Публикации Исследование в Эрмитаже ефимков с русскими надчеканками 1655г.

Исследование в Эрмитаже ефимков с русскими надчеканками 1655г.

Отечественная добыча драгоценных металлов в России была поставлена на службу монетному делу очень поздно: лишь в ХVIII в. Поэтому в течение нескольких предшествующих веков за серебро для выделки денег приходилось России расплачиваться русским экспортом.

Ефимки — контрамаркированные в Москве в 1655 г. талеры множества монетных дворов Западной Европы XVI-XVII вв. Название пришло в Россию вместе с монетой и трансформировалось из иохимсталер в короткое ефимок. Для разных видов талеров в России возникали частные названия («любский», «новый любский», «крыжовый», «плешивец», «одноногий» и др.), но все талеры для России, когда их еще не подчеканивали, собирательно были ефимками: это общее название любых высокопробных западных монет с весом в 28,5-29,0 г.

К XIX в. это старинное русское слово забылось и отмерло, а тем временем в раннем русском собирательстве именно оно прочно пристало к контрамаркированным в 1655 г. монетам и осталось за ними, несмотря на то, что в свое время у них было собственное официальное название – «ефимок с признаком», т. е. «с приметой». Этот-то «признак» — небольшое прямоугольное клеймо с датой «1655» и круглый оттиск штемпеля обыкновенной тогдашней копейки — допускал такие монеты с 1655 по 1659 гг. в законное обращение России в отличие от обыкновенных талеров, без «признаков». Совокупность собственных и «благоприобретенных» признаков делает ефимки одинаково интересными для западноевропейской и русской нумизматики, благодатным материалом для историка-исследователя и очень привлекательным для собирателей.

Изображение всадника с копьем и со знаком Мₒ под конем восходит к одному-единственному контрпунсону Московского денежного двора. Никакие отличия в аллюре коня, форме плаща всадника и в начертании знака-лигатуры совершенно невозможны. Надчеканки же с датой наносились несколькими штемпелями, отличными друг от друга.

Будучи памятниками кратковременного эпизода истории денег России середины ХVII в., ефимки наглядно и внушительно показывают вековую зависимость русского монетного дела от ввоза серебра из-за границы, причем в ХVI и ХVII вв. в основном в виде талеров. Неисчислимые массы их ввозились в Россию, чтобы превращаться там в проволоку для выделки похожих на рыбью чешую копеек, а в 1655 г. по случаю войны множество талеров без переплавки получило русские надчеканки, превратившие их в русские монеты, расходившиеся почти исключительно для содержания русских войск за государственной границей, существовавшей до 1654 г.

С середины 1950-х гг. работа над сводным каталогом ефимков велась в ОНГЭ, владеющем грандиозным их собранием, насчитывающим 455 экземпляров. Уже подготовлено к печати третье издание этого каталога, в котором, в отличие от прежних, зафиксировавших соответственно 986 и 1511 экземпляров, описывается уже около 1800 ефимков из коллекций советских и многих зарубежных музеев, а также частных коллекций. Учтены и монеты, изображенные или описанные в нумизматических публикациях — от изданий XVIII в. до современных аукционных каталогов.

Как появились русские ефимки?

В пределах самой Европы талер мало считался с государственными границами, участвуя в ХVII в. в обращении граничивших с Россией областей Польского государства — Украины и Белоруссии, а также Прибалтики. Но в самой России роль талера была только товарно-сырьевой, так как талеры были лучшим видом монетного металла из-за их высокопробности и устойчивого веса. Миллионы копеек — основного и высшего номинала очень бедной русской монетной системы, сложившейся в первой трети ХVI в., — выделывались из галерного сырья на денежных дворах Москвы, Новгорода и Пскова. Начавшись с нормы в 68 мг., серебряная копейка к концу XVII в. дошла до 28 мг., а в 1718 г. была уничтожена реформатором Петром I, ненавидевшим ее как символ экономической и технической отсталости России.

После Смутного времени, когда русская копейка впервые потеряла 1/4 своего нормального веса, московская оценка талера на многие десятилетия остановилась на 48-50 копейках за штуку. Эта оценка, как и прежняя — 36 копеек — не была ни случайной, ни произвольной: и в ХVI в. и позже она определялась соотношением веса талера и выходом из него копеек.

Клиентуру денежных дворов составляло почти исключительно русское купечество. Оно пользовалось обычаем, веками существовавшим на Руси (и именно ввиду отсутствия собственных разработок серебра) — чеканки монеты — за умеренную плату — из серебра-сырья владельца, что, однако, было совершенно недоступно для иностранцев. Таким образом, в течение долгого времени русскому купечеству была фактически передоверена обязанность пополнять новой монетой денежное обращение всей страны.

В ХVII в. максимум привоза серебра надолго переместился на Север и приходился на несколько летне-осенних месяцев навигации в Белом море. Около 1645 г. в Москве была прекращена ранее обязательная специальная очистительная плавка талеров, уменьшавшая вес идущего в передел металла, отчего копейки получили «ефимочную» пробу, выход на один ефимок достиг 64 копеек, а прибыль русских купцов и государства от переделки талеров в русские копейки поднялась. При этом для широких масс населения России талер оставался, в сущности, неведомым: настолько быстро уходили приобретаемые купечеством партии серебра на денежные дворы.

Поскольку организацией денежного обращения управляли непосредственные, «стихийные» интересы купечества, в копейки превращалось почти все поступавшее в страну серебро — независимо от потребности в них в каждый данный момент. В случаях же явной диспропорции между товарной массой и наличием свободной монеты, последняя уходила в сокровища, а государство не имело доступа к ней, не располагая также и достаточным собственным запасом серебра в виде талеров.

В 1648 г., когда на Украине запылало возглавлявшееся Богданом Хмельницким всенародное восстание казачества и закрепощенного крестьянства против политического и религиозного гнета, и когда выступление России в поддержку единокровного и единоверного народа Украины стало неизбежным в ближайшем будущем, потребовалась самая решительная перестройка русского денежного хозяйства. Нужно было создать русскую монету, которая была бы способна распространиться на Украине наравне с уже обращавшейся там иностранной монетой, ибо в предстоящем походе русской армии на территорию дружественного, ждавшего защиты и помощи братского народа, войска ни в чем не должны были испытывать нужды.

Для создания возможно крупного государственного запаса монетного металла решительная ломка старых порядков в русском денежном хозяйстве началась с окончательной ликвидации права свободной чеканки и провозглашении в 1649 г. исключительного права государства на приобретение всего ввозимого в страну серебра. Это позволило в начале 1650-х гг. ежегодно в годы вывоза хлеба через Архангельск заготавливать от 100 до 150 тысяч талеров. Но правительство вынуждено было принять на себя и заботу о чеканке, т. е. управление финансами страны.

Богатейшая топография русских монетных кладов XVIl в. свидетельствует, что на рубеже 1640-1650-х гг. население явно ожидало от правительства еще и указа о сдаче в казну всех частных запасов серебра: до середины XVII в. в тогдашних границах России нет не только кладов талеров, но и единичных их экземпляров среди захоранивавшихся массами копеек; зато к началу 1650-х гг. относятся несколько кладов одних только талеров с младшими монетами 1640-х гг. — в Москве и близ нее, в Новгороде и в Ярославле.

Подписанный в начале января 1654 г. Переяславский договор, узаконивший возвращение Украины в состав единого Русского государства, и новый «Малороссийский» титул царя, предопределил начало длительной войны с Польшей (1655-1667), усложненной еще и непредвиденной более короткой Русско-шведской войной (1656-1658). Но выполнение финансового плана 1648-1649 гг. уже отстало от сроков и хода событий, так как припасти серебро оказалось легче, чем соорудить и опробовать «молотовые снаряды» для механической чеканки больших монет вроде талера, серебряных и медных, силой падающей тяжести, а после — установить эти машины на отведенном для новой монетной чеканки Английском дворе (бывшее подворье Английской торговой компании). Новый монетный двор был пущен только в июне 1654 г. Указ от 8 мая предписывал ему начать переделку в рублевики и полуполтины 893620 талеров, а также и чеканку медных монет разных достоинств выше копейки. Из медных в настоящее время известны только полтинники, так как чеканить более мелкие номиналы оказалось не только технологически неудобным, но и экономически невыгодным.

Когда Английский двор выдал, наконец, свою первую продукцию — перечеканенные из кое-как забитых талеров серебряные рубли и полуполтины (угловатые обрубки разделенных начетверо талеров), а также медные полтинники размера талера, сразу несколько посылок с новыми монетами ушли «в полки» на Украину и Белоруссию, откуда это жалование в новой монете сразу же, однако, вернулось назад с объяснением, что «горожане тех денег брать не хотят». Рынок повсеместно отверг новые монеты, так как они были неполноценными и вводились, в сущности, по принудительному курсу.

Талер стал основной единицей монетной системы 1654 г., но в рублевике-талере с весом в 29 г., номинально равном 100 копейкам, серебра было фактически только на 64 копейки, а в полуполтине соответственно на 16 копеек из номинальных 25, т. е. правительство намеревалось предложить своему народу на время войны действительно неполноценные серебряные монеты и вовсе непостижимой ценности медные. Однако явно на временный характер новых денег, прежде всего, указывало сохранение в правах старой копейки, а в ряде случаев (денежное обращение Сибири; расчеты с иностранцами; взыскание недоимок) серебряная копейка признавалась единственным платежным средством.

Неудача с новыми монетами в армии и совершенно непреодолимые технические трудности перечеканки привели к свертыванию производства. А все запасы новых монет были в 1656-1657 гг. направлены во внутренние области страны: в Вятку, Илимский острог на Ангаре и другие места. Именно из сферы внутреннего обращения и дошли до нас сами эти монеты: полуполтины в значительном количестве, рублей — от 40 до 50 штук, редчайших медных полтин — до полутора десятков. К сожалению, ни один клад с теми, другими или третьими до настоящего времени не известен.

В начале 1655 г. (т. е. после 1 сентября 1654 г.) правительство убедилось, что неполноценный рубль в обращение не внедрить, и вернулось к единой метрологии старой серебряной копейки. Серебру в виде ефимков теперь отводилась роль «внешней» монеты специального назначения — для жалования войскам, находящимся за старой границей, причем на основе весового паритета с серебряной копейкой талер был наконец-то приравнен 64 копейкам.

В надчеканку пошли неизрасходованные талерные запасы 1649-1650 гг. — остаток от неудавшейся операции 1654 г., и вся новейшая закупка 1655 г., но уже не только архангелогородская, давшая в наш каталог нидерландские и брауншвейгские талеры даже 1655 г., но впервые и массовая заготовка на Украине, куда сразу же после воссоединения вместе с русскими купцами потянулись и «заготовители» Большой казны. Всего в 1655 г. московскую надчеканку получило от 800.000 до 1.000.000 талеров, выпущенных не менее, чем в 150 центрах Западной Европы за период от первой трети ХVI в. до 1655 г. включительно. Разумеется, лишь самая ничтожная часть их счастливо избегла обычной участи старой монеты и попала в коллекции, причем почти все — из кладов Украины и Белоруссии.

С конца 1655 г. для сферы внутреннего обращения стали выпускаться копейки, чеканенные на медной проволоке штемпелями серебряных копеек, того же веса и вида, и главное, с той же, что у серебряных, объявленной ценностью, т. е. с принудительным приравниванием курсу серебряных копеек. Из пуда меди копеек чеканили на 400 рублей, в то время как из пуда серебра только на 55 рублей. Производство медных копеек достигло невиданного размаха: кроме Английского и Кремлевского дворов за дело принялись также давно закрытые и заброшенные, но спешно восстановленные Новгородский и Псковский денежные дворы и монетный двор, специально открытый в шведской крепости Кукенойс, которой Россия владела в 1656-1659 гг.

Внутренний рынок сначала безропотно принял медные копейки, но через два года инфляция все же дала себя знать, вытеснив из обращения не пополняемый более запас серебряных копеек и непрерывно снижая курс медных, которые удержались в обращении до 1663 г.

В этих условиях необходимость избавиться от инфляции и вернуться к довоенному внутреннему денежному обращению серебра стала ясна уже в 1659 г. и правительство принялось выкупать русские ефимки как сырье для возвращения к чеканке старых серебряных копеек. Собственно говоря, ни одна из перемен 1654-1663 гг. и не исключала из внутреннего денежного обращения России серебряной копейки, у нее время от времени лишь появлялись различные спутники, которые рано или поздно «сходили с круга». Что касается Украины, вопрос о преодолении привычки ее населения к иноземной монете остался нерешенным. Таким образом, единственной удачей попытки русского правительства перестроить в середине ХVII в. денежное хозяйство страны явилось превращение монетной чеканки в государственную регалию.

Среди ефимков вовсе неизвестны французские экю. Граница «зоны будущих ефимков» за Рейном обегает провинцию Артуа Испанских Нидерландов; далее на Верхнем Рейне, минуя Эльзас со Страсбургом, аббатством Мурбах-Люр, городом Мец и другими владениями, она сворачивает на Восток за испанским владением Франш-Конте в Бургундии и оставляет слабый пунктир в Северной Италии. Итальянские талерро сочились в общее европейское обращение через Швейцарию с ее талерами и через Тироль. Обежав Тироль и Каринтию на Юге и прихватив Трансильванию, граница «зоны» устремляется вверх, к Балтийскому морю, охватывая Польшу с ее городами, приморские Ригу и Ревель и скандинавские государства.

Сохранилось, к сожалению, лишь описание единственной английской кроны 1624 г. с русскими надчеканками: в прошлом веке она находилась в коллекции Виленской библиотеки. Такую же редкость представляет единственная собственно испанская (мадридская) монета 1635 г. в 8 реалов с русскими надчеканками.

В ходе исследования выяснилась интереснейшая роль самых молодых монет последнего семилетия, включая и год самой надчеканки, когда в Москве создавался запас талеров.

Больше половины всех учтенных ефимков принадлежит чеканке трех наиболее мощных регионов, более всего насыщенной как новейшими монетами, так даже и монетами года русской надчеканки, т. е. 1655-го. Это Нидерландская республика, Испанские Нидерланды и Нижняя Саксония (соответственно 56,13%; 9,35% и 16,16%), но данные второй группы явно исказил запрет 1649 г. покупать «крыжовые» из-за понижения в них содержания серебра. Не будь его, соотношение было бы гораздо ближе к данным первой группы. После 1648 г. количество надчеканенных патагонов резко падает: среди брабантских их только 2,85%, в Турнэ — 12,7%, с тремя 1655 г. и только новейших патагонов Фландрии 40%, хотя и вовсе без монет 1655 г. В Москву молодые патагоны прорывались лишь случайно, по недосмотру. В группе Нижней Саксонии новейшие ефимки обеспечиваются лишь двумя линиями брауншвейгских талеров — 37% и 30%, да гамбургской (4%) и любекской (26,6%) чеканкой.

В группе Верхней Саксонии новейшие монеты представлены лишь собственно Саксонией (Альбертинской — 10%), одной из групп мансфельдской чеканки (тоже 10%), да единственной прусской монетой.

В группе Нижнего и Верхнего Рейна, Бургундии и Вестфалии резко выделяется наличием 24% новейших монет чеканка Франкфурта-на-Майне.

Южно-Германская группа (округа Франкония, Бавария и Швабия) совершенно свободна от новейших монет. Хронологически едины с ней и ефимки Швейцарии, Северной Италии, Австрии и Богемии: вся южная часть Западной Европы (без Балкан) по составу талерного обращения середины XVII в. единообразна и новейший экспорт монеты в Россию вовсе не питала.

Много новейшей монеты среди ефимков Венгрии (30,7%) и Польши (28,1%). Они во время войны попадали на Украину через посредничавшую в транзите Трансильванию.

Самый ранний по собственной дате монеты ефимок в каталоге — саксонский «клаппмютцеталер» курфюрста Фридриха с братьями — не позднее 1525 г. Еще полтора десятка монет чеканено до 1550 г. Всех ефимков XVII в. около 120 и доля их к 1580- 1590-м гг. возрастает, в основном, за счет Саксонии и Мансфельда. Эти монеты — реликты в европейском обращении середины ХVII в.

В количественном отношении для всей массы ефимков в целом наиболее значителен слой монет примерно с 1615 по конец 1630-х гг. Только среди риксдальдеров их меньше половины, тогда как во всех прочих группах они доминируют, а во многих на 1620-1630-х гг. ряды обрываются.

Расходование в течение четырех лет крупных масс ефимков на Украине и части Белоруссии, рынок которых хорошо знал талер, привело к неожиданному для местного населения перенасыщению обращения высокоценной крупной монетой и, естественно, к усиленному формированию сокровищ-кладов. Самая незначительная часть их время от времени по воле счастливого случая делалась достоянием нумизматики, и теперь служит свидетельством этого закономерного историко-экономического явления.

Наиболее хорошо фиксированный ряд кладов — это находки последней четверти XIX в. и начала ХХ в. — времени деятельности императорской Археологической комиссии. Конечно, находились такие клады и раньше — всюду, где ходил плуг или рылись в земле, но эти находки оставили по себе память только в богатейшем кладовом фольклоре Украины.

И.Г.Спасский 

«Нумизматика в Эрмитаже». Сборник научных трудов, Государственный Эрмитаж, Ленинград, 1987 г.