В XVIII столетии в России организация монетного производства шла своеобразным путем: недостаток производительности оборудования компенсировали расширением сети предприятий — таким образом казна получала необходимые наличные средства. Впрочем, иногда немудреные придворные «экономисты» предлагали увеличить число денег в обращении путем простой перечеканки, стоило только на штемпеле новой монеты проставить удвоенную цену! Даже Екатерина Вторая, высокообразованная государственная деятельница, в конце своего правления вынуждена была обратиться к такой практике, хотя именно она, при восшествии на престол, отменила перечеканку с удвоением номинала, начатую при ее предшественниках.
Характерно также такое явление, когда, при проведении столь масштабных монетных операций, обычным признавалось открытие временных предприятий, разбросанных в тех местах империи, где денежное обращение было интенсивным, но «штатные» монетные дворы находились на достаточном удалении, что затрудняло бесперебойное снабжение деньгами. Особенно богата в этом отношении вторая половина XVIII столетия, когда в помощь действующим монетным дворам в Петербурге, Москве и Екатеринбурге были заведены предприятия для чеканки медной монеты в Нижне-Сузунске на Алтае (1766), в Аннинске Томской губернии (1789) и в Фоедосии на Черном море (1787). К числу таких предприятий принадлежит и Сестрорецкий Монетный двор, созданный на базе оружейных заводов, находившихся в ведомстве Главной Канцелярии артиллерии и фортификации. Примечательно, что сырьем для монетного передела в Сестрорецке первоначально служила медь, «добываемая» от сплавки «всяких орудий и прочем, кроме достопамятных вещей», хранящихся на складах артиллерийской канцелярии. Оригинальная идея использовать многие тысячи пудов металла негодных и трофейных пушек для передела в монету принадлежа ла графу П. И. Шувалову, состоявшему в должности генерал-фельдцехмейстера, то есть начальника над всей артиллерией.
Предложение Шувалова довольно скоро нашло отклик в правительстве. После Сенатского указа о переделе медных пушек в монету на Сестрорецких оружейных заводах, состоявшегося в октябре 1756 года, последовал указ Монетной канцелярии от 4 ноября, которым предписывалось выделить необходимое количество оборудования и специалистов с Московского и Петербургского Монетных дворов для организации передела меди. Указ гласил о срочной высылке до середины декабря 1756 года «добрых и знающих каждый свою работу» мастеров: 46 человек из Москвы и 5 человек из столицы. Оборудование полностью должна была поставить Москва, как известно, являвшаяся одним из основных центров, наряду с Екатеринбургом, по чеканке медной монеты.
Однако, организация медного передела в Сестрорецке, или Сестербеке, как его еще называли, затянулась до весны 1757 года. Лишь 1 апреля вышел Сенатский указ об учреждении при вновь образованном Монетном дворе особой Конторы Монетной экспедиции, которая и должна была возглавить работы по чеканке монеты. Одновременно, вернее, четырьмя днями позднее, Именным указом было реализовано очередное предложение П. И. Шувалова, направленное на увеличение в денежном обращении медной монеты. Сетовал он на то, что вследствие бесконечных «реформ» с медной монетой, проводившихся особенно активно в годы правления Елизаветы Петровны, количество ее сильно уменьшилось, а между тем, по выражению Шувалова, эта монета «много обращается в коммерции». Для исправления этого положения П. И. Шувалов предлагал производить чеканку по новой — удвоенной монетной стопе, то есть на 16 рублей из пуда меди, вместо 8 рублей.
В общей сложности, в Сестрорецк было отпущено «во всяких орудиях и прочем» из Москвы и Петербурга около 8 тысяч пудов меди. Однако, передел в 1757-1758 годах составил всего 540,6 тысяч рублей, хотя этого сырья, как рассчитывал Шувалов, должно было хватить на чеканку более одного миллиона рублей медными монетами. Означенный миллион предполагалось использовать на поддержание в должном порядке артиллерийского парка империи, а впоследствии деньги от передела орудий поступали бы на благоустройство и содержание Инженерного и Артиллерийского Корпусов, образованных также по инициативе П. И. Шувалова. Этими операциями ведал специально учрежденный Артиллерийский Банк, пополнявший свою «кассу» все из того же источника — Монетного двора в Сестрорецке.
В первые годы работы продукция Сестрорецкого Монетного двора не имела своего особого знака, растворяясь в общей массе российских медных денег. Впрочем, как раз этот факт и служит отличительной особенностью сестрорецкого чекана, да еще, пожалуй, характерная цветовая гамма металла, являвшаяся следствием использования пушечной меди в качестве сырья. Как известно, орудия того времени изготавливались на основе красной (чистой) меди с добавлением различных «присадок», делающих металл более стойким. Примечательно, что в 1759 году Главная канцелярия артиллерии и фортификация потребовала вернуть ей «для литья орудий» 486 пудов меди, что и было исполнено. Как видно, проект Шувалова, выдвинутый им еще в мирное время, мало годился в период Семилетней войны! К тому же смерть Елизаветы Петровны и воцарение Петра III, благоволившего, если не сказать больше, всему, что относилось к Пруссии, вообще положили конец столь необычной монетной операции. Новый император повелел прекратить передел, чем спас немалое количество трофейных орудий, отбитых русским войсками на полях сражений.
В отличие от Петербургского Монетного двора, где использование водной энергии не получило применения, Сестрорецкий Монетный двор имел специально устроенный пруд (сохранившийся доныне) и плотину, посредством которых работали водяные мельницы и приводили в действие машины завода. Это значительно облегчало и ускоряло процесс монетного предела, хотя, как мы отметили выше, результаты его не были столь значительны, чтобы покрыть даже наипервейшие нужды артиллерийского ведомства. Кажется, основное препятствие заключалось как раз в том, чтобы вовремя обеспечить передел сырьем, то есть негодными орудиями, но именно этого и не было сделано, и мало-помалу деятельность Сестрорецкого Монетного двора затухала, а с 1759 года остановилась совсем.
Тем временем П. И. Шувалов засыпал Сенат новыми проектами, направленными на обеспечение дееспособности русской армии. К числу наиболее удачных, с его точки зрения, относится предложение, развернутое на нескольких десятках страниц, о приумножении российской монеты, которое граф Шувалов «счастие имел изобрести» осенью 1760 года. Заметим, что «изобретение» Шувалова не было оригинальным, а лишь логически проистекало из всего курса российской финансовой политики в правление императрицы Елизаветы Петровны. В частности, он предлагал перечеканить всю медную монету по новой стопе в 32 рубля из пуда меди, вместо 16-ти, что должно было принести казне значительный — около 16 млн. рублей — доход. Другой пункт — снижение пробы — «доброты» — в серебряной монете с 77 до 72, что также сулило немалые выгоды. Оба предложения, наряду с другими пунктами проекта, после длительных дебатов в Сенате были приняты, и Монетный двор в Сестрорецке возобновил свою деятельность, теперь уже в качестве одного из «штатных» предприятий по чеканке медной монеты. Простой в переделе, растянувшийся с 1759 по 1761 годы, потребовал даже ремонта плотины, пришедшей в негодность от весеннего половодья.
Петр Иванович Шувалов. Гравюра
К 1762 году, незадолго до смерти П. И. Шувалова, относится его последний проект «о сделании по рисункам медных кружков для рублевой, полтинной и двугривенной монеты». Как ни покажется парадоксальным, но бесконечные проекты, касающиеся чеканки меди, были направлены для искоренения зла, приносимого этой монетой денежному обращению, и конечной своей целью имели изъятие из оборота последней путем обмена на серебряную. Неудивительно, что ни одному из проектов не суждено было сбыться!
При Петре III Сестрорецкий монетный двор ненадолго возобновил работу: в 32-рублевое достоинство было пречеканено чуть более 150 тысяч рублей в 1762 году. С воцарением Екатерины II этот передел был остановлен, но в начале 1763 года последовал Сенатский указ о восстановительной перечеканке легковесной медной монеты в прежнее 16-рублевое достоинство на Монетных дворах Москвы, Екатеринбурга, Петербурга и Сестрорецка. По завершении перечеканки работа Сестрорецкого монетного двора вновь была остановлена.
Однако, уже в январе 1764 года в Сенате снова рассматривалось предложение о переделе оружейной меди в пятикопеечные монеты, «а как наперед сего из таковых же медных артиллерийских орудий дело медных денег производимо было в Сестербеке», то и принято было решение возобновить там Монетный двор. Так как количество негодных пушек весом своим значительно превышало последний опыт такого рода — почти 43 тысячи пудов — решено было укомплектовать штат Сестрорецкого Монетного двора в полном объеме, набрав чиновников и специалистов на здешних заводах (то есть на оружейных сестрорецких), а также на Монетных дворах Петербурга и Москвы. Оттуда же должно было поступить и не достающее оборудование. В общей сложности штат составил 170-180 человек, то есть приблизительно столько, сколько составлял в это время штат Петербургского Монетного двора. Beроятно, правительство намеревалось устроить, в дополнение столичному серебряному и золотому переделу, мощный передел меди.
Однако, это намерение так и не было осуществлено, так как сохранившиеся архивные документы показывают весьма незначительную сумму монетного передела, выразившуюся по результатам за 1763-1766 годы всего в 185.684 рубля. К сожалению, часть архивных дел Главной экспедиции передела медной монеты, хранившихся на Петербургском Монетном дворе, пострадала от наводнения 1824 года, и при передаче упраздненного Госархива в ведение Сенатского, в 1845 году, подверглась экспертизе. Проводивший разбор документов коллежский советник Автушкевич сделал заключение по поводу документов 1718-1785 гг., состоящих из переписки учреждений и ведомств Монетного департамента, сделал заключение, что «нельзя предположить, чтобы дела сии могли когда-либо послужить для справок»? Таким образом, об истинной сумме монетного передела и действительных сроках его проведения на сестрорецком Монетном дворе не представляется возможным высказать определенное мнение. Вопрос этот еще требует длительных архивных изыскании.
Но уже сейчас можно сказать, что перечеканка монеты в Сестрорецке должна была продолжаться вплоть до 1768 года, когда был обнародован указ об упразднении Главной экспедиции передела медной монеты, поскольку Сенат признал, что «легковесной монеты (на 32 рубля из пуда меди — С. М.) уже в народе остается немного». Но даже после этого указа перечеканка неоднократно производилась на штатных Монетных дворах — в Петербурге, Екатеринбурге и даже в Москве, где, как известно, монетное дело было свернуто в 1775-1776 годах.
5 копеек 1764 года. Сестрорецкий монетный двор
Косвенное подтверждение нашему предположению можно найти в очередной, и на этот раз последней, попытке осуществить выпуск полноценной медной монеты рублевого достоинства, безуспешно продолжавшейся в 1770-1778 гг. именно на Сестрорецком Монетном дворе. Этот пробный передел — как вы понимаете медные монеты рублевого, полтинного и двугривенного достоинств предлагал в свое время граф Шувалов — был результатом проекта президента Берг-коллегии, графа А. Е. Мусина-Пушкина — «для лучшего и удобнейшего хождения в народе медных денег».
Именной указ Сенату от от 16 февраля 1770 года предписывал учинить необходимые распоряжения о скорейшем начале выделки медных рублей, «как и прочая, нынешняя медная монета», то есть на 16 рублей из пуда; здесь же было определено, что эмиссия новых монет должна составлять третью часть всей медной эмиссии. Спустя три недели Сенат утвердил эскиз монеты, поданный при проекте Берг-коллегии и Монетного департамента, который (проектный эскиз) был «апробован» Екатериной: с гербом без щита (как в первом рисунке) на лицевой стороне, и на оборотной без слова «новая» в обозначении номинала. А спустя еще неделю Сенат указал президенту Берг-коллегии А. Е. Мусину-Пушкину и место производства опытных работ: видимо, чтобы не отвлекать другие, был избран для этой цели Сестрорецкий Монетный двор. Кроме того, в выборе монетного двора правительство учло опыты по чеканке полноценных медных денег в 1725-1727 годах , так называемых «екатеринбургских плат» (то есть плит), резонно признав благоразумным производить медный передел вблизи столицы, чтобы иметь возможность постоянного и действенного контроля за ходом работ, особо занимавших внимание императрицы.
Как и в прежние годы, возобновление монетного передела на Сестрорецких заводах, попеременно поступавших в ведомство то Главной канцелярии артиллерии и фортификации, то Берг-коллегии и Монетного департамента, потребовало некоторых перестроек и починок в цехах, приготовления нового оборудования и т. п., что заняло с лишком полгода! Окончание подготовительных работ поставило на очередь вопрос о назначении знающего и надежного чиновника, которому бы можно было доверить столь ответственное задание. По представлению Мусина-Пушкина, на котором тогда лежала обязанность таких назначений, Сенат утвердил на эту должность Ивана Маркова, характеризовавшегося президентом Берг-коллегии «за способного и исправного» чиновника, ранее не раз состоявшего вардейном при переделе серебра, золота и меди, как в Петербурге, так и в Нижне-Сузунске, «а ныне находящегося не у дел». С назначением И. Маркова, действительно, настоящего специалиста, обладавшего большими знаниями «до монетного дела касающихся наук», можно было надеяться на успех пробного передела. Поэтому, как только стала поступать от поставщиков пер вая медь, работы над «сестрорецким» рублем начались.
Опубликованные в «Корпусе русских монет» великого князя Георгия Михайловича фрагменты «сестрорецкого архива» позволяют в общих чертах проследить ход пробных работ, так и не завершившихся выпуском в обращение проектируемых полноценных медных денег. Весьма ярким документом, свидетельствующим о том, что уже спустя несколько лет, в конце 1773 года, деятельность пробного монетного передела в Сестрорецке практически была остановлена — является определение Сената на донесение нового президента Берг-коллегии, генерал-майора и кавалера, сенатора М. Ф. Соймонова, сменившего умершего в июне 1771 года А. Е. Мусина-Пушкина.
Сам факт смерти инициатора реформы многое значит: как неоднократно доказано всем ходом русской истории, какие-либо начинания и перемены тут же останавливались в случае смерти человека, их предлагавшего или руководившего ими. Так случилось и с «сестрорецкими» рублями. Первый этап их приготовления заканчивается в декабре 1770 года, когда из доставленной из Московской монетной экспедиции меди в количестве 756 с лишним пудов, были отлиты несколько «штыков» (то есть брусков) и из них на пилорамах конструкции самого Мусина-Пушкина, приводимых в дейстие водяной мельницей, с большим трудом были сделаны ч е ты ре (!) экземпляра рублей, два из которых оказались с трещинами после зачеканивания. Технические трудности, возникающие вследствие недоработки конструкции пильных машин, а также неожиданное препятствие от чрезмерно повышенного угара при сплавке меди уже тогда должны были стать непреодолимым тормозом в проведении работ. Первые сделанные образцы, доставленные в Сенат, вряд ли могли придать энтузиазма сторонникам продолжения передела: уж больно они были неказисты! Все это и случившаяся вскоре кончина А. Е. Мусина-Пушкина привело к остановке дела со второй половины 1771 года. И вот в ноябре 1773 года М. Ф. Соймонов, как президент Берг-коллегии и, следовательно, ответственное лицо за состояние монетного производства, будь оно пробное или регулярное, сознавая безвыходность положения в деле с «новой пробной монетой», вынужден обратиться в Сенат. Ссылался он на возникшие обстоятельства, что доставленная из Москвы медь оказалась негодной к переделу и дает большой угар при сплавке, а это, в свою очередь, ведет к увеличению затрат, сверх рассчитанных, на выплату задельных денег монетчикам, то есть к казенному убытку; намечавшиеся пробные плавки для определения истинного угара и перерасчета задельных денег сделаны не были «за смертию Мусина-Пушкина» кроме того, за два с лишним года из присланной меди большая часть была израсходована на изготовление листов на покрытие шпиля Петропавловского собора, да на нужды монетного передела и
Лаборатории разделения золота от серебра на Монетном дворе столицы; и хоть еще осталась медь, чтобы продолжать пробный передел, есть нужда усовершенствовать пильные механизмы, а также необходимость «угар меди освидетельствовать… и по мере того угару и обыкновенно платимых монетчикам заработных денег переправить» расчет — Саймонов, не решаясь взять на себя ответственность остановить или продолжить передел, просит Сенат испросить по данному вопросу высочайшего мнения.
Новодел «сестрорецкого рубля» 1771 года
Поскольку мнение Екатерины Второй, высказанное через генерал-прокурора Сената, выразилось в желании, «чтобы снова было приступлено к опытам тиснения медной рублевой монеты», М. Ф. Саймонов представил в Сенат подробный экстракт о состоянии дел на Сестрорецком Монетном дворе, (составленный бергмейстером Ф. Граматчиковым), в котором излагались причины, приведшие к остановке пробного передела. В чем же они заключались?
Исходя из первоначального расчета, передел должен был осуществляться на восьми пилорамах, в каждой из которых имелось по 25 пил. В день на этом оборудовании предполагалось переделывать до 759 пудов штыковой меди, из которой выходило бы от 10 до 12 тыс. рублевых кружков, годных к чеканке. Мусин-Пушкин, кажется, являвшийся автором нехитрой конструкции для распила штыков, предполагал таким образом в течение 200 дней приготовить до 2 млн. рублей (!), что, конечно, было весьма заманчиво для расстроенной казны Российской империи.
Однако, в работе пилорамы «повели» себя совсем не так, как предполагал изобретатель! Ф. Граматчиков отмечал в своем экстракте, что «при сем действии (пилорам — С. М.) почти ежеминутные встречаются затруднения и остановки». К числу наиболее серьезных недостатков он относит невозможность продолжительного действия механизма, так как пилы от трения сильно разогреваются, вследствие чего их закалка «отходит»: зубья скоро стираются, а сами полотна лопаются, «а от слабости оных (пил — С. М) и кружки монеты выходят кривобокие».
Чтобы как-то исправить положение, приходилось смазывать трущиеся детали дегтем, отчего в помещении «превеликий чад и загореться могут» не помогало и приспособление, подводящее к пилорамам воду, постоянно льющуюся на распиливаемые штыки: пилы все равно лопались, станки приходилось часто останавливать для за мены их. В результате удавалось распилить в сутки всего до 12 штыков (!!!) на одной пилораме, из которых выходило 288 «кривобоких» кружков; таким образом, за сутки такой работы получалось, по новому расчету, 2304 кружка, вместо ожидаемых 10-12 тысяч, к тому же и эти кружки «в настоящий повеленный вес приводить никак не можно, разве что в ручную, что казне очень дорого стоить будет»
Федор Граматчиков отметил еще одно непредвиденное обстоятельство: «А притом и заработная плата, как монетчикам, так и работникам, в рассуждении здешнего места (имеется в виду обычная для Сестрорецких заводов плата — С. М.), весьма мала, ибо и при здешнем монетном дворе вольные работники плату получают за готовым хлебом и харчом от 60-ти до 70-ти копеек в неделю, а с собственным содержанием никогда простого работника в здешнем городе меньше 25 копеек на день нанять нельзя. Почему и положенную передельную плату, не упоминая других мелочных бываемых при том расходах, 11 ¾ копейки пуд считать никак не можно».
Таким образом, получалось, что оплата 156 работников, состоящих при 8 пилорамах, по минимальной 25-копеечной ставке в день, со всеми другими затратами на передел и с потерями от угара меди, удорожала «задельные деньги» в девять раз — до 106 копеек за пуд меди. Но и этот лишний расход был бы малозаметен и терпим для казны в том случае, если бы удалось запустить в действие все пилорамы: передел 146 пудов приносил бы ежедневно 2304 рубля при затраченных при этом 154 рублях 76 копейках; то есть доходы почти в 15 раз превышали расходы. Однако Граматчиков со всей откровенностью делает вывод: «Но как сего сделать никак нельзя, то при употреблении не больше двух пил на каждом установе (станке — С. М.], полагая к тому частые остановки для необходимо нужных поправок, передельная цена меди далеко уже и превзойтить может (вновь рассчитанную — С. М.)».
Вопрос, касающийся производства денег, был принят Сенатом как важное и срочное дело и тотчас доложен императрице, а через несколько дней, 29 января 1774 года, генерал-прокурор Сената A.A. Вяземский объявил решение Екатерины II по этому делу.
Так как представленная в расчетах Граматчикова передельная цена «никоим образом не может» удовлетворять казенный интерес, то следует М. Ф. Соймонову лично «свидетельствовать те машины», и «что если он найдет оные машины ко употреблению в самом действии неудобными и сопряженными либо с опасностью людей (какая трогательная забота о мастеровых! — С. М.) при оных употребляемых, либо с издержками, превосходимыми иногда самую ожидаемую прибыль, то в таком случае приискал (бы — С. М.) он средства, каким образом такие машины сделать удобнейшими», то есть безопасными для рабочих и выгодными для казны. А о результатах донес в Правительствующий Сенат.
Быстрая реакция Сената и скорый ответ Екатерины Второй вполне объяснимы: война с Турцией подходила к своему завершению в Кучук-Кайнарджи, а войны, как известно, требуют немало денег. Вероятно, потеряв надежду на быстрое получение прибыли от сестрорецкого передела, правительство предприняло попытку обеспечить нормальное денежное обращение путем чеканки «местных» денег с тем, чтобы русские войска не могли испытывать недостатка в мелкой медной монете. Привилегия на выделку русско-молдаво-валахской монеты, в конце концов, попала в руки к предприимчивому барону Гартенбергу. В своем имении Садогура он организовал Монетный двор; сырьем для чеканки снова стала пушечная медь, и барон, практически бесконтрольно со стороны казны и военного командования русских войск, проводил монетный передел, не забывая и о собственной выгоде.
Между тем опыты и «свидетельствования» в Сестрорецке непростительно затягивались: вероятно, участники и руководители этого пробного передела окончательно подходили к выводу о невозможности чеканки такой крупной монеты имеющимися способами и механизмами. Об этом свидетельствует донесение Соймонова, рассмотренное Сенатом 23 ноября 1776 года в котором президент Берг-коллегии предлагал для облегчения чеканки увеличить диаметр и уменьшить толщину монетных заготовок. Перед тем, как прийти к такому решению, был испробован способ изготовления кружков путем отливки их в «обыкновенных опоках» (то есть земляных формах). Но в опоках кружки выходили «не только не гладки, но имея еще на краях …не малые закраины» (заусеницы), и их приходилось обтачивать, пре)«де чем передавать на гурчение и чеканку. Соймонов отмечал в докладе, что при этом способе «столько хлопот выйдет и время на то употребится», что издержанные на это расходы большую часть обыкновенной от передела прибыли извлекут и в полагаемое количество монет (наряд в 2 млн. рублей —С. М.) ни шестой доли в годичное время сделать возможно не будет».
Однако, президент Берг-коллегии не отступал и, «следуя повелениям Правительствующего Сената старался и еще сыскивать к делу оной (монеты — С. М.) способы». Тогда и родился последний проект, по которому предлагалось изготовить специальные из ложницы — то есть металлические формы (наподобие применявшихся в монетном деле), в которых можно будет отливать медь в доски, которые затем плющить до определенной толщины («не больше половины дюйма»), и из них на прорезных станах вырубать заготовки, «равно как и мелкую монету». Соответственно, при этом способе диаметр монет значительно увеличивался, но это позволяло, наконец, начать производство массового передела и тем самым выполнить заказ, данный казной и императрицей. Но так как для постройки мощных прорезных станов потребуется много времени и средств, то М. Ф. Соймонов испрашивал на то разрешение Сената: не распорядится ли последний о «приготовлений для начала одного пробного стана?»
Несмотря на доводы и резоны, приведенные в донесении М. Ф. Соймонова, Сенат, кажется, не внял просьбе, оставив ее без внимания. Несмотря на доводы и резоны, приведенные в донесении М. Ф. Соймонова, Сенат, кажется, не внял просьбе, оставив ее без внимания. Во всяком случае, документы, которые одобряли или отвергали бы данное предложение, не известны исследователям. Почти два года спустя, в конце октября 1778 года, Екатерина Вторая повелела именным сенатским указом приостановить пробные работы на Сестрорецком Монетном дворе впредь до особого распоряжения. Особое же распоряжение последовало в августе следующего, 1779 года: «за ветхостию сего Монетного двора» передать все механизмы, материалы и сами «фабрики» (то есть цеха) под ведомство Артиллерийской Канцелярии «для надобности Сестрорецким оружейным заводам». Таким образом, Екатерина Вторая, являвшаяся инициатором этой реформы, задуманной ею, как можно предположить, не без оглядки на своего великого предшественника на троне Петра I, также пытавшегося в свое время (1725-1727) внедрить в оборот полноценную медную монету, сама поставила точку в этом, затянувшемся на целое десятилетие, переделе.
Сестрорецкий Монетный двор прекратил свое существование, оставив современникам и потомкам немногим более десятка подлинных медных рублей, которые ныне хранятся в нумизматических коллекциях крупных музеев, напоминая о неудавшемся эксперименте. Следует отметить, что, на наш взгляд, все-таки не технические трудности были причиной закрытия пробного передела: оснащение и технико-технологические возможности заводов в Сестрорецке вполне позволяли привести в исполнение задуманное мероприятие по каждому из трех предложенных проектов. Однако, все три проекта предполагали значительные казенные издержки, вернее, влекли их за собой, с которыми правительство, да и сами руководители пробного передела не могли мириться. Нельзя забывать также, что проект выпуска «сестрорецких рублей», как они позднее стали называться коллекционерами, был связан с эмиссией бумажных денег — ассигнаций, набиравшей с каждым годом обороты. Только за период с 1769 по 1775 годы в обращение было выброшено более 12.7 млн. рублей ассигнациями — во столько обошлась России война с Typцией, тогда как эмиссия полновесных медных рублей намечалась всего лишь в 2 миллиона. С течением времени правительство пришло к выводу о бесполезности этой затеи: поняв, что в ближайшем времени регулярный чекан медных рублей наладить не удастся, и, следовательно, использовать их в качестве покрытия растущей эмиссии ассигнаций тоже не представляется возможным, решено было прекратить все работы, на которые и так было затрачено немало средств. Сестрорецкий передел вошел в историю русских финансов как примечательный факт, свидетельствующий о преемственности правительственной политики в этой области. В отечественной нумизматике этот случай и вовсе знаменателен: многие десятилетия спустя, в XIX веке, в кладовых Петербургского Монетного двора будут найдены штемпели сестрорецкого рубля, и докучливые коллекционеры добьются разрешения на выпуск новодельных монет, пополняя свои собрания удивительным экспонатом, смысл и причины выпуска которого впоследствии раскроются в томе «Корпуса русских монет» Георгия Михайловича, посвященного екатерининскому правлению.
Новодел «сестрорецкого рубля» 1771 года. Вид сбоку
ЛИТЕРАТУРА, ИСТОЧНИКИ:
1. Георгий Михайлович, вел. кн. Монеты царствований императрицы Елизаветы I и императора Петра III. Том 1. СПб. 1896
2. Он же. Монеты царствования императрицы Екатерины II. Том 2. СПб. 1894.
3. Спасский И. Г. Русская монетная система. Л. 1970.
4. Он же. Сестрорецкие рубли. (1770-1778 г.г.) — // Труды Государственного Эрмитажа. Том XII. // Л. 1971.
5. РГИА (в Санкт-Петербурге). Фонд 37. (Департамент горных и соляных дел). Опись 22. Дело № 100.
М. Смирнов. Газета для коллекционеров «Старая монета «, выпуск № 8