Слово «Дмитрий» здесь передано набором знаков, меха­нически воспроизводящим начертание русских букв, но иногда мастер сбивался на латинский шрифт (табл. I, Новгород, 2—2; III, Новгород, 2—2). Вес известного экземпляра из собрания ОН ГИМ составляет 0,67 г.

Новгородский чекан Самозванца имеет еще одну выразитель­ную особенность: монеты 113 г. выполнены явно в архаичной ма­нере. И отказ от использования вполне пригодного к употреблению маточника времен правления царя Бориса, и то обстоятель­ство, что новый маточник по рисунку тяготеет к стилю новгород­ских копеек 1596-1603 гг. — все это, на наш взгляд, говорит о том, что Новгородский денежный двор в первый год царствования Самозванца возвращается к практике денежного дела, характер­ной для 1596-1603 гг. Однако лицевой маточник 114 г. демонст­рирует возвращение денежного дела на позиции 1604-1605 гг., что мы характеризуем как утверждение московского стиля.

Не оценивая пока эти наблюдения, обратимся к монетам Псковского денежного двора.

Известно, что на Псковском дворе не было собственного рез­чика монетных маточников. В 1603 г. маточники для него резал московский мастер, а в 1604 г. — новгородский. Новый оборот­ный маточник с именем Дмитрия Ивановича, сделанный на Псков­ском дворе, отличается по стилю от всех известных нам псковских маточников. Некоторые особенности написания букв «3», «Ь», «Д» и, прежде всего, «М», «А» и «Ч» позволяют предположить, что готовил этот маточник иностранный мастер, привыкший к латин­скому шрифту. Эта догадка не покажется невероятной, если учесть, что две коронационные медали резались в Польше и там, наряду с латинским шрифтом, употреблялся и русский. Конечно, сравнение мелкого шрифта копеечного маточника с крупными, рельефными буквами медалей не дает достаточных оснований для каких-либо выводов, однако, позволяет заметить сходство в начер­тании букв «М» и, особенно, «Ч». Если вспомнить также загадоч­ный оборотный маточник Новгородского денежного двора (табл. I, Новгород, 2; III, Новгород, 2), то можно предположить, что при Самозванце на Новгородском и Псковском дворах использовался труд иностранного мастера, по-видимому, также принимавшего участие в работе над коронационными медалями.

Для лицевых сторон псковских монет использовались два ста­рых маточника. В ход пошел самый популярный при царе Федоре лицевой маточник с изображением скачущего коня, с остатками букв «ПС» под ногами коня, а также маточник с буквами «ПС», приготовленный в 1604 г.⁵ (табл. I, Псков, 1; III, Псков, 1). Срав­нение обоих лицевых маточников показывает, что один из них⁶ (табл. I, Псков, 1; III, Псков, 1) относится к архаическому типу псковских копеек, замененному в 1603 г. копейками московского стиля. Второй тип копеек Самозванца⁷ (табл. I, Псков, 2; III, Псков, 2) относится к числу копеек московского стиля. Сопостав­ляя подборку лицевых маточников, участвующих в псковском чекане, с чеканом новгородским, нельзя не обратить внимание на присущую им особенность: в работе использовались два типа ма­точников — архаический и московский. По аналогии с новгород­ской чеканкой для псковской чеканки можно предположить сле­дующую последовательность в подборке лицевых маточников: в 1605 г. использовался архаический тип, а в 1606 г. — московский. Следовательно, архаической новгородской копейке с надписью «Н/РГI» (табл. I, Новгород, 1-1; III, Новгород, 1—1) будет соответствовать архаическая псковская копейка (табл. I, Псков, 1—1; II, Псков, 1—1), а новгородской копейке московского типа с над­писью «Н/РДI» (табл. I, Новгород, 2—1; III, Новгород, 2—1) — псковская копейка московского типа (табл. I, Псков, 2—1; III, Псков, 2—1).

Смысл и значение этих наблюдений становятся окончательно ясными при изучении монет Московского денежного двора.

Московский денежный двор использовал при Самозванце че­тыре лицевых маточника и один оборотный. Оборотный маточ­ник с именем Дмитрия обнаруживает стилистическое сходство с копейками Бориса Годунова 1604-1605 гг. Лицевые маточники представлены четырьмя разновидностями. Как редкие экземпляры в коллекциях и кладах встречаются копейки со знаком Москов­ского двора: «М/С», лицевой штемпель которых был приготовлен еще при Федоре Ивановиче после 1596 г. ⁸ (табл. I, Москва, 1—1;II, Москва, 1—1). Так же немногочисленны копейки с буквами МО»⁹ (табл. I, Москва, 2—1; III, Москва, 2—1). Чаще встреча­ются копейки с буквами «МО» и «ГД—РЬ», штемпель которых так­же относится ко времени правления Федора Ивановича¹⁰ (табл. I, Москва, 3—1; III Москва, 3—1). Основное же количество копеек Самозванца представлено монетами без знака денежного двора¹¹, (табл. I, Москва, 4-1; III, Москва, 1). Этот лицевой маточник без знака, согласно нашей систематизации, также относится ко време­ни Федора Ивановича. И. Г. Спасский датирует появление маточ­ника последними месяцами правления Самозванца и относит ко­пейки, чеканенные лицевым штемпелем без знака и оборотным — с именем Федора, к короткому отрезку времени между убийством Самозванца и воцарением Шуйского — от 17 мая до 1 июня 1606 г. [25] Даже простой подсчет показывает, что в последние меся­цы правления Самозванца Московский денежный двор, занятый работой над штемпелями и чеканкой золотых монетовидных зна­ков, практически не мог подготовить новый лицевой маточник (кстати, выполненный на очень высоком техническом и художест­венном уровне). Копейки Лжедмитрия, чеканенные маточником без букв, составляют около 90% всех его копеек московского че­кана. Следовательно, маточник этот должен был находиться в ра­боте большую часть времени царствования Самозванца, но никак не последние месяцы его правления, как полагает И. Г. Спасский. В силу этих соображений мы считаем, что маточник без букв был введен в эксплуатацию еще в первой половине царствования Лже­дмитрия.

Таблица I. Схема соотношения штемпелей монет Лжедмитрия I.

Таблица II. Медали Лжедмитрия I.

1 — серебряная коронационная медаль; 2— серебряная коронационная медаль (новодел XVIII в.); 3 — золотой в 10 угорских; 4— золотой в 1 угорский (в натуральную величину)

Таблица III. Копейки Лжедмитрия I

1—1, 2—1, 3—1, 4—1 — копейки, чеканенные на Московском денежном дворе; 1—1, 2—1 — копейки, чеканенные на Псковском денежном дворе; 1—1, 2—1, 2—2,— копейки, чеканенные на Новгородском денежном дворе; А — фальшивая копейка с именем Дмитрия, подражание псковской копейке.

У нас нет точных данных, определяющих последовательность использования всех четырех московских маточников. Но общее обозрение копеек московского чекана времени Самозванца обна­руживает, что и здесь соблюдается принцип подбора как архаич­ных маточников, к 1603 г. уже вышедших из употребления (с бук­вами «М/С» и «МО»), так и новых, московского типа, утвердив­шихся в 1603-1605 гг. (с буквами «МО», «ГД—РЬ» и без букв). В Москве после 1603 г., как мы уже убедились, при Борисе ис­пользовались только два типа лицевых маточников — с буквами «МО», «ГД—РЬ» и «М/О», «Б—О» (сокращение «Б—О» расшифро­вывается как «Борис — господарь»). Разумеется, при Самозван­це возможность употребления маточника Годунова с буквами «Б—О» исключалась, но маточник с буквами «МО», «ГД-РЬ», а также близкий ему по стилю маточник без знака, были исполь­зованы. По аналогии с новгородским и псковским чеканами мож­но заключить, что и здесь вначале применялись маточники архаи­ческого типа, а затем — нового, московского.

Если принять наше предположение о последовательности под­борки маточников на денежных дворах, то выявляется следующая закономерность. В самом начале правления Самозванца н а всех денежных дворах одновременно наблюдается возвра­щение к архаическому типу монет, но затем, видимо, с 114 г., обращаются к стандартному московскому типу, распространение которого началось при Годунове в 1603 г. Такая синхронность и однозначность действий всех трех денежных дворов государства не может восприниматься как простое совпадение или, тем бо­лее, как случайность. За этим угадывается целенаправленное ру­ководство единого центра управления денежным делом в стране, созданного, судя по данным монет, около 1595 г. [26]

Реорганизация денежного дела именно в это время была органической необходи­мостью экономики страны и обнаружила удивительную прочность даже в условиях воцарения Самозванца, реставрировавшего догодуновские порядки. Его недолгое правление не смогло изменить политику денежного дела, направленную на дальнейшую унифика­цию и упорядочение монетного производства.

Но не только эти выводы следуют из наблюдений над монета­ми Самозванца. Мы считаем, что в деятельности государевых де­нежных дворов нашло своеобразное выражение отношение правящей верхушки к личности Самозванца и к его политике. В «Поименной росписи духовным и светским чинам» [27], составленной в начале царствования Самозванца, где перечислено его ближай­шее окружение и высшие должностные лица государства, представлены все те, кто в разное время находились в оппозиции к Бо­рису Годунову и были отстранены от активного участия в управ­лении. Это — Мстиславские, Воротынские, Куракины, Шуйские, Голицыны, Романовы, Морозовы, главные противники царя Бори­са — Нагие и Богдан Вельский. Михаил Нагой получил высший думный чин конюшего, которым обладал при царе Федоре сам Годунов. Богдан Бельский стал оружничим великим. Дьяк Васи­лин Щелкалов, печатник в 1601 г., затем отстраненный от госу­дарственной деятельности и лишенный этого чина, тоже вошел в состав Думы при Самозванце. В «Поименной росписи…» названы также представители потомственной династии казначеев, братья Головины — Иван и Василий, отец которых, Петр Головин, возглавлявший Казенный приказ и исполнявший функции главно­го казначея, в 1584 г. по настоянию Годунова был отстранен от должности, приговорен к смерти, но был помилован и сослан в Казанский край, где и умер [28]. Особый интерес для нас представля­ют те лица, которые были связаны с управлением финансами. Безусловно, в числе первых следует назвать «конюшего великого» Михаила Нагого, дьяка Афанасия Ивановича Власьева, ставшего при Самозванце окольничим и «подскарбием надворным», а также «секретарем великим»; в прошлом он был думным дьяком Посоль­ского приказа (с 1601 г. по 1605 г.) [29]. Поскольку приказ по ха­рактеру своей деятельности был тесно связан с ведомством казначеев [30], новая должность «подскарбия» была генетически связана с его прежней деятельностью. Дьяк Богдан Сутупов получил долж­ность печатника и кравчего великого. Печатники, стоявшие во гла­ве государственного архива, были одновременно и «товарищами» казначеев [31]. Вся дальнейшая судьба Богдана Сутупова была тес­но связана с «воровством» — после свержения Самозванца он примкнул к Лжедмитрию II и получил от «Тушинского вора» чи­ны окольничего и дворецкого Казанского, Астраханского и Ниже­городского приказов [32]. Мы не имеем прямых указаний в источниках, свидетельствующих о вмешательстве этих лиц в денежное производство. Однако нумизматический материал позволяет пред­положить, что реставрация догодуновских порядков в денежном производстве в начале царствования Самозванца может быть гипотетичес­ки отнесена к воздействию на Денежный приказ новых руководи­телей финансами страны. Хорошо известно, что уже с конца 1605 г. те же лица, которые способствовали уничтожению динас­тии Годунова и воцарению Самозванца, возглавили оппозицию против последнего. Шуйские и Голицыны обратились с тайным письмом к Сигизмунду, где жаловались на Самозванца как на «человека низкого, легкомысленного, распутного тирана, ни в каком отношении не достойного русского престола» [33], и просили воз­нести на русский трон сына Сигизмунда, Владислава. Этот поворот внутренней политики боярской верхушки, ее отречение от Самозванца, на наш взгляд, вызвали и изменение политики в денеж­ном деле, которое выразилось в возвращении к системе меропри­ятий по унификации монетного типа, прерванной июньскими и июльскими событиями 1605 г.

Так своеобразно преломилось в денежном деле то движение против Самозванца, которое объединило русское общество в на­чале 1606 г. и привело к восстанию 17 мая. Мы имели неоднократ­ную возможность убедиться в том, что денежное производство не оставалось нейтральным при любых внутриполитических ситуа­циях, поскольку декларативное звучание монеты всегда учитыва­лось руководителями государства. И монеты 1605-1606 гг. с именем Дмитрия активно «работали» сначала на Самозванца, а затем — против него.

*Цветные иллюстрации и гравюры дополнены позже.

Ссылки:

1. В ломанные скобки заключена помета переводчика.
2. По Спасскому табл. II, тип «д».
3. По Спасскому табл. II, тип «е».
4. По Спасскому табл. II, типы «ж», «з».
5. По Спасскому типы «е», «д».
6. По Спасскому тип «е».
7. По Спасскому тип «д».
8. По Спасскому табл. II, тип «а».
9. По Спасскому табл. II, тип «б».
10. По Спасскому табл. II, тип «в».
11. По Спасскому табл. II, тип «г».

Список использованной литературы:

1. Мемуары Арсения. — Труды Ки­евской духовной академии, 1898, № 4, с. 562.
2.  СГГиД, т. II. М., 1819, с. 217.
3.  Сказания современников о Дмит­рии Самозванце, ч. IV. СПб., 1834, с. 117.
4. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. IV, т. 8. М., 1960, с. 430.
5. Платонов С. Ф. Очерки истории смуты в Московском государстве XVI—XVII вв. М., 1937, с. 221.
6. СГГиД. т. II. М., 1819, с. 261
7.  Карзинкин А. О медалях Дмит­рия Ивановича. М., 1889, с. 7—8, 18.
8. ОН ГИМ, 91533/КП—70023; Кар­зинкин А. Указ. соч., табл. 1, рис. 3, с. 8—9, 29—30; табл. 2, рис. 4, с. 8—10, 30—31.
9. Сказания современников о Дмит­рии Самозванце, ч. IV, с. 132
10.  Никитина Л. Н. Английские хро­ники о титуле русских царей. — В кн.: Общество и государство феодальной России. М., 1975, с. 174.
11.  Флоровский А. В. Страницы исто­рии русско-австрийских диплома­тических отношений XVIII в.— В кн.: Феодальная Россия во все­мирно-историческом процессе. М., 1972.
12. Барсов Е. Древнерусские памят­ники священного венчания на царство в связи с греческими их оригиналами и с историческим очерком царского венчания в связи с развитием идеи царя на Руси. М., 1883.
13. Сказания современников о Дмит­рии Самозванце, ч. I, с. 187. духовной академии, 1898, № 4, с. 562.
14. Там    же, ч. I, с. 601.
15. Там   же, ч.  IV, с. 45—46.
16.  Tам    же, ч. IV, с. 150.
17. Там   же, ч.  III, с. 87.
18. Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М., 1937, с. 134.
19. Спасский И. Г. Монетное и моне­товидное золото в Московском го­сударстве и первые золотые Ива­на III. — ВИД, т. VIII. Л., 1976, с. 110—131.
20. ОН ГИМ, 91533/Р—12; 91533/Р— 11; Карзинкин А. Указ. соч., табл. 1, рис. 1, 2.
21. ААЭ, т. II. СПб., 1836, № 67, с. 155.
22. Сказания современников о Дмит­рии Самозванце, ч. IV, с. 40—47.
23. Соловьев С. М. Указ. соч., с. 435.
24.  Мемуары Арсения — Труды Ки­евской духовной академии, 1898, № 3, с. 587—593.

    24а. На таблице I монета показана в виде двух изображений, соединен­ных между собой чертой. Ниж­нее изображение — рисунок всад­ника с копьем или с саблей — обозначает аверс, верхняя — строч­ная надпись с именем и титулом правителя — реверс. Каждое со­четание определенных лицевой и оборотных сторон — монетный тип. На таблице видно, что одна лицевая сторона часто соединяет­ся несколькими линиями с разны­ми оборотными. При чеканке этих монет использовался один лице­вой чекан и разные оборотные, в результате получилось несколько типов монет, различающихся меж­ду собой оборотными сторонами. Точно так же при общей оборот­ной стороне могут быть разные лицевые. Это связано с тем, что по мере изнашивания чеканы, которыми непосредственно чеканили монету, заменялись новыми, что и приводило к появлению нового типа монет. Каждый денежный двор чеканил свои типы монет. Лишь в очень редких случаях че­каны передавались с одного де­нежного двора на другой. Лицевые и оборотные стороны мо­нет, воспроизведенные на табл. I, имеют отдельную нумерацию. По­рядковая нумерация аверсов и реверсов выдерживается в преде­лах чекана каждого денежного двора (Москва, Псков, Новгород). Отдельный тип монеты, следова­тельно, выражается так: табл. I, Новгород, 1—1, или табл. I, Мо­сква, 1—1.

25. Спасский И. Г. Денежное обраще­ние в Московском государстве с 1533 г. по 1617 г. — МИА, 1955, № 44, с. 313—320.
26. Мельникова А. С. Систематизация монет Ивана IV и Федора Ивано­вича (1533—1588). —НЭ, т. XIII, М., 1980, с. 123.
27. СГГиД, т. II. М., 1819, с. 207— 210.
28. Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978, с. 26—27.
29. Веселовский С. Б. Дьяки и подь­ячие XV—XVII вв. М., 1975, с. 98.
30. Леонтьев А. К. Образование при­казной системы управления в Русском государстве. М., Изд-во МГУ, 1961, с. 140.
31. Там же, с. 150.
32.  Богоявленский С. К. Приказные судьи XVII в. М.— Л., 1946, с. 503.
33.  Соловьев С. М. Указ. соч., с. 439 — 440.

А.С. Мельникова. Новые нумизматический исследования. Нумизматический сборник. Часть 9. Москва, 1986 г. С. 6-17.