Непривлекательную особенность монетного фонда русской нумизматики и своеобразное явление в истории русского собирательства составляют так называемые новоделы — подобия преимущественно редких русских монет, изготовлявшиеся в течение не менее полутораста лет по заказам желающих на монетных дворах страны. Подвергаясь со временем некоторым ограничениям, это странное производство сохранялось по 1890 г., когда было окончательно запрещено в результате протестов со стороны собирателей.
Новоделы — особый вид поддельной коллекционной монеты. Клиент монетного двора, пополнивший свою коллекцию новоделом, знал, за что платил, но при дальнейшем движении монеты из рук в руки различие между «честным» новоделом и «бесчестным» фальсификатом исчезало: и то и другое могло выдаваться и приниматься за подлинную, порой редкую и высокоценную монету. Главное же заключается в том, что лишь ничтожная часть подобной продукции монетных дворов, будучи полным повторением оригиналов, сохраняет познавательную ценность. Все остальное имеет в лучшем случае отклонения от оригинальных монет (в металле, весе, гуртовке), а чаще всего является грубейшим искажением их типа.
Даже фальшивые монеты представляют собою определенное явление денежного обращения и потому не безразличны нумизматике. Некоторые виды поддельной серебряной монеты веками безотказно поглощались обращением России (поддельные «новгородки» конца XV в., копейки шведских оккупантов начала XVII в.). Массовая контрабандная переброска поддельной медной монеты из Польши была, можно сказать, стимулятором частых перемен в чеканке медной. Рискованное ремесло «домашних» фальшивомонетчиков XVIII и XIX вв., которые подбрасывали на рынок убогие имитации серебряных и золотых монет, ориентируясь на беспросветную крестьянскую темноту, были постоянным предметом беспокойства правительства и иногда вызывали изменения типа монеты: такова причина замены в 1895 г. гуртовой надписи рубчиками на серебряных четвертаках; их золотили и сбывали за империалы.
Ценные и содержательные памятники истории денежного хозяйства оставили тайные государственные выпуски иноземной монеты, знакомые и России («лобанчики» XVIII-XIX вв., турецкое серебро начала XIX в.).
Нумизматика не может игнорировать народные монетовидные украшения: просверленные монеты выпадают из обращения, но представляют собою сокровище, хотя и не тайное, как клад, а выставляемое напоказ. На Балканах, в некоторых славянских областях девушки-невесты украшали себя даже бумажными деньгами. Известно, что «мордовки» Поволжья — примитивные подражания допетровским копеечкам — принимали на себя роль местных денег и исправно уходили в клады! В данном случае правильнее говорить об имитации, а не о подделке.
Среди всех «ненастоящих» монет, с которыми может иметь дело нумизматика, самые ненастоящие-антикварные подделки и новоделы: они не «бывшие деньги», а лишь призрачные подобия их, порожденные собирательской страстью, и могут представлять интерес лишь для истории собирательства. Но, хотя бы во избежание неприятных ошибок и огорчений, знать кое-что о них следует и работнику музея, и собирателю-любителю. В нумизматических коллекциях нашей страны новоделы оставили основательный осадок, тем более ощутимый, что множество из них уже оказывается итогом «сотрудничества» монетных дворов и профессиональных фальсификаторов. Недаром при ограничении этой чеканки около 1840 г. и при полном ее запрещении причиной называлось то, что торговцы подделками превращают Монетный двор в своего «сообщника».
Статью сопровождают 5 таблиц с образцами наиболее типичных новоделов, для некоторых приводятся и оригиналы.
Монетные штемпели — громоздкое хозяйство, требующее места, внимания и ухода. Монетный двор мог позволить себе оставить для удовлетворения заказов ограниченное количество образцов устаревших штемпелей, но хранить весь гуртильный инструмент (оборудование для нанесения на кромку разных по размеру монет узора, надписей и т. д.) не было никакой возможности. Для тиснения новоделов во многих случаях пользовались более или менее подходящими кружками-вырубками, которые вовсе не гуртились. Столь частая на новоделах монет XVIII — начала XIX в. примитивная косая или прямая насечка, а порою и более сложная отделка гурта, нередко была уже делом торговцев.
Новодельные монеты не обойдены вниманием в известных руководствах для собирателей X. Гиля и его последователей, как и в многотомном издании «Русские монеты», но эта литература почти не содержит каких-либо исторических справок и, в особенности, оценки новоделов по существу. Только А. А. Ильин, говоря о сомнительных монетах-уникумах Петровского времени, очень глухо выразил свое отношение к ним: «Среди их есть такие, вопрос о подлинности или более позднейшей чеканке которых никогда не получит окончательного разрешения по неимению для того надлежащих данных»1.
Сравнительно немногие новоделы точно определяются благодаря дошедшим до нас документам; часть образцов сохраняет такие веские «улики», как следы трещины на одном из штемпелей или тронувшей их ржавчины и несоответствие металла (или его пробы) номиналу. Проще всего обнаруживаются «вольности» в гуртовке и в комбинациях разнородных штемпелей одного размера; так, например, использовались для чеканки рублей штемпели наградных медалей; вполне очевидна природа екатеринбургских поздних повторений старинных образцов. Но множество монет оставлялось составителями описаний «в сомнении». Особенно часто подводят новоделы зарубежных исследователей и публикаторов русских монет.
Представления о том, что называть новоделом, крайне расплывчаты. А. К. Маркову, ведавшему в Эрмитаже русскими монетами до А. А. Ильина, принадлежит определение: «Новодел — так называется монета, отчеканенная для собирателей старым штемпелем, служившим для выбивания в прошлые века монет, экземпляры которых стали редкими»2. Таким образом, огромное большинство рассматриваемых изделий монетных дворов он оставляет за бортом. Даже если игнорировать отсутствие правильного гурта на монетах, то и тогда предлагаемое определение не охватит и десятой доли эрмитажного собрания новоделов.
Среди коллекционеров для части новоделов принято выражение «новоштемпельная монета». Им пользуются кому как нравится: и петербургские рубли Алексея Михайловича, и екатеринбургская медь с заново резанных штемпелей — все это чеканено «новыми штемпелями», как и вообще все чеканенные фальшивыми штемпелями антикварные подделки. Много ли общего между столь разными монетами?
Слово «новодел» в его широком значении уже шагнуло из русского языка в нумизматическую терминологию Запада и Америки: русские монеты на зарубежном рынке в моде, а новоделы даже начинают там собирать как редкости особого рода, причем новодел понимается как не совсем настоящая, но, безусловно, коллекционная монета.
Для характеристики уровня научных представлений о новоделах в не столь далеком прошлом можно указать, что составлявшийся в Эрмитаже после 1900 г. многотомный каталог собрания русских монет с 1725 г., при наличии значительной части отмеченной выше литературы, вобрал в свой строй все новоделы, по большей части даже не оговаривая это. Только после 1921 г., когда хранителем стал А. А. Ильин, они были удалены из всех разделов основного собрания и ушли на пополнение коллекции новоделов И. И. Толстого. Последняя была частью огромного собрания, принесенного в дар Эрмитажу в 1917 г., и впервые в русской нумизматике была создана Толстым после приобретения им собрания Ф. Ф. Шуберта, необыкновенно богатого новоделами, подделками, гальванокопиями и т. п. Ильин составил каталог, включающий в настоящее время 1044 монеты. Имея в виду наибольшее удобство при обращении к этому каталогу и самой коллекции в справочных целях, он не ограничился только продукцией монетных дворов и объединил любые поддельные монеты, лишь бы они были исполнены в технике чеканки.
Начало производства новоделов русских монет неразрывно связано с Петербургским монетным двором и таится, видимо, в первой половине XVIII в., как можно думать, где-то около 1738 г., когда он окончательно водворился в Петропавловской крепости3. Расцвет (чтобы не сказать «разгул») этого производства относится к периоду царствования Екатерины II, когда еще сравнительно немногочисленных серьезных собирателей, руководствовавшихся искренним влечением, на время оттесняет в тень пестрая толпа высокопоставленных «собирателей поневоле». В «лучших домах» столицы по велению моды и хорошего тона становилось обязательным иметь пышно обставленную библиотеку, а в ней непременно какие-нибудь древности — если не мраморы, то хотя бы коллекцию «медалей», т. е. монет и медалей (слово монета тогда звучало как-то грубо, «неблагородно»). Не такой уж редкостью было, когда картины требующегося размера подбирались по дешевке на толчке, книги-по высоте корешка, а уж с «медалями» было бы совсем скверно, если бы не Монетный двор!
На возникновение фабрикации новоделов самое непосредственное и прямое влияние оказали коммеморативные медали: изготовление их сохраненными штемпелями по заказам началось, вероятно, еще в самом начале XVIII в. в Москве, лишь только были отчеканены первые медали на Кадашевском монетном дворе в Замоскворечье. С конца XVIII в. Монетный двор время от времени уже выпускал проспекты-ценники; не затронуло такие заказы и распоряжение 1890 г.4
К 1724 г., когда исполнилась давняя мечта Петра иметь монетный двор под рукой, в Петербурге, московскими медальерами за четверть века была создана значительная коллекция штемпельных пар для медалей, увековечивавших важнейшие события царствования Петра. За первые четыре года работы Монетного двора в Петербурге эта коллекция пополнилась несколькими новыми сюжетами. Нет сомнения, что в 1724 г. в Петербург была доставлена вся коллекция медальных штемпелей: только столичному двору надлежало готовить под присмотром царя новые и чеканить понадобившиеся старые медали! В 1728 г. Монетный двор вслед за покинувшим Петербург царским двором перебазировался в Москву. В ближайшие годы медаль влачила жалкое существование, но остается фактом, что в начале 1738 г., сразу после возобновления работы Монетного двора в Петербурге, все собрание штемпелей находилось там, и им занимался И. А. Шлаттер, который к началу 1740 г. закончил составление каталога, включавшего рисунки, описание и истолкование 58 сюжетов имевшихся штемпелей. Рукопись предполагалось публиковать, и это мотивировалось тем соображением, что книга будет способствовать увеличению заказов на чеканку медалей5. Сохранившиеся списки этого труда (на русском и немецком языках) свидетельствуют, что читатели у него были.
Сама смерть Петра могла послужить первым толчком к усиленному собиранию вещественных памятников его царствования; общественное сознание ощущало его значимость для будущего страны, а довольно обильные медали представляли своего рода готовую летопись в образах и изречениях. Заметное оживление собирательства русских нумизматических памятников в 1730-х гг. засвидетельствовано сохранившимся в нескольких экземплярах старейшим русским рукописным альбомом рисунков монет и медалей с их толкованием, немного опередившим каталог Шлаттера. В нем названо довольно большое число владельцев лучших «кабинетов», т. е. коллекций, Петербурга6. Не случайно, что во второй половине века почти для всех старых петровских медалей пришлось возобновлять штемпели: прежние из-за постоянного употребления выходили из строя.
Вследствие неоднократных возобновлений штемпелей росло количество разновидностей медалей в пределах одних и тех же сюжетов и увеличивалась возможность создавать «гибридные» медали, комбинируя старые и новые или взятые из разных пар штемпели. Заказы исполнялись по желанию в любых металлах, от золота до олова. — Именно рост интереса к Петровскому времени и мог повести к началу чеканки сохранившимися штемпелями, кроме медалей, еще и монет, тем более, что в то время лишь часть нумизматического наследия Петра оставалась в обращении — в основном золото (дукаты и двухруб-левики); ранние рублевики были редки, а медь успела несколько раз обновиться. Опыт, сложившийся при изготовлении «заказных» медалей, — использование штемпелей до полной негодности и замена после этого вновь вырезаемыми, «гибридизация» — сознательное перемешивание штемпелей лицевых и оборотных сторон от разных медалей, вольности с выбором металла и т. д. — все это со временем делается ощутимым и в производстве новоделов-монет. «Естественное» возникновение их представляется так: чеканка сперва старыми штемпелями, а когда они разбивались, штемпелями-копиями.
Во второй половине XVIII в. Монетный двор умножил запас медальных сюжетов: после временного охлаждения царского двора к медали в 30-40-х гг. снова исправно выпускались новые медали, славившие «деяния» императрицы, а специально созданные «Медальные комитеты» передавали для исполнения проекты «ретроспективных» медалей на обойденные в прошлом темы; создавались, кроме того, две громадные серии — портреты князей и царей, начиная с Рюрика, и «историческая». Однако петровская тема оставалась вне конкуренции; ее-то и стремились пополнять «Комитеты»7.
Понимания принципиального отличия монет от медалей тогда не существовало; в собирательстве оно вызрело очень поздно (даже в Эрмитаже медали, традиционно возглавлявшие в коллекциях годовые группы монет, отделились в самостоятельное собрание лишь в последней четверти XIX в.!). Все было «medaille» и рассматривалось как памятники тех или других царствований; отсюда и классификация «по царям». Эта нераздельность облегчала «естественное» появление идеи о правомочности изготовления заново монетных штемпелей, когда собиратель находил, что монет не мешало бы добавить.
В медалях для показных «кабинетов» недостатка не было, но тем беднее выглядели рядом русские монеты: вполне «приличных», т. е. не уступающих европейским, круглых, правильной чеканки было удручающе мало: ведь после Петра, покончившего с чеканкой монеты на проволоке, сменилось только шестое царствование, да и то, одного из них как бы и не было! Шлаттер счастливо вовремя закончил свой каталог накануне смерти Анны Иоанновны, но выпущенная в память этого события медаль из-за упоминания в ней злосчастного Иоанна Антоновича вскоре разыскивалась властями по всей стране и уничтожалась как самая злая крамола; таким же преследованиям подвергались и портретные монеты Иоанна. Каталогизаторам второй половины века приходилось обходить это царствование…
Окончательно изгнанные из обращения в 1750-х гг., старые проволочные копеечки были не в чести (их не жаловал, правду сказать, и сам Петр); древнейшие монеты XV и XIV вв. были также «неизящны». Никакого значения не имело то, что в это же самое время в тиши Кунсткамеры Академии наук развертывалась вдохновленная Ломоносовым захватывающе интересная работа А. И. Богданова по научной систематизации древнейших русских монет, начиная с серебра Дмитрия Донского. Серьезные собиратели и ученые спешили обзавестись списками богдановского каталога, но в хоромах знати не место было наглядному свидетельству о недавнем «варварстве»8: язык не повернулся бы назвать серебряную чешуйку «medaille».
В освещении прошлого России медали достигали отдаленнейших рубежей: например, в сочиненной самой Екатериной «исторической серии» только событиям, предшествовавшим крещению Руси, отводилось до сотни сюжетов! А коротенькая, не охватывавшая и столетия, цепочка монет рядом с ними никуда не годилась. Подавало какие-то надежды лишь то, что в Кунсткамере и в немногих частных коллекциях уже имелось небольшое число довольно аккуратных и достаточно репрезентативных монет XVII в.- одиночные и кратные червонцы Михаила Федоровича, Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, серебряные рубль и полуполтина 1654 г. (полтина еще не была известна) и ефимки 1655 г. (талеры XVI-XVII вв. разных стран с русской надчеканкой); от времени регентства царевны Софьи уцелели ее наградные золотые разных достоинств за Крымские походы 1687 и 1689 гг., сохранились и редчайшие жалованные петровские золотые начала века, впоследствии прозванные «крестильными»9. Но разве таких редкостей, известных по одной-две штуки, на всех желающих напасешься? Однако выход был найден — можно было не ждать новых счастливых находок.
Монетный двор получил задание по предоставленным оригиналам изготовить набор штемпелей для чеканки подобных редкостей и пополнить его «улучшенными» штемпелями мелких монет, т. е. копеечек и денежек, тех же правителей. В подлиннике они тогда никакой редкости не составляли, но их стали чеканить на слегка овальных, вполне правильной формы пластинках: если еще делать их золотыми вместо серебряных, получалось совсем пристойно! Таким образом охватывалась уже история всей династии. Конечно, чтобы осуществить эту затею, требовалась изрядная доля таившегося за блеском двора Екатерины деятельного и ни с чем не считавшегося невежества. Самым смелым из всей серии был ефимок: для него отлично изготовили штемпели нидерландского патагона.
Существует возможность определить подбор новоделов, выпускавшихся в Петербурге в конце 1780 -начале 1790-х гг. В библиотеке отдела нумизматики Эрмитажа хранится редкое издание XVIII в. в виде переплетенных вместе трех тетрадей, озаглавленных «Собрание медалей на славныя в России деяний», «Собрание партретов великих князей и государей российских» и «Собрание монет российских», без указания места и года издания. По всей вероятности, это первый дошедший до нас проспект Монетного двора на изделия для коллекционеров, выпущенный, судя по дате позднейшей медали, не ранее 1789 г. В XIX в. подобные проспекты выпускались неоднократно, но уже только на медали10. Список монет очень лаконичен и даже не всегда называет номиналы, но почти для каждого наименования в эрмитажном собрании новоделов имеются соответствующие монеты. Он начинается с монет Михаила Федоровича; вероятно, из соображений «такта» в нем не названы золотые копейки Владислава — было бы непристойно открывать ими список. Следует отметить отсутствие упоминаний о серебряных двухрублевиках Петра I 1722 г. и Екатерины I 1726 г. Их штемпели либо были уже разбиты, либо оставались в неизвестности. Нет и хорошо известных новоделов обоих бородовых знаков 1705 г. и 1725 г.
Ниже приводится полный текст списка с необходимыми уточнениями (упорядочена изредка нарушаемая в списке последовательность дат выпуска монет).
«Монеты. Царя Михаилы Федоровича. 1-4 — золотая (четыре червонца, червонец, 1/2 червонца, 7в червонца. — И. С); 5-10 — серебреная, копейка (со знаками М, МО, М, МОСКВА, НРП, ПС; их же штемпелями чеканились более крупные «алтыны». — И. С).
Царя Алексея Михайловича. 14, 15 — серебреной рубль 7162 года, серебреная полуполтина 7162 года; 11-серебреная иностранная, на которой ударен герб московский 1655 года (ефимок. — И. С); 13 — серебреная (вероятно, «гривенник» с изображением, подобным имеющемуся на рубле. — И. С); 12 — серебреная копейка; 16-20 — медная (алтыны и копейки без знака и с Μ, НС, П под конем или у плеча всадника.- И. С).
Царя Феодора Алексеевича. 21, 22 — золотая (двойной червонец, червонец. — И. С); 23-25 — серебреная (копейки, знаки М и Μ, денга. — И. С.).
Государя и великого князя Иоанна Алексеевича. 26 — золотая (копейка.- И. С); 27-29 — серебреная (копейка, знаки М, М и денга.- и.о. Царей Иоанна… Петра… и царевны Софии… 30-32 (четыре червонца, червонец, 1/2 червонца. — И. С).
Государя… Петра Великого. 33, 34, 40, 41-серебреная (алтыны без дат.- И. С); 35, 36-серебреная 7205, 7207 года (алтыны с датами.- И. С); 37 — серебреная копейка 7207 года; 42 — …гривенник 1701 года; 43 — …десять денег 1701 года; 45, 46 — …полтина, полуполтинник 1702 года; 47-51 — .. .полтинник, полуполтинник, гривенник, десять денег, алтын 1704 года; 52-55-…рубль, полтинник, полуполтинник, гривна 1705 года; 57 — серебреная 1706 года (тынф. — И. С); 58 — серебреная копейка 1706 года; 59-61 — …рубль, полтинник, полуполтинник 1707 года; 62 — серебреная 1708 года (тынф. — И. С); 63 — …гривна 1709 года; 64, 68, 65 — полтина, пять копеек, алтын 1712 года; 66-71 -… полуполтинник, гривенник, алтын, копейки (круглые. — И. С.) 1713 года; 72 — медная копейка 1713 года; 73-75 — золотой двойной червонец, серебреные пять копеек, копейка 1714 года; 76-78 — …гривенник, алтынник, копейка 1718 года; 79 — …гривенник 1719 года; 81 — …рубль 1720 года; 80 — золотой двухрублевик 1722 года; 82 — …рубль 1723 года; 83-85 — …рубль со звездою, рубль, полтинник 1725 года.
…Екатерины Алексеевны. 86-90 — золотой двухрублевый червонец, серебреной рубль, полтина, полуполтина, медные пять копеек 1726 года.
…Петра II. 91, 93, 94 — золотой двухрублевик …полтинник, медные пять копеек 1727 года; 92, 95 — . . .рубль, медная копейка 1728 года.
…Анны Иоанновны. 96 — серебреной гривенник 1731 года; 97 — рубль 1732 года; 98 — медная полушка 1735 года; 99 — золотой червонец
1738 года; 100-102 — …полтинник, полуполтинник, медная деньга 1739 года.
…Елисаветъ Петровны. 104 — серебреной гривенник 1745 года; 106-медная деньга 1748 года; 108, 103 — золотой двойной червонец, серебреной рубль 1751 года; 109, 107 — золотой одинакой червонец, серебреная полуполтина 1753 года; 111, 105, ПО — золотой червонец, серебреной полтинник, медная копейка 1755 года; 112, 114, 116, 126 — золотой империал, полуимпериал, двухрублевик, полтинник, серебреная полливонеза .. .пятикопеешник 1756 года; 118 — серебреной ливонез, четверть ливонеза, двухгрошевик, медной пятикопеешник, грошевик, копейка, деньга, полушка 1757 года; 115 — золотой рублевик 1758 года.
…Екатерины Алексеевны II. 127, 128 — золотой империал, полуимпериал 1762 года; 129, 148 — золотой червонец, медная копейка 1763 года, 130-135 — сибирской медной гривенник, пятикопеешник, двухкопееш-ник, копейка, деньга, полушка 1764 года (образцовые монеты Петербургского монетного двора. — И. С); 150 — медная полушка 1769 года; 149 — медная деньга 1771 года; 147 — медной двухкопеешник 1776 года; 136 — золотой полтинник 1777 года; 139 — сребреная полтина 1778 года; 137 — золотой рублевик 1779 года; 138 — серебреной рубль 1780 года; 140-143 — полуполтина, двадцатикопеешник, пятиалтынник, гривенник, медной пятикопеешник 1781 года; 145 — полуимпериал 1782 года, империал 1783 года».
Из более ранних монет в набор попали сравнительно немногие. Копеечки Владислава понадобились, может быть, потому, что их можно было «поддержать» его красивыми польскими медалями. Такие же основания были для изготовления «улучшенных» копеек Лжедмитрия, так как в распоряжение Монетного двора могли быть предоставлены подлинные штемпели его «рубля». Их вырезали когда-то в Польше для чеканки медалей-донативов (скорее всего, португалов — золотых в 10 дукатов) отправлявшегося походом в Московию претендента-авантюриста для предстоящих пожалований в войске или после вступления на «отеческий» престол.
Не освещенные исследователем этой медали11 обстоятельства прихода ее штемпелей в Россию излагаются Я. Я. Рейхелем, Ф. Ф. Шубертом и всего подробнее в записках Г. И. Лисенко (1784-1842), известного петербургского собирателя. Обнаружил эти штемпели в Кракове и увез в Москву Петр I, отдавший их в Оружейную палату. По подсказке придворного Екатерины II — А. Л. Нарышкина — штемпели вытребовали в Петербург и дали на Монетный двор отчеканить несколько «рублей» для царицы и ее приближенных. Позже по приказу Павла они были переданы из Кабинета Монетному двору в постоянное пользование. Начинавший свою карьеру чиновника с 1806 г. на Монетном дворе, Лисенко застал их там с уже расколотым гербовым штемпелем и сам обзавелся чеканенным с этим дефектом экземпляром, а в 1811 г. медальер Шилов должен был вырезать новый штемпель, который вышел из строя еще быстрее12. По сохранившимся медалям известно несколько разновидностей обоих штемпелей. (Кое-кто из собирателей до сих пор предпочитает именовать эту польскую медаль рублем Лжедмитрия.)
Записки Лисенко зафиксировали еще один, кажется довольно распространенный в XVIII и начале XIX в., способ пополнения коллекций новоделами. За скромную плату Лисенко получил от знакомого мастерового Монетного двора «пугачевский рубль» — чеканку на обычном серебряном рублевом кружке средней частью огромных штемпелей сестро-рецкого медного рубля 1771 г. История чеканки самих этих рублей, производившейся полулегальным образом не ранее второй половины 1840-х гг., остается неясной и, может быть, намеренно запутанной13. По всей вероятности, именно таким способом, обращаясь к мастеровым Монетного двора, легче всего было обзаводиться самыми замысловатыми гибридами, вроде сочетания обыкновенного александровского рубля с его же портретным пробным штемпелем и т. п. Очень богата новоделами XVIII и первой половины XIX в. коллекция Ф. Ф. Шуберта. Комментарий X. X. Гиля к его каталогу отмечает их во множестве14.
Вероятно, и у московских коллекционеров XVIII в. также имелась возможность на месте пополнять свои коллекции новоделами. Известен документ 1788 г., свидетельствующий, что на Московском монетном дворе хранились 32 штуки «ветхих штемпелей разных старинных монет для обучения учеников»15. Вполне понятно, что и серьезные собиратели не отказывались от приобретения новоделов любых видов. Так, например, коллекция генерал-прокурора А. А. Вяземского, считавшаяся одной из лучших в Петербурге, в 1776 г. пополнилась двойным подбором «древней и нынешней российской золотой, серебряной и медной монеты» на сумму 173 рубля 63 копейки16. Дата заказа очень существенна для истории новоделов екатерининского времени.
Как ни удивительно, первенство в производстве поддельных нумизматических древностей в России принадлежало не антикварам, как обычно бывает, а двору Екатерины II! Новоделы появились в русских коллекциях за добрые полстолетия до того, как в двери богатых коллекционеров Петербурга и Москвы стали стучаться «торгаши» (разносчики монет) с фальшивым товаром. Деятельность их хорошо освещена в записках Г. И. Лисенко. Антиквары наверстали свое в первой половине XIX в., после выхода в 1834 г. первого иллюстрированного каталога русских монет XIV-XV вв. Иллюстрации послужили точкой опоры. И вскоре фальсификаторы развернулись вовсю и стали создавать и собственные «типы»17. Угрожающий рост активности антикварной торговли, черпавшей «товар» и на Монетном дворе, отчасти ускорил конец государственной фабрикации «древностей».
По свидетельству Я. Рейхеля, который присутствовал при уничтожении фальшивых штемпелей18, а скорее всего, как признанный специалист-нумизмат и медальер сам производил отбор их около 1840 г., эта операция производилась «по высочайшему повелению», чтобы прекратить продажу антикварами новоделов за подлинные монеты. Но Николай I, возможно, впервые заинтересовался «подделками» Монетного двора еще в 1835 г., в связи с завещанием А. А. Аракчеева, пожелавшего отдать из библиотеки Грузина Новгородскому кадетскому корпусу нумизматическую коллекцию. При передаче в ней оказалось (кроме медных монет) 148 позолоченных и 606 посеребренных монет «от начала тиснения их по царствование императора Павла». В результате произведенного по приказу Николая I следствия выяснилось, что коллекция именно в таком исполнении «под натуру» была заказана самим Аракчеевым в 1824 г., безропотно выполнена Монетным двором и отправлена в Грузино, но Александр I, узнав об этом из отчета министра финансов, распорядился повторить весь заказ в золоте и серебре как подарок «без лести преданному»19. (Об этих монетах завещание не упоминало.)
Объем уничтоженной Монетным двором коллекции штемпелей можно отчасти представить по разделу рейхелевского каталога «Fal-schungen» (см. также «бородовые знаки», № 4554, 4553)20 и по приведенному выше списку XVIII в.
Каталоги Рейхеля и Шуберта вызывают раздумья относительно одного из новоделов рубля Алексея Михайловича: отметив вариант «без рукава» и «с рукавом»21, они не упоминают разновидность, в настоящее время встречающуюся не реже и примечательную в том отношении, что ее автор в наибольшей мере сумел преодолеть сухость манеры профессионального медальера и приблизиться к духу оригинала. Когда и где она увидела свет? Может быть, это явление такого же рода, как чеканенный явно не на Монетном дворе поддельный рубль царевны Софьи с царевичами22. Новоделам рублей Алексея Михайловича посвящены статьи Д. И. Прозоровского, который упорно видел в них подлинные монеты, а после знакомства с экземплярами, сохранившими гуртовые надписи перечеканенных рублевиков XVIII в., все еще защищал подлинность самих штемпелей23.
После пересмотра штемпелей в Петербурге допускалась уже только выделка новоделов подлинными старыми штемпелями, но нельзя поручиться, что в число признанных достойными сохранения не затесались и какие-либо из старых копий XVIII в. Кроме того, здесь могло по-прежнему иметь место и выполнение «индивидуальных заказов» мастеровыми. Нечего и надеяться выяснить все виды подобных работ; лишь благодаря случайному упоминанию А. А. Ильина известно, например, что вел. кн. Георгий Михайлович, посетивший Екатеринбургский монетный двор в год его закрытия (1876), вывез оттуда разные штемпели, в том числе указанного года в 1/2 и 1/4 копейки, и «частным образом» отчеканил ими монеты в Петербурге24. Завершая характеристику деятельности Петербургского монетного двора в интересующей нас области, отметим еще один вид русских монет XIX-XX вв., которые изготовлялись исключительно для коллекционных целей и остаются где-то у грани подлинности.
Примерно с середины XIX в. Петербургский монетный двор, обязанный доставлять в Эрмитаж образцы своей чеканки, принял за обыкновение готовить их в «улучшенном исполнении»: переведенные с обычного маточника штемпели для этой чеканки подвергались полировке, благодаря чему монеты выходили из пресса со сверкающим фоном. Только в отдельные годы об этом забывали, и музей получал монеты в их нормальных рабочих «мундирах». Однако полированные штемпели хорошо известны и весьма ценящим их коллекционерам, а в собрании Эрмитажа имеется несколько комплектов «полированной» медной монеты второй половины XIX в., уложенной в специальные футляры вроде пеналов с выдвижными крышками и круглыми гнездами; они происходят из известной частной коллекции и позволяют признать, что, готовя образцы для Эрмитажа, Монетный двор делал впрок еще какое-то количество комплектов для снабжения особенно разборчивых коллекционеров. Назвать такие «эстетские» монеты ненастоящими так же трудно, как и утверждать, что они неотделимы от подлинных.
Своеобразный характер имело производство новоделов на втором по значению и длительности существования монетном дворе-Екатеринбургском, специальностью которого была медная монета. Оно началось значительно позже, чем в Петербурге, — только в 1840 г., а ранее, несомненно, и не практиковалось, так как периферийным монетным дворам вменялось в обязанность уничтожать штемпели, как только они становились ненужными.
В 1840 г. Министерство финансов, вероятно, позабыв об уничтожении штемпелей, предписало изготовить коллекцию монет, чеканившихся в Сибири с 1757 по 1840 г. включительно, и Екатеринбургский монетный двор покорно изготовил заново все требовавшиеся штемпели по имевшимся образцам подлинной монеты, отчеканил все требуемое и немедленно уничтожил штемпели! (Из брошюры Гиля известно, что заказ в Министерство поступил от вел. кн. Марии Николаевны, супруги герцога Лейхтенбергского.)
Екатеринбургские новоделы чеканились с соблюдением всех требований, непременно на более или менее правильно гурченых кружках, однако это не означает, что они повторяли все мелкие особенности оригинальных, т. е. подлинных, годовых выпусков. Такая задача и не ставилась, достаточно было, чтобы монеты соответствовали некогда узаконенному указом типу. Также не видел Монетный двор необходимости повторять в точности годовые наборы номиналов. Для каждого года были приготовлены штемпели всех номиналов! Поэтому среди отправленных в Петербург образцов оказалось немало монет с такими сочетаниями даты и достоинства, какие в подлиннике не существуют. (Штемпели серебряных сибирских монет 1764 г. в 20, 15 и 10 копеек были изготовлены одновременно с пробными медными сибирскими 1764 г. и никогда Петербург не покидали.)
В 1856 г. Министерству снова потребовалась коллекция, на этот раз начинающаяся уже с 1726 г., т. е. со второго года чеканки плат. Снова вырезывалось огромное количество штемпелей, при этом Монетный двор, не располагавший столь старыми образцами монет, испросил разрешение воспользоваться в случае отсутствия оригиналов рисунками в труде С. И. Шодуара. Тут уже было не до гуртов. В Петербург отправили 1740 монет; по труду Шодуара воспроизвели монеты, в Екатеринбурге не чеканившиеся (пробные монеты 1740 г., монеты для Молдавии и др.), а поскольку рисунки на таблицах Шодуара далеки от совершенства, и на штемпели они перешли не в лучшем виде.
На этот раз начальство предусмотрительно распорядилось штемпели не уничтожать, и они, действительно, еще раз пригодились: в 1870 г. ими было отчеканено четыре коллекции такого же состава, как в 1856 г., для Всероссийской мануфактурной выставки в Петербурге25. Однако можно не сомневаться, что новыми штемпелями выполнялись и заказы для частных лиц, о чем свидетельствует обилие чеканенных в Екатеринбурге новоделов плат всех сортов. Они опознаются с первого взгляда по прокатанному, а не кованому металлу, по опиленным боковым граням и по надписям, шрифт которых немыслим для первой четверти XVIII в. Как указывалось выше, самые последние по датам новоделы монет Екатеринбургского монетного двора (1/2 и 1/4 копейки 1876 г.) чеканились уже в Петербурге.
Взаимосвязь и аналогии, наблюдаемые между производством медалей и монет-новоделов на Петербургском монетном дворе, позволяют сделать вывод о том, что применение в любое время имеющихся старых штемпелей для чеканки или воспроизведение последних в случае утраты перенесли из медального дела в производство новоделов-монет. На монету смотрели, главным образом, как на памятник деятельности того или иного государя, и ее денежная сущность признавалась несущественной. А памятники, как известно, воздвигаются в любое время, когда это находят уместным. Поэтому в Петербурге (правда, уже во второй половине XVIII в.) так усердно проектировались и изготовлялись ретроспективные медали — «памятники».
Естественно, возникает вопрос: а не распространилась ли подобная «ретроспекция» еще в XVIII в. и на монеты? Подобное желание пополнить существующий подбор старинных подлинных монет придуманной «монетой-памятником», явно «недостающей» в нем, казалось бы, могло возникнуть. Именно в таком плане вопрос о некоторых сомнительных редкостях, несущих даты царствования Петра I, недавно поставлен в статье В. А. Дурова. Автор доказывает, что хорошо известные денги (полукопеечные монеты) 1700 г. с латинскими легендами (именно их имел в виду А. А. Ильин в приведенном выше высказывании) являются первыми русскими «новоштемпельными» монетами26.
Непосредственный повод для создания этих монет В. А. Дуров видит в выходе в свет в 1739 г. ставшего вскоре популярным в России труда X. Ф. Вебера, упомянувшего об отрицательном отношении Петра к предложению помещать на русских монетах латинские надписи27. Существование единственной петровской золотой монеты с латинскими легендами на обеих сторонах могло как-то поддерживать инициатора этой чеканки. То обстоятельство, что на денге латынь присутствует только на одной стороне, делало бы возможным предположение о том, что в чеканке соединили сохранившиеся «архивные» штемпели со специально изготовленными: к мысли о такой «гибридизации» невольно обращает искусственность сочетания двух языков без всякой видимой причины. Но и исполнение русских штемпелей способно вызывать сомнение, как и необычное противопоставление сторон обеих монет ( ↑ ↓ тогда как у всех монет 1700 г. ↑ ↓ ).
В. А. Дуров усматривает возможное время изготовления исследованных им монет годами управления Петербургским монетным двором X. Ф. Миниха (1740-1742), увлекавшегося нумизматикой. Действительно, только к этому времени могут относиться медные пробные монеты с портретами Анны Иоанновны (и Иоанна Антоновича), точно датируемые одним из проектов Миниха. Такой же иллюстрацией или «пробой» к еще одному его проекту являются известные крестовые пятаки с надчеканкой в одном или двух углах креста28. Портрет Петра на «латинском» штемпеле довольно близок манере И. Лефкена — фактически единственного и не очень талантливого медальера тех лет; назвать медальера с подобной «рукой» для 1700 г. трудно.
Первым владельцем обеих рассматриваемых монет был П. И. Мусин-Пушкин, коллекция которого, конфискованная в 1740 г., влилась в собрание Кунсткамеры. (В принадлежащем Эрмитажу рукописном каталоге последней имеются соответствующие пометки)29. Мусин-Пушкин участвовал в управлении Московским монетным двором после временного закрытия Петербургского в 1727 г. (Остатки коллекции Миниха еще в начале XIX в. находились в Петербурге в частных руках.) Terminus ante quern дает для обеих монет впервые упоминающий их первый печатный каталог русских монет30— каталог Кунсткамеры, но точно так же и terminus post quern ставят, по сути, и отмечавшиеся выше особенности истории Петербургского монетного двора, нормальная работа которого возобновилась в 1738 г. и после этого уже не прерывалась. Петербург был бы наиболее бесспорным местом возникновения «иллюстраций» к труду Вебера. Но и причастность первого известного владельца обеих монет к Московскому монетному двору как раз в то время, когда он на десяток лет вернулся к положению главного, не следует упускать из виду.
Чеканка меди в Москве в 1700 г. на первом Медном монетном дворе, снаряжавшемся в величайшей спешке к новому, да еще «круглому» (1700!) году, как свидетельствуют скупые упоминания И. Т. Посошкова31, совсем не располагала к сочинению «прожектов», да еще столь несоответствующих весьма напряженной обстановке в связи с необходимостью преодолеть отвращение народных масс к меди32.
Из аргументации В. А. Дурова в пользу позднего (после 1721 г.) создания обеих монет можно отклонить присутствие в титуле слова impe-rator; его не обязательно воспринимать как «император». Ведь только так можно перевести на латынь (imperare — повелевать) постоянно присутствующее в легендах ранних петровских денег и копеек слово «повелитель». Кроме того, к осторожности в окончательном решении склоняет уникальность обеих монет, для новоделов в сущности противопоказанная. Между тем, именно таковы пришедшие в Эрмитаж из Кунсткамеры редкие пробные медные монеты Петра I и большая серия (к сожалению, не сохранившихся, но зафиксированных рисованными таблицами XVIII в.) пробных медных монет Петра II 1727 и 1728 гг., о которых достоверно известно, что представленные В. Н. Татищевым, они рассматривались в январе 1728 г. Верховным тайным советом33.
Новоделы русских монет, чеканенные до 1890 г., по их специфическим особенностям можно разделить на следующие группы, памятуя при этом, что общим и непременным признаком для всех новоделов остается изготовление их на монетных дворах: 1 — монеты, чеканенные сохранившимися подлинными штемпелями данного монетного двора; 2 — монеты, чеканенные штемпелями-повторениями вышедших из строя «местных» штемпелей; 3- монеты, в которых заново вырезанные штемпели данного монетного двора представляют сочетания даты и номинала, на подлинных монетах невозможные; 4 — повторения монет, на данном монетном дворе не чеканившихся; 5 — «гибридные» сочетания штемпелей от разных пар; 6 — «додуманные» монеты, в подлиннике не существовавшие.
В заключение вернемся к вопросу о наиболее поздних «новоделах» совсем особого и далекого от рассмотренных выше рода. Они упоминались в статье, рассматривавшей чеканку последних лет царской России34. Там утверждалось, что в 1915 г. Петроградским монетным двором было отчеканено 600 рублевиков с обозначением именно этого года и что после дочеканки в 1916 г. 300 экземпляров гангутского рубля 1914 г. на Монетном дворе вплоть до полного прекращения его работы в 1918 г. и демонтажа оборудования не чеканилась ни одна рублевая монета. Одновременно высказывалось опирающееся на рекламные каталоги СФА (Советской филателистической ассоциации) соображение, что около 1927 г. для нее чеканилось некоторое количество рублей 1915 г. и ган-гутских 1914 г. в различном исполнении (обыкновенные, полированные и «зеркальные»)35. Такими потребностями объясняется и производившаяся в мае 1927 г. чеканка сохранившимися штемпелями всех разновидностей медной пробной монеты 1916 г.36
Статья вызвала многочисленные отклики, исходившие от собирателей, живущих на Дальнем Востоке; они дружно доказывали, что в их местах рубль 1915 г. совсем не редок и встречается у старожилов во многих экземплярах в одних руках, а поэтому сомневались в точности названного в статье количества отчеканенных монет. Однако для 1915 — начала 1918 г. оно безупречно, так как обосновано производственными рапортами Передела (монетного цеха), составлявшимися ежедневно после упаковки выделанной монеты. Если не верить таким документам, то каким же материалам верить? Само собой разумеется, что никакая чеканка вообще не была возможна с начала 1918 г. по вторую половину 1921 г., когда на восстановленном Монетном дворе начали чеканку советской монеты.
Однако и сообщавшиеся в письмах факты требуют удовлетворительного объяснения, поскольку версии, выдвигавшиеся в них и даже в газетных статьях, серьезной критики не выдерживают (легенды о «золотом эшелоне» или чеканке полноценной русской монеты японскими оккупантами!)37. Нельзя не согласиться, что обилие рублей 1915 г. в Дальневосточном Приморье объяснить одним только фактом продажи этой монеты в течение нескольких лет магазинами СФА довольно трудно.
Хорошо известно, что с момента провозглашения Дальневосточной республики в начале 1920 г. (т. е. за полтора года до восстановления в Петрограде Монетного двора) Советское правительство, признавшее Республику 14 мая 1920 г., сразу стало оказывать ей разностороннюю помощь, включая, в частности, финансовую38. Вполне понятно, что в конкретной обстановке Дальнего Востока того времени последняя могла осуществляться в основном в полноценной монете царской чеканки. Было не до нумизматических тонкостей, и невостребованные в 1915 г. заказчиком — Военным ведомством — и сданные Монетным двором в Казначейство мешки с 600 добротными рублевиками, вместе с другой имевшейся в запасе монетой, вполне могли уйти в распоряжение правительства Дальневосточной республики и осесть в местном обращении.
Если это так, то подлинными приходится признать полированный экземпляр, полученный Эрмитажем для коллекции в 1915 г., да монеты, находящиеся теперь в коллекциях дальневосточных собирателей, а нумизматическое наследие СФА можно относить к «новоделам», хотя и совершенно неотличимым от подлинной монеты.
Обращение СФА к заказу именно на рубль 1915 г. и на гангутский рубль 1914 г. вполне объяснимо, поскольку о их своевременной чеканке знали собиратели в стране и за границей, а между тем ни у кого их не было. Такой же коммерческий интерес представляла и пробная медь 1916 г., а СФА ориентировалась не только на внутренний антикварный рынок, но и на международный.
Что касается гангутского рубля, то платежное использование этой «медальной монеты» исключалось и отношение к ней в государственном хранении было иным. Вполне вероятно, что основная масса 30-тысячного тиража 1914 г. прекратила существование в начале 1920-х гг., послужив сырьем для Монетного двора. В таком случае количество существующих подлинников этой монеты должно исчисляться примерно 135-150 экземплярами, разошедшимися по рукам в год чеканки. В 1916 г., чтобы не быть в долгу перед Казначейством, Монетный двор дочеканил эту убыль и обеспечил себе запас в 165 штук — для возможных просителей. Количество «новоделов», изготовленных для СФА, едва ли было велико.
Ссылки:
1) Ильин А. Русские монеты. Медная монета с 1700-1725 г. Петра I. Пг. 1918, с. 4.
2) Новодел.- Энцикл. словарь, Брокгауз и Эфрон. Кн. 41 (т. 21), 1897, с. 278. Подобного мнения придерживался и С. И. Чижов. Он предлагал монеты, выполненные новыми штемпелями, назвать «в отличие от фальшивых частной работы, копиями, изготовленными на монетном дворе» (Чижов С. И. Бородовые знаки.- ТМНО, 1905, т. 3, с. 248). Стоит отметить, что в каталогах, которые вел сам А. К. Марков, термин «новодел» употребляется в самом широком смысле. Так называл он, например, чеканенные в Петербурге турецкие куруши.
3) Спасский И. Г. Петербургский монетный двор от возникновения до начала XIX в. Л., 1949, с. 14.
4) Последний проспект с ценником: Смирнов В. П. Каталог русских медалей. Спб., 1908.
5) Щукина Е. С. Медальерное искусство в России XVIII в. Л., 1962; Щукина Е. С. Медали.- В кн.: Памятники, с. 119-142.
6) Спасский И. Г. Очерки по истории русской нумизматики.- «Труды ГИМ», 1955, вып. 25 (Нумизматический сборник, ч. 1), с. 39-41, 43-45, 49, 51, 54, табл. 7-12.
7) Иверсен. Деяния Петра; Стахович А. А. Комментарий к «Медалям надеяния имп. Петра Великого» Ю. Б. Иверсена. Париж, 1958; Щукина Е. С. Медальерное искусство в России…, с. 69-81.
8) Спасский И. Г. Очерки. .., с. 55-77.
9) Спасский И. Г. «Золотые»- воинские награды в допетровской Руси.- ТГЭ, 1961, т. 4, с. 111-113, 119, 125-128, 132, табл. 2-6; Спасский И. Г. Талеры в русском денежном обращении 1654-1659 годов. Сводный каталог ефимков. Л., 1960.
10) Список медалям С. Петербургского монетного двора, находящимся в продаже у комиссионера Департамента горных и соляных дел А. Прево у Полицейского моста в доме Голландской церкви в Санктпетербурге. Спб., 1841; Каталог медалей приготовляемых в Санктпетербургском монетном дворе с обозначением продажной цены. СПб., 1868 (изд. 2-е – того же года). См. так же примечание 4.
11) Карзинкин А. А. О медалях царя Дмитрия Ивановича.-ТМНО, 1898, т. 1.
12) Die Reichelsche Munzsammlung…, Т. 1, 1842, S. 23, Nr. 570; Monnales et medailles russes d’apres I’etat donne par le cabinet da general d’infanterie T. F. Schubert a Saint-Petersboarg, lere partie. (Monnales), Leipsic, 1858, p. 83, № 720, 721; Спасский И. Г. Очерки…, с. 42, примечание.
13) Спасский И. Г. Сестрорецкие рубли (1770-1778).-ТГЭ, 1971, т. 12.
14) Ch. Giel, Quelques remarques sur la collection Schubert, St. Petersbourg, 1880.
15) Георгий Михайлович, вел. кн. Монеты царствования ими. Екатерины II, т. 1. Спб., 1894, док. № 351.
16) Там же, док. № 248.
17) Чертков А. Д. Описание древних русских монет. М., 1834; Гагарин Ф. О подделке русских монет.- ЗАНО, 1849, т. 1; Спасский И. Г. Очерки…, с. 89.
18) Гуттен-Чапский Э. К. Удельные, великокняжеские и царские деньги древней Руси. Спб., 1875, с. 180, примечание.
19) Георгий Михайлович, вел. кн. Монеты царствования ими. Николая I. Спб., 1890, док. № 126-129.
20) Die Reichelsche Miinzsammlung…, Т. 1, S. 408.
21) Ibid, Nr. 4568, 4569.
22) Серебряный рубль царевны Софьи с царевичами, получивший известность как подлинная монета благодаря роману А. Толстого «Петр Первый», в 1857 г. был впервые опубликован в атласе Шуберта: Monnales russes des derniers trots siecles, depuis le Czar Joan Wasiliewicz Groznyi jusqu’a Vempereur Alexandre II, 1547-1855, par le general T. F. de Schubert, Leipsic, 1857, pi. 4, но в 1843 г. этой монеты у Шуберта не было (см.: Описание русских монет и медалей собрания генерал-лейтенанта Ф. Ф. Шуберта, ч. 1. Спб., 1843), и, скорее всего, она еще и не существовала.
23) ИРАО, 1863, т. 5, с. 358, 383.
24) Пометка А. А. Ильина в рукописи каталога.
25) Деммени М. Г. К истории Екатеринбургского монетного двора.- ТМНО, 1898, т. 1; Ш оду ар С. Обозрение русских денег и иностранных монет, употреблявшихся в России с древних времен. Собрание изображений. Спб., 1837.
26) Дуров В. А. Медные монеты Петра I с латинскими легендами.- Нумизматический сборник, 1971, ч. 4, вып. 1.
27) Ch. F. Weber, Das veranderte Russland, Bd. 2, Hannover, 1739, S. 177.
28) Брикнер А. Материалы для истории финансов в России. Пятикопеечники 1723-1756 гг. Спб., 1867, с. 59, 61-62.
29) Рукопись «Ревизия, учиненная в 1768 г. находящимся при императорской Кунсткамере золотым, серебряным и прочим драгоценным вещам, также и всему Минцкабинету с приложением краткого перечня и вновь сочиненного обстоятельного Каталога российским деньгам, монетам и медалиям», л. 33 (в каталоге).
30) Musei imperialis Petropolitani, vol. II, pars III (Nummi ruthentcl), Petropoli, 1745.
31) Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951, с. 203.
32) Спасский И. Г. Русская монетная система. Изд. 4-е. Л., 1970, с. 26-31, 139, 143-149.
33) Спасский И. Г. Очерки…, с. 67-69, табл. 15; Сб. РИО, Спб., 1891, т. 79, с. 58, № 35: «Потом впущен и советник Татищев; и объявили медным копейкам новые штемпеля, из которых один апробован: с крестом и с российской надписью». (Московский экземпляр портретной латиноязычной денги, признаваемой В. А. Дуровым поздней подделкой, по всей вероятности, инспирирован червонцем 1702 г.)
34) Спасский И. Г. Несколько замечаний по поводу русской монетной чеканки 1914-1917 гг.-НиС, 1968, т. 3, с. 147-148.
35) Там же.
36) Книга поступлений отдела нумизматики 44а, № 628, 16 мая 1928 г. Пробные бронзовые монеты 1916 г., все варианты.
37) Спасский И. Г. Несколько замечаний…, с. 144.
38) Атлас 3. В. Социалистическая денежная система. Проблемы социалистического преобразования и развития денежной системы СССР. М., 1969, с. 118-119, 204.
И.Г. Спасский. «Прошлое нашей Родины в памятниках нумизматики». Ленинград, 1977 г.